Примечание: Камрады. Сей креатив был написан около семи лет назад, и должен был перерости в детективный роман, а тот в свою очередь обеспечить своему автору небольшой гонорар и свое место в истории литературы. 

Некоторым может показаться, что Удаффком - не то место где выкладывают литературу подобного рода , ну и хуй с ними.  Для написания этого небольшого фрагмента, пришлось "перелопатить" много источников, что дало автору реальное просветление: писать исторические романы - это вам не х@й собачий. 

Короче камрады - если любите монархизм, царизм и прочую патриотическую хуйню в стиле Акунина - читайте.


                                  Аннотация

21 мая 1913 года император Николай II посещает Ярославский край. Губернское жандармское управление получает информацию о готовящемся на самодержца покушении. Все сколько-нибудь значимые революционеры края разгромлены. Появившаяся боевая группа угрожает жизни императора.



1-го марта. Пятница.
От 10 до 11 1/4 принимал Коковцова. Все были у обедни. Завтракал и обедал Н. П. Саблин (деж.). Погода была чудная. Работали с ним* над башней, кот. сильно выросла.
Татьяна себя чувствовала хорошо. Посидел с ней до чая. В 6 час. принял Рухлова. Вечером исповедывались у о. Кедринского.
(Из дневника Николая II)

Первого марта тысяча  девятьсот тринадцатого года, на перроне ярославского вокзала, несмотря на поздний час, не царило оживление. Шустрые лотошники не торговали пирожками и прочей снедью. Не было деревенских ходаков одуревших от скученности вокзала. Даже неприхотливые нищие терпя убытки своей «коммерции», попрятались по теплым местам .  День выдался снежным…
Вторые сутки в Залесье хозяйничал буран. Зима  лютовала напоследок, точно решила не  сдавать укрепленные позиции. Метель устроила очередную пакость  императорской железной дороге: сплошные заносы от Рыбинска до Костромы.
«Ишь раззадорило их ехать»!- шмыгнул носом Сенька.  Уже не в первой, поглядывал в сторону сидящей на узлах бабки. С самого утра сидит. Снег ей нипочем. "Благородные", поди, кофей в ресторане потягивают. А наш то брат мерзни. «Слышь бабонька», - притоптывал Сенька, «поди, обогрейся в зале. Я те узелочки помогу снесть. Гривенник всего». «Ишь чё захотел. Мотай отседа постреленок..» - прошипела, чертова перечница, да ещё пребольно ударила клюкой по ноге.
Сенька побежал. Не от испуга конечно. А от холода. Дурашливо выкрикивая «караул». Направлялся Сенька к «господскому отделению». Рассудив, что коммерции сейчас не будет. Литерный на второй час опаздывает и не известно, когда придет. Оно конечно в "господском"  городовые гоняют и обчество места поделило. Но в плохие дни "перронным" кормиться в залах не возбранялось. И то благодать... Когда газетку господам продашь. Когда чемодан поднесешь. Только ухи береги. Носильщики враз надерут, если заловят. А чемоданы Сенька таскал, и сумочки и коробки. Кто же про такого ангелочка худое подумает. Он сам-честность. Вот и жалели сироту отъезжающие. Давали работку.
Сенька скромненько встал к окошку. Справа, за пальмой. Возле нужника. Любимое это было Сенькино место - у пальмы. Городовым не видно. Клиентов по сторонам примечай. Райский аромат вдыхай. В зал пока не совался.  Эка радость: там сейчас вокзальные шуруют. Попадешь еще под горячую руку. А здесь... жарят чугунные трубы отопления. Чистые "жунгли". Бывало, семь потов сойдет, пока гривенник выгадаешь.
Сенька выглянул в окно. Батюшки… К злой бабке Проха с Митькой подгребают. «Чемодачники». Обделают бабульку как пить дать. Колька прижался лбом к приятно прохладному стеклу. Вон Проха навострился к бабке. Что-то выронил из кармана. «Трешка фальшивая» - догадался Колька. Бабка отвернулась в сторону. Будто ничего не заметила. Видно ждала, как только Проха отойдет подальше. Ну будет потеха!
Старая клюшка кинулась к денежке, не заметив, что к ней подбирается Митька. Коршуном налетела она на трешку. Цоп... А узлов как не бывало. Это Миха рванул с вещами.
«Ай обидели. Караул» - заголосила старуха, ковыляя за Михой. Да куда там. Не поспеть. То то... Варежкой не щелкай. Бабка еще немного «пробежала» (и как только песок не посыпался!). Плюнула вслед обидчику. Погрозила сухим кулачком и пошла прочь.
Издалека зашипело... Поезд… Слава те господи. К перрону тут же потянулись, невесть откуда взявшиеся нищие. Неприятно гнусавя свои «жалости», сморкаясь, утирая сизые носы лохмотьями рукавов. Был один страсть, какой ловкий «Никифор-паук». Маленький, безногий. То ли отставной солдат, то ли рабочий. За здорово живешь залезал в вагоны. Известное дело – «цеховик».
Пассажиров было немного. Все больше мужичье, потянувшееся весной на заработки. Мужички газету не купят. Колька встал к пацанам: Сопле и Коржику. Вместе все веселей.
Важный барин подгребал пароходом. Колька мигнул Коржику – оставь мол. Смешно выворачивая ступни Колька «пошел на приступ».
«Дяденька. Купите газетку. Помогите сироте» - сделав жалостное лицо, клянчил Колька. Господин обернулся. Рассеянно оглядел пацана, и сунул руку в карман. Порывшись, извлек серебряный рубчик. «Возьми мальчик». «Благодарствуйте барин» - степенно заломил шапку Колька. Барин вдруг нахмурил брови и отвернувшись, скрылся в нужнике. Чудной барин. Дал цельный рупь. У господ  всех бумажники. А этот, милостыню прямо из кармана достает. Богач, наверное. У него в лопатнике почитай тыщи!
Колька опомнился. Сунул рублишко в сапог. Уже собирался уходить, как его чуть не зашибли дверью. «Эй, сопля перронная, посторонись!» - голосом барина, напирая на «о», прикрикнул на Кольку мастеровой. Здоровенный детина в засаленном полушубке. Нетвердо (верно спьяну) пошел прочь. Куда чемодан дел? В сидор, что ли запихнул?
  В том, что вышедший мастеровой и есть чудной барин, Колька не сомневался. Тот же голос. Те же глаза. А пуще всего, Колька признал чудака по щеголеватым, хромной кожи сапожкам. Видел он такие сапоги в лавке на Духовской. Восемь целковых пара. С нашим удовольствием.
А барин то... барин. Ох, продувной! Подошел к Аникею-носильщику. Поклонился. Степенно погладил бороду. Уважительно пробасил заплетающимся языком: «Здоров мил-человек. А что, мастера нынче в губернском надобны».
-А ты борода сперва угости «зубровочкой»
- И то верно мил-человек     
Колька стоял разинув рот, ломая голову над чудным барином. «Маскалад» что ли?» Нинка рассказывала. Вычитала в «Неве», про страну Ве-не-цию. Там все люди на воде живут. А как праздник - маскарад затевают. Так же куражатся... Да барин вроде и взаправд с мужиком "казенную" поддает!
"Люцинер!" – Кольку аж в жар бросило. "Ну, точно «бонбист". Колька шел, не глядя по сторонам… А зря... «Чалый тикай!» - предупредительно крикнул Проха. Да поздно уже…Кто-то цапнул за ухо. Колька остановился и обмер: Будочник – самоглавный городовой на вокзале. «Вот он ваша милость. Вот он поганец!» - грозила давешняя карга, «Щас те отучать воровать, паршивец». «Ну-ка супчик пойдем в часть»  - дохнул Будочник перегаром. Про Будочника рассказывали нехорошее: и слам у деловых прикупает, и девок вокзальных за бесплатно кобелит. А уж про дань то и говорить нечего. Самолично по ребрам охаживает.
Колька пробовал упираться. Да куда там... Фараон двинул в ухо так, что затрещала башка. А в части, знал Колька: совсем хана. Сначала отметелят до полусмерти. Потом заставят на себя покражи брать. Перед начальством выслуживаются ироды! Если кто и потом упирался, тех в острог отвозили: паханам на разврат. Подержат неделю, привезут в часть и айда опять «христосовать».
Довели Кольку до части. Злая бабка всю дорогу стращала тюрьмой. Дура деревенская. В тюрьму Кольке по малолетству не полагалось. Да и что в тюрьме то: все ж сыт, в тепле. Больше околотка опасался. Зубы берег. Как у цыгана: белые, крупные.
                                        ХХХ
В части Кольку провели в грязную комнатку, пропахшую мышами и еще чем-то тошнотворным. «Кровь» - ахнул Колька. "Так вот где православных мучают ироды!"
Будочник осанисто сел на высокий стул, оставив Кольку стоять.
Раскурив вонючую сигарку, фараон стал пускать дым прямо Кольке в морду. - « Кто таков говори?»
Колька, мня в руках шапку, зашелся кашлем: «Колька Чалый Вашсокородь»
«Ишь ты ученый» - Будочник вопросительно положил на стол кулачище – «рассказывай. Значит ты украл узел?».
-Не бейте дяденька я сирота.
-Дурак. Нужен ты мне.
«Вашсокородь я сегодня на вокзале бонбиста приметил.» - выпалил Колька.
-Ври больше.
-Честное слово ваше благородие… Продаю я сегодня газеты. Подходит литерный. А оттуда барин вышел: важный такой, в сапогах. Я к нему с газетами сунулся, а он мне рупь серебром подарил. И Колька в подтверждение своих слов достал из сапога рубль.- «Нате». Жалко было отдавать. Да все одно ж, пропадать!
Рубликом Будочник заинтересовался. Держал аккуратно. Как диковину, какую. А потом сказал непонятно: жаль улику ты дурак всю залапал. И кивнул: продолжай мол. Колька сбивчиво рассказал о чудном барине. Будочник сыпал вопросами: во что барин был одет, что за саквояж в руке нёс, как говорил. А когда Колька выпалил, что люцинер с Аникшей-носильщиком ушел; фараон сильно заволновался. Про узел и думать забыл. Хотел Кольку для порядку в холодной продержать. Да видно сжалился бог. Будочник только рукой махнул: свободен. Но предупредил: смотри мол. Не проговорись.
От радости освобождения Колька чуть не сбил в «колидоре» давешнюю бабку. «У… ведьма». Колька кубарем скатился вниз по лестнице. Свобода. Слава те господи. На крыльце, нимало не стесняясь городовых и случайных свидетелей, бранились шалавы. «Ах ты б**** рязанская! Из-за тебя вляпались» - орала на свою молоденькую товарку, тетка постарше. Городовые ухмыляясь, не прерывали бесплатное представление. «Баширов!» - вышел усталый унтер, «Почему шум? Давай желтобилетных на регистрацию».

«Ах вот ты где клоп деревенский» - взял Сеньку за ухо Баширов.

«Опять мытарства» - чуть не заплакал Сенька. Вспомнил поди как прошлой осенью, промышлял Сенька на Мукомольном переулке.  Как тятенька в прошлом годе преставился, пришлось Сеньке ох как туго. Милостыню клянчил, по карманам шуровал и потом уже на паперть пристроился в нищие. Дело правда вышло не хитрое. Чего там… Сидеть у мясных рядов под видом безногого. Подвязал левую ногу и айда. С полицией еще проще – полрублика будь добр отдай и стой себе спокойно. И стоять бы так Сеньке вечно, да бес попутал. Однажды, когда городовые-кровопивцы дань собирать начали, придуриваться стал, будто мало набросали православные. Ну и пошло-поехало… Сенька костылем тем проклятым драться начал. Ударил будто и не сильно, а что-то сочно хряпнуло. Сенька и запомнить успел только как у Баширова изо рта юшка потекла, «Убью паскуда» - хлопал глазами фараон. Дослушивать «Чалый» конечно, не стал, наутек бросился. А все транвай – дай бог им здоровья, прицепился Сенька к подножке и утек.

«Теперь совсем пропал» - заплакал Сенька.

"Продолжение следует".

Tweet