Ехал в троллейбусе  майским утром.  Было хорошо.
Так бывает хорошо только после пяти дней алко-марафона. Позади  нервная ночь с блядями.  Они сами сняли меня в кабаке,  я  на память  обоссал  им входные двери и обувь в тамбуре. Остальное  смутно, смутно.
Деньги  нашлись, начал с пива.
Ну, а пиво начертало на карте дня дальнейший алгоритм.
И вот,  еду в троллейбусе, не мытый  примерно вечность, на мне грязное бельё,  шлейф изо рта, выцветший взгляд свежего трупа. На голове укладка. Кроме парикмахерской, успел побывать с утра  в косметическом салоне, где почистили лицо. Оставил  там всё до копейки. Теперь я упоительно красив; с модельной причёской и чистой до синевы заточкой.  Вокруг меня ореол и свободное пространство. Если пить долго и правильно, реальность преломляется. Тогда, среди прочего, кажется, что всем есть до тебя дело. Периферийным зрением ты отмечаешь желтоватые  любопытные пятна - это лица людей. Они полыхают, они плавают где-то по бокам от тебя в сером воздухе. На тебя пялятся с интересом, отмечают твой внутренний мир, и не обращают внимания на битые джинсы,  порванные кеды и грязные ногти. Только внутренний мир, блядь.

Молоденькие парикмахерши сверлили меня глазами, грациозно выгибали спинки, быстро передвигались по залу, толкаясь острыми плечиками, демонстративно прыскали в кулачки, обкладывали меня флажками, а я втыкал  в окно.
Вот он, тот самый пятачок, на перекрёстке двух  центральных улиц,  где ссорясь с женой, я разбил об тротуар бутылку шампанского.  Пенное пятно брызнуло стрелами, звезда из шампанского на голливудском бульваре.
Я был в хлам. Люди шарахнулись в стороны, а она, изрешетив меня напоследок боевым отборным матом, ушла.

Я стригусь, смотрю в окно на этот пятак. Мне насрать. На меня пялятся  тёлки. Эти животные маткой, наверное, чуют флюиды беды и порока, от меня разит этим дерьмом на километр. Их тянет на огонь. Вчера  имел сразу двоих; одна старая учительница в парике ( под париком жиденькие седые патлы ), пьяная в жопу; вторая помоложе, и ещё ничего. Помню, начал с того, что отбарабанил  училку в очко. Прямо в ванной, пока вторая накрывала на стол. Как-то срослось по-гусарски, само собой. Зашёл отлить, а там она на горшке, как раз жопу подтирает. Переглянулись... Ну и понеслась. Всё молча, в чёрно-белых тонах, без музыки. Жуткая возня, сопение, я зажимал нос, бил её бёдрами, будто казнил, и закрывал глаза, чтобы не видеть себя в зеркале. Стыдно.
Потом мы все вместе выпили за её здоровье, за болезни, за её  геморрой. Танцевали втроём. Училка кривилась сквозь смех, потирала задницу время от времени  и как-то  двигалась бочком, оставаться  на месте ей было больно и неудобно.

Мне плевать, что ты ушла.

Перед  конечной из окна  увидел  жену. Вначале подумал, - почудилось, продолжаются сны. Наяву. Она шла по тротуару с какой-то женщиной и парнем. Втроём. Не спешат, разглядывают витрины, переговариваются. Улыбаются, довольные, спокойные лица. Я прильнул к стеклу. Успел заметить, что  зашли в магазин. На остановке  вышел и двинул назад, туда. Галантерея. Зашёл. Они  вертели в руках какую-то вещь, видимо,  прицениваясь. Я подошёл и взял её за локоть.  Она отпрянула и выдернула руку.
- Отцепись.
- Надо поговорить, – сказал я.
- Не надо.
- Кто это?
- Какое твоё дело?
- Я твой муж, сука.
- Слушай, отъебись. Я подала на развод. Жди бумаги.
- Это он? – я кивнул на парня. Тот стоял у окна,  крутил на пальце ключи и наигранно скучал. Он прятал глаза. Он попытался зевнуть, разодрал рот и чуть не проглотил кулак. Я не поверил.
- Да, - сказала она, - а это его мать. Так что всё.
Она смотрела  с вызовом. Нагло. Так смотрит застигнутый врасплох вор. Кому ничего не остаётся, как бравировать и хохотать в лицо. У меня за плечами длинный запой и я вижу будущее открывшимся третьим глазом. Вижу их всех троих насквозь. Хочу сказать ей;  не пройдёт и полгода, вначале осени, он пустит тебя на круг. Вы будете с ним и его друзьями где-то на природе, на пикнике, что-то не поделите, либо  он приревнует, но тебя будут ебать все они по очереди. У них это называется «пустить на казино». А потом засунут бутылку в пизду и разобьют... Тебя найдёт случайный прохожий в четыре утра, в луже крови. После  сделают операцию  и ты не сможешь иметь детей. Никогда. Его посадят, ты его постараешься отмазать, срок скостят до трёх лет. Он выйдет и женится на другой, а ты сопьёшься через пару лет и подохнешь.

Но я  не говорю ничего. Ты не поймёшь.
Повернулся и вышел. Когда  проходил  мимо , новый кент надменно выпятил губу. И прикусил.
Совет да любовь.

Сел я в  скверике, протянул ноги. В карманах пусто, зато на немытой башке  укладка. Самое время. Я симпатичный и нищий. На руке последний осколок счастливой семейной жизни – рыжая обручалка. На пальце от неё белый след. Это что-то, да значит.
Покрутил её, посмотрел в небо, - где-то там  утренние звёзды.
Их не видно, да и не надо. К чёрту звёзды.
Встал  и поехал в ломбард.
В ломбарде  полно людей. Набиты в душной тесноте, пот по лицам, бабки обмахиваются платками, пишут номера на ладошках, кому-то плохо, переклички. Воняет старостью и венками. Ненавижу очереди, какие-то квитанции, бумаги, опять же нужен паспорт. А я хочу бухать. Мне не нужны бумаги, нужны деньги. Я вышел. У входа стоят два типа. Такие конкретные пацаны. Один в коричневой кожанке глянул на меня. Я прошёл мимо, потом вернулся и подошёл ближе. Помялся в нерешительности.
- Ну? – нахмурил брови этот, в кожанке.
- Вот. – Я снял кольцо.
- А ну... - Он протянул руку. Я отдал. Пацан повертел кольцо в руке,  взвесил на ладони.
- Двести колов, - сказал он.
- Давай. – Сказал я. Он вытащил пресс, от вида которого у трезвого захватило бы дух, и отогнул пару листов.
- Приходи ещё, - бросил он мне уже в спину. Они засмеялись.

Я выпал  в парке. Уселся на лавке, на солнце. Мимо бродили люди  с собаками, собаки с людьми, голуби. Твари. Им светит солнце. У них есть эти деревья, трава, неслышный ветер с запахом клейкой молодой листвы, и безмятежность. У них впереди лето. У меня в руках бутылка пива, я грею её в ладонях, прижав к яйцам.
Подошёл ангел.
- Жека, ты? – спросил он.
- Нет.
- Та не гони. Открой глаза. – Я открываю. Он в одежде бомжа, грязные крылья торчат  из под рубища, и с моим лицом. Он пригнулся и вгляделся в меня.
- У тебя синие глаза. Это плохо. - Ангел покачал головой.
- Да-а… - протянул я. У него в руках сетка с пустыми бутылками.
- Синие глаза быстро  выцветают от этого, - ангел щёлкнул ногтем по моей бутылке.  Я отхлебнул и протянул ему остальное. Он допил и спрятал бутылку  в сетку.
- Дай сигарету. - Я дал. Он прикурил, втянув в себя дым с такой силой, что уши съехали на затылок. Ангел встряхнул  коробок спичек и вернул мне. Зачем встряхнул?
Зачем вы всё время встряхиваете коробки? Ты же видел, там есть спички. Так нет, бля, надо потрусить и убедиться, что ещё не всё ушло, хоть спички остались.
Это черта алкашей. Ангелы так похожи на людей. Не верят сами себе.
- Почаще молись. – Пернатый закинул сетку за спину и подмигнул.
- Да иди уже, блять.

Он ушёл,  а меня разморило. Хорошо, когда не спешишь, есть время всё обмозговать. Я пригрелся, глаза слипались, и, уже сползая по  лавке, я успел подумать, что если засну здесь, сейчас, на виду у всех, в центре города – то это станет последней каплей и, возможно, я проснусь ангелом.

Ангелом с лицом бомжа...
И я заснул.

А вечером  мы с Серёгой, счастливо и пьяно задыхаясь, втащили в «Турист» сумку с красным «Крымским». Бутылок десять. Я снова был на нулях. Мы хохотали, волокли баул за ручки по ступенькам в верхний зал. Ещё с порога отметил, как меня окатила долгим внимательным взглядом администраторша. Где-то за полтос, но ещё очень хороша собой, в глазах полно нерастраченного огня, но главное – у неё была жопа. А это главное.
- Как тебя зовут? – она улыбнулась именно мне. Я сказал.
- Располагайтесь. Я к вам ещё подойду.

В зале дым столбом. Народ всё прибывал.
Мы сели за свободный столик  у окна и почти сразу в потолок хлопнула  первая пробка.
Музыка стихла, весь зал повернул к нам голодные глаза.
Это происходило в тот год, когда магазинах гуляло эхо. Меченое по-жизни времечко.
Не удивительно, что мы стали героями вечера. Был фестиваль, и много. К нам подходили и вились вокруг, нас любили. Мы танцевали и умывались шампанским. Потом подошла администраторша и позже у меня с ней было всё.
Всё по китайской системе.

Tweet