Глава 3

Австрия, земля Тироль, Инсбрук. Июль 1942 год.

Сойдя с поезда, Фред несколько минут постоял на перроне, выглядывая Хелен. Закурил. На то, что она придёт его встречать, надежды почти не было - письмо могло задержаться, да мало ли что. Но всё-таки, он хотел надеяться.
Манфред не видел жену почти три года. Сразу посла аншлюса Австрии в тридцать восьмом, его мобилизовали в первую горнострелковую дивизию, и перевезли в Баварию. Европейский блицкриг после Польши, Франции и Нидерландов закончился непролазной грязью Балкан, где их дивизии пришлось прорывать линию фронта югославской армии под проливными дождями. За всё это время он только однажды побывал дома. Теперь он получил небольшой отпуск, а затем снова восточный фронт, на этот раз Россия. Говорят – грязь там ещё непролазнее, а сопротивление ещё отчаяннее. Почти весь последний год он провёл на сборах на горной базе в Гармише, совсем недалеко от границы, но приехать домой смог только сейчас. Их группу усиленно готовили перед переброской на восток. Для чего именно, держалось в строжайшем секрете, немногие знали только конечную цель – Северный Кавказ.
Настроение перед новой кампанией у Фреда было не таким радужным, как пять лет назад. Головокружительной военной карьеры он не сделал, хотя за два последних года службы сумел получить звание оберлейтенанта, Железный Крест первой степени и личную благодарность Фюрера за операцию на Балканах. Но карьера военного его больше не прельщала. Представление о войне, как о единственно верном пути высшей расы к мировому господству, изменилось у него ещё в Польше, когда под Перемышлем им пришлось прибегнуть к массовым расстрелам мирного населения. Им – элитным подразделениям Вермахта. С тех пор Фред сильно изменился, стал замкнутым, всё больше молчал и мечтал только об одном – когда всё это закончится.

Подходя к дому, Фред почувствовал смутную тревогу. Он ждал, что вот-вот распахнётся дверь и Хелен выбежит ему навстречу. Он сбавил шаг, а затем и вовсе остановился.  Дом продолжал всё так же отчуждённо глазеть на него тёмными окнами. После суеты последних дней, забитых до отказа вагонов и вокзальной сутолоки он казался необитаемым. С началом войны в Европе появилось множество таких вот брошенных, опустевших домов. Но только не здесь, не в Австрии. Тут бежать и скрываться не от кого.
Дверь была не заперта, и Фред вошёл внутрь. Ничего не изменилось. Ему показалось, что даже мелкие предметы остались стоять на своих местах, как и три года назад. Он услышал, как в глубине дома приглушённо звякнула посуда. Фред опустил на пол небольшой дорожный чемодан и прошёл  на кухню.
Хелен стояла к двери спиной и собирала на стол. Услышала, как скрипнула дверь и обернулась. И тут же опустила глаза. Несколько коротких шагов навстречу друг другу. Она ткнулась раскрасневшимся лицом в китель мужа.
- Фредди… Фредди, я…
Она любила называть его этим уменьшительным именем. Ей казалось, что это так по-американски. Хотя сейчас всё американское стало не таким уж и популярным, каким было несколько  лет назад. Все понимали - открытие второго фронта – вопрос времени.
Почему сейчас это так его раздражает? Уж точно не из-за политики Рузвельта. К чертям собачьим и Рузвельта, и всех остальных! Он устал от политики, и ему дела нет до войны! Он приехал домой всего на несколько дней.
Фред попытался немного отклониться назад, чтобы рассмотреть лицо супруги, но она ещё сильнее прижалась к нему.
- Ты получила моё письмо?
- Да. На прошлой неделе.
- Я ждал тебя на вокзале, Хелен.
- Я… Нам нужно поговорить, Фредди.
Он вдруг понял, почему это уменьшительное «Фредди» так его раздражает. Произносит его Хелен совсем не так, как обычно. Не с любовью, а скорее с состраданием, обращаясь к нему, как к ребёнку – больному и беззащитному. Наверное, она продолжала бы стоять, прижавшись к Фреду, но кстати закипевшая на плите кастрюля заставила её разомкнуть объятия и отстраниться. Хелен развернулась, но в последний момент муж перехватил её руку.
- Что с тобой?
- Со мной? Со мной ничего. Садись.
Фред отпустил руку жены и сел за стол. Стоя спиной к мужу, Хелен почувствовала себя более раскованно. Она отключила газ, и пузырьки в кастрюле тут же исчезли. Точно так же исчез внезапно и её страх.
- Фредди, я ухожу… У меня другой… Другой мужчина.
Она ждала ответа и одновременно боялась его услышать. Боялась, что он будет кричать, обвинять… ударит, в конце концов. А больше всего – что он будет умолять остаться. Но Фредди молчал. И ей тоже нечего больше сказать. Всё, что касалось их обоих, она уже высказала, остальное касается только её и… Неважно… Только её.
Одна минута, другая. Никто не проронил ни слова. Теперь повисшая в воздухе тишина просто оглушала. Муха, заблудившаяся между оконными рамами, билась в стекло, создавая такой шум, что казалось, барабанные перепонки вот-вот лопнут.
- Кто он?
- Какая разница, Фредди… Ты его не знаешь.
- Не называй меня так.
Хелен повернулась. Она уже могла стоять и смотреть в глаза Фреду. Её губы стали тонкими и почти прозрачными. Ей вдруг захотелось улыбнуться, спровоцировать мужа. «Встань и ударь, – подумала она, – и я уйду. Просто уйду и всё».
Но Фред продолжал сидеть. Рассматривал скатерть и не решался поднять глаза, как будто во всём случившемся только его вина.
- Кто он, Хелен?
- Просто другой мужчина.
- Мужчины на фронте, – отрезал Фред.
- Он снабженец. У него, как и у тебя – Железный Крест…
- Да ну?!
- Фред, ничего личного…
- Ничего более личного и представить нельзя.
- Фредди, тебя не было так долго…
- Убирайся!
- Я…
- Уйди, Хелен.
- Фредди, прости.
Последнее явно было лишним. Хелен, не оборачиваясь, выскочила с кухни. Фред продолжал сидеть за столом. Выждал время, встал и подошёл к окну. Ему хотелось последний раз увидеть её. Убегающую. Оставляющую его ради тыловой крысы с Железным Крестом.

Оставаться дома не было никакого желания. Фред просто изведёт себя вопросами. Зачем она приходила? В последний раз накормить мужа? Рассказать об устройстве собственной личной жизни? Зачем? Уж лучше бы просто ушла, без объяснений.
Остаток дня и весь вечер до глубокой ночи Фред провёл в небольшой пивной на Фридрихштрассе, в компании лейтенанта медицинской службы. Подвыпивший медик на чём свет стоит ругал поставщиков, задерживающих доставку медикаментов на линию фронта, проливая бальзам на душу Фреда.

Он проснулся около пяти утра. До полудня сидел на террасе дома, думая о том, насколько бездарно можно потратить такое драгоценное время. О том, что осталось всего несколько часов отпуска. А завтра снова вокзал, последние сборы и подготовка, а затем трое суток поездом – туда, за край Европы. А что ждёт его там, один чёрт знает. Как и знал наверняка о том, что ждало его здесь. На то он и чёрт, чтобы всё знать – работа такая. Это Фред может находиться в полном неведении. Впрочем, кое-что известно совершенно точно: похожие на медведей русские и хреновая работа поставщиков – вот что его ждёт на передовой. Он вспомнил вчерашний вечер и лейтенанта-медика. Как его звали? Гюнтер, кажется. Да, Гюнтер Уде.

***
В виду острой нехватки времени, в Гармише не было ни тактических учений, ни восхождений с отработкой специфики ведения боевых действий в горах. Ждали приезда непосредственного начальника, генерала Губерта Ланца.
После совещания Фреда и ещё нескольких офицеров вызвал к себе в кабинет гауптман Хаймс Гроот, назначенный руководителем операции. Гроот был явно взволнован, и волнение это передалось всем присутствующим в кабинете, за исключением Фреда, мысли которого занимала совсем не война. Гауптман обвёл взглядом сослуживцев. Не любитель громких и пафосных речей, он сразу же перешёл к делу.
- Обстоятельства несколько изменились. На линию фронта мы вылетаем сегодня. Первая горнострелковая выводится из-под Оржденикидзе к Клухорскому перевалу, оттуда на Эльбрус. На перевале мы соединяемся с основными частями и выдвигаемся в направлении горного отеля на высоту четыре-сто-тридцать. «Приют одиннадцати». Кто был на Кавказе, наверняка помнит этот отель.
Фред, всё это время думавший о последней встрече с Хелен, никак не мог сосредоточиться. Только услышав о предстоящем восхождении, он отогнал неприятные мысли и теперь старался слушать Гроота с большим вниманием.
- Далее, мы разбиваемся на две группы: Мюллер со своими людьми остаётся в «Приюте одиннадцати», вторая группа, которую возглавлю непосредственно я – продолжит восхождение. Лист, Штросс и Фердинанд – со мной, на западную и восточную вершины.
Фред и ещё пара офицеров кивнули. Перед самой войной Фред участвовал в нескольких восхождениях на Кавказе вместе с русскими альпинистами. Наверное, именно это и сыграло роль в отборе кандидатов.
- Наша задача установить на обеих вершинах флагштоки со знамёнами Германии. Миссия, скорее политическая, чем имеющая стратегическое значение, надеюсь, это понятно. После возвращения в отель - подготовка к приёму и размещению оборудования…
Гауптман замолчал, сел за стол и скрестил руки на груди. Жест, который он часто использовал, когда необходимо было принимать важные решения, сталкиваясь с нестандартными действиями противника, или с чем-либо непонятным и противоестественным. Как будто он старался закрыться от внешнего мира и в то же время дать себе возможность сконцентрироваться. Присутствующие понимали, что сказано далеко не всё. Гауптман несколько секунд смотрел перед собой. Затем, выйдя из оцепенения, он разжал руки и облокотился на стол. 
- В операции примут участие представители института Аненербе. Цель их миссии держится в строжайшем секрете. Нам поручено оказывать им любую помощь.
Было заметно, что Грооту, мягко говоря, неприятна вся эта история с присутствием на театре военных действий, оккультистов фон Зиверса. Перерыв всю Европу, как старый бабкин сундук, они теперь совали свои провонявшие нафталином носы в планы Вермахта. Даже он, всего лишь капитан, понимал всю безрассудность этого манёвра – снять четыре дивизии с передовой и направить их на никому не нужный в стратегическом плане Эльбрус. Обсуждать и тем более не выполнять приказы командования он не может, но, по крайней мере, думать об этом ему никто не в силах запретить.
- И ещё… Каждому из нас в процессе всей операции необходимо будет иметь при себе радиопередатчик одностороннего действия. Я понимаю – лишний вес… Но это распоряжение непосредственно от вышестоящего командования. Единственное, что я могу предпринять в данном случае – на время восхождения на Эльбрус всей группе придётся отказаться от стандартной радиосвязи.
Хаймс Гроот поднялся из-за стола, давая понять, что предварительный инструктаж закончен.

***
Таинственным радиопередатчиком оказался модифицированный и облегчённый до трёх килограммов двухламповый «Фридрих». В придачу к нему шёл так называемый «солдат-мотор» для зарядки аккумуляторов в полевых условиях. Он тянул ещё килограмма на три-четыре.
- Оставлять на поясе, и не снимать ни при каких обстоятельствах, – ещё раз напомнил инженер, продемонстрировавший работу передатчика. – Получасовой подзарядки хватает на восемнадцать часов непрерывной работы.

К вечеру группа в полном составе  погрузилась на транспортный Ju-52, в шутку прозванный Tante. «Тётушка» вырулила на взлётную полосу, легко оторвалась от земли и, набрав высоту перехода, взяла курс на Восток.




Глава 4

Франция, Страсбург, Анатомический институт. Октябрь 1942 год.

Каждый раз, когда Клаус Рольф входил в операционную, ему становилось не по себе. Совершенно голые стены, огромные окна без занавесок и белая кафельная плитка на полу, создавали ощущение абсолютной стерильности – неживой и холодной. Даже когда на препарационном столе лежал очередной труп, Рольфу не было так страшно. Как ни парадоксально, это добавляло интерьеру хоть немного жизни. Глава отдела «Н», Август Хирт не терпел на рабочем месте ничего лишнего, хотя средств на разработки военной медицины Вермахт выделял немало. Притом, что за последнее время финансирование всех без исключения отделов Аненербе резко сократилось, а многие проекты и вовсе были свёрнуты ещё в сорок первом.
Сегодня Хирт закончил работу раньше обычного. Весь день он был раздражителен, много курил и постоянно отходил от стола к окну. Глядел в густой осенний туман, закрывал глаза и думал о чём то, шевеля губами. Рольф в основном стоял без дела, от этого ещё больше устал, и теперь, слушая Хирта, ему хотелось побыстрее добраться домой и залечь в горячую ванну.
- В некотором роде отдельные виды опухолей напоминают пчелиный улей. Каждая клетка играет определенную роль, и только некоторые из них имеют уникальную способностью размножаться и образовывать новые опухоли. Приблизительно одна из десяти – стволовая…
Август Хирт сделал последнюю затяжку и затушил сигарету - ему так и не удавалось избавиться от привычки курить прямо за прозекторским столом. Он ещё раз осмотрел тело лежащего перед ним мужчины. Вскрытая грудная клетка напоминала акулью пасть, готовую вот-вот захлопнуться. Доктор Хирт вздохнул, снял перчатки и бросил их в корзину. Рольф, весь вечер ассистировавший Хирту, устало облокотился на металлический бортик стола, размял затёкшую шею.
- Что дальше, герр доктор?
- Скажите, чтобы убрали тут.  И зайдите ко мне в кабинет, есть одно неотложное дело.
Клаус мысленно попрощался с горячей ванной, он знал – обсуждение всех неотложных дел руководитель отдела заканчивал глубоко за полночь.

Резиденция Августа Хирта располагалась этажом ниже. Он много времени проводил на работе, засиживаясь в кабинете далеко за полночь, а иногда и до утра. Аскет по натуре, он и кабинет свой обставил с максимальной рациональностью - беспощадно выбросил всё лишнее. Когда Рольф открыл дверь, штурмбаннфюрер что-то записывал в толстую тетрадь, оформленную кожаным переплётом. Своих записей он никому не показывал, и тетрадь постоянно находилась в сейфе, который стоял тут же, возле письменного стола.
Хирт посмотрел на вошедшего поверх очков и жестом пригласил сесть.
- Нам понадобится микроскоп Райфа и частотный генератор, – не отрываясь от записей, сказал Хирт.  – Только без лишнего шума, Рольф. Мне бы не хотелось, чтобы Рашер узнал о моей работе раньше времени.
Клаус кивнул. Ему не нравилось, что Август Хирт занимается проблемами диагностики и лечения рака в ущерб основной работе. Он знал крутой нрав начальника отдела и никогда бы не осмелился заговорить об этом, но при нынешней нестабильной ситуации на фронте и постоянных заговорах в тылу опасался незапланированных проверок СС. А уж они-то точно не станут разбираться - кто был против, а кто нет. Поборов страх, Клаус попытался отговорить Хирта, но тот не дал ему и слова сказать.
- Зигмунд Рашер - патологический идиот. Но, несмотря на это, он достаточно далеко продвинулся, и мы можем использовать его опыт. Последнее время он слишком увлёкся экспериментами в Дахау, которые увели его в несколько ином направлении.
Хирт отложил ручку и закрыл тетрадь.
- Моя методика значительно отличается от работ всех, кто занимался этой проблемой до меня. Я верю в успех, но ещё раз хочу вас предупредить, Рольф: всё что здесь происходит, должно оставаться в тайне до тех пор, пока мы не получим положительных результатов. Если Рашер что-то пронюхает, он тут же доложит Гиммлеру, и нас обвинят в том, что мы едим чужой хлеб.
Рольф снова кивнул. При упоминании имени рейхсфюрера его пробил озноб, как будто за шиворот плеснули ледяной воды. Интриги пугали его не меньше чем опыты, которые проводил руководитель отдела «Н» над живыми людьми. Но он понимал, что штурмбаннфюрер пойдёт до конца. Два года назад Хирт проводил эксперименты на самом себе и попал в госпиталь с кровоизлиянием в лёгкие, отравившись горчичным газом. Вспомнив это, Рольф решил, что переубеждать Хирта – пустой номер. И смирился.
- Я понимаю, герр доктор. Что-то ещё?
- Да. Мне нужны ещё два хороших патологоанатома и антрополог. Мы же не можем совсем забросить основное направление. И постарайтесь всё это сделать в минимальные сроки. Но в первую очередь – микроскоп и генератор. Тогда мы сможем форсировать события.
Хирт задумался на минуту. При нынешней ситуации он не может доверить поиски оборудования даже такому надёжному человеку, как Рольф. Будет много посредников, где-то да и произойдёт утечка. И тогда можно поставить жирный крест на дальнейшей работе.
Хирт окликнул Рольфа, когда тот был уже в дверях.
- Знаете что, займитесь непосредственно поисками персонала… Микроскоп вы вряд ли сможете найти в Европе. Я попробую связаться с моими американскими коллегами. Так будет быстрее и надёжнее.
Рольф облегчённо вздохнул, стараясь, чтобы его эмоций не заметил Август, но тот был слишком поглощён своими мыслями.
Когда Рольф вышел, Август Хирт снова открыл тетрадь. Он продолжал писать, пока за окном не стало совсем светло.

***
Всю дорогу до дома Клаус думал о словах Августа Хирта. Доктор был проницательным человеком и наверняка заметил, что его ассистент напуган. Поэтому и прибегал к хитростям, говорил: «наша работа» и «мы получим результаты». Главное, чтобы он не забыл о Рольфе, когда будут раздавать награды и оказывать почести.
Скрытный по натуре, Хирт никогда не распространялся о своих научных изысканиях. Клаус Рольф был, пожалуй, единственным сотрудником отдела, которому он по настоящему доверял и рассказывал о своей работе, да и то скорее поверхностно, не вдаваясь в детали. Но больше всего Рольфа интересовала кожаная тетрадь штурмбаннфюрера. Он дорого бы отдал, чтобы хоть одним глазом взглянуть на записи.
Конечно, Хирт нисколько не боялся ни Зигмунда Рашера, ни самого Гиммлера. Он боялся совсем другого: что его работа будет передана в отдел «R» и все лавры заберёт себе выживший из ума авантюрист Рашер.

Всю следующую неделю Клаус занимался поисками персонала. Задача оказалась не из лёгких: почти все мало-мальски хорошие специалисты работали на передовой. Он связался со своим старым приятелем по университету, Гюнтером Уде. Ещё одного паталогоанатома он нашёл в парижском госпитале Милосердия.
Сопроводительные письма, подписанные лично Августом Хиртом, позволили ему беспрепятственно заполучить обеих кандидатов в течение нескольких дней. Оставалось найти толкового антрополога. 



Глава 5

Германия, Кёльн – Франкфурт-на-Майне. 2005 год.

После ухода врача Манфред решил, всё-таки, осмотреть содержимое забытой Ракешем сумки. Если поначалу он сомневался, стоит ли это делать, то теперь было совершенно ясно – сумка явно оставлена не по забывчивости хозяина.
Пара белья, пуловер, синие хлопковые брюки, ботинки, кожаная куртка и моток тонкой, но достаточно прочной верёвки с карабином - всё это предназначалось Манфреду, тут сомнений не оставалось. Кроме того, в боковом кармане сумки он обнаружил девятимиллиметровый «Вальтер». Переодевшись, пациент подошёл к окну и оценил расстояние до земли. Пристегнув конец верёвки за радиатор отопления, Манфред открыл створку и в этот самый момент услышал шаги в коридоре, прямо напротив своей палаты. Он быстро задёрнул штору и повернулся к двери.
Вошедший, судя по всему, был несколько удивлён, увидев Манфреда не в больничном халате. Он остановился в дверях, явно не зная, как поступить дальше. И в этот момент время для них обоих перестало быть чем-то постоянным. Для каждого оно приобрело особое значение. И если для Манфреда каждая секунда была на вес золота, то посетитель был не прочь максимально растянуть эти мгновения. Но, в данной ситуации, спровоцировать время двигаться быстрее было проще, чем превратить его в вечность. Манфред чувствовал, что должен первым начать действовать.
- Добрый вечер, доктор. Странно… Я думал, что вечерний обход уже закончился.
- Здравствуйте. Да, закончился. Но вам нужно сделать кое-какие процедуры перед сном. Это распоряжение дежурного врача.
Он даже не поинтересовался, откуда у Манфреда одежда, и вообще – почему он в таком виде. Это могло говорить только о том, что посетитель не готов к подобному повороту событий, и теперь будет тянуть нить времени в обратную сторону. По крайней мере, попытается это сделать. Мужчина поставил на стол металлический судок, снял крышку и указал пациенту на стул.
- Садитесь, это не займёт много времени.
Манфред не двинулся с места, но незнакомец другой реакции и не ожидал. Перейти к активным действиям ему мешали небольшой столик и стул, которые отделяли его от противника.  Пока посетитель обходил эту досадную преграду, пациент получил небольшую фору. Манфред успел сгруппироваться и отвести руку незнакомца в сторону, а затем ударил его носком ботинка в коленную чашечку. Падая, незнакомец получил ещё один удар - в висок. И уже лежащего на полу противника Манфред оглушил рукояткой пистолета. Последний удар явно был лишним - Манфред понял, что привести незнакомца в чувство теперь вряд ли получится, а ведь он мог рассказать немало интересного. Хотя не исключено, что он ничего не знает.
Пациент кинул на дно сумки шприц, перелез через подоконник и стал спускаться вниз по веревке, отталкиваясь ногами от стены.

***
Узнав у прохожего, в каком направлении нужно двигаться, Манфред перекинул сумку через плечо и направился к автовокзалу. Автобусы на Франкфурт курсировали через каждые тридцать минут, и до следующего рейса оставалось не больше четверти часа. В зале ожидания было немноголюдно, поэтому Манфред решил дождаться посадки снаружи здания, подальше от людских взглядов и возможной слежки.
Он отошёл на менее освещённую часть улицы и, чтобы скоротать время, принялся изучать вывески магазинов и ресторанов. Одна из них была явно не на немецком языке, однако он без труда прочёл – «Кафе Анастасия. Настоящая русская кухня и закуски».
Перед глазами Манфреда стали всплывать образы - сначала расплывчатые, затем всё более ясные и почти осязаемые: прибитый пылью чердак, скрипящие половицы под ногами, и голос женщины, доносившийся через небольшое отверстие в полу. Голос был настолько живой, что Манфред вздрогнул и обернулся. Картинка тут же исчезла, и вместо дощатого пола он увидел сырой после недавнего снега асфальт.
Всю дорогу до Франкфурта Манфред думал об увиденном, пытаясь вытащить из глубины подсознания хоть какие-то воспоминания.

Отель «Сенатор» был и вправду непрезентабельным заведением - таких во Франкфурте, наверное, пруд пруди. Манфред спросил о забронированном на его имя номере и направился к лестнице. Готовый к любым сюрпризам, он опустил руку в карман и снял пистолет с предохранителя. Поднявшись на второй этаж, Манфред прошёл по коридору и обнаружил в дальнем его конце ещё одну лестницу. Она была гораздо уже парадной и круто уходила вниз. Манфред спустился и вышел к автомобильной стоянке. Отсюда можно было без труда попасть в переулок. Таким образом, при первой опасности из гостиницы можно будет убраться довольно быстро и при этом не привлекать внимания. 

Перед тем как войти в номер, Манфред какое-то время постоял возле двери, прислушиваясь. Никаких, даже малейших шорохов слышно не было, и он вошёл внутрь. Небольшое, скромно обставленное помещение имело казённый вид. Впрочем, ни на что другое Манфред и не рассчитывал. Он открыл дверь душевой, затем створки встроенного шкафа. Убедившись, что в номере кроме него никого нет, вернулся к входной двери и запер на ключ. Подошёл к окну и, чуть раздвинув ламели жалюзи, осмотрел улицу. Манфред смертельно устал за сегодняшний день, всю дорогу из Кёльна так и не сомкнул глаз, а теперь ещё и вспомнил, что практически ничего не ел со вчерашнего дня. Решив поискать поблизости кафе, он бросил сумку на постель и вышел на улицу, воспользовавшись узкой боковой лестницей.
Но была и ещё одна причина, по которой Манфред хотел покинуть отель. Желание больше узнать о себе. Быть может, что-то увиденное или услышанное, подскажет ему - кто он на самом деле, и почему собственная память играет с ним в эту нелепую игру. Кроме того, есть ещё масса нюансов, которые он хотел бы для себя прояснить.
Многое, ещё в больнице Кёльна казавшееся ему странным и непривычным, окружающие воспринимали, как само собой разумеющееся. Например, огромное количество сложного медицинского оборудования, беспроводная связь, которой пользовался чуть ли не каждый встречный. Да и такие мелочи, как его синие хлопковые брюки - Манфред был уверен, что никогда не носил брюк из подобной ткани, однако, оказавшись в городе, заметил, что добрая половина его жителей одета так же.
И наоборот, редко используемые в повседневной жизни предметы казались ему знакомыми - когда он крепил верёвку за радиатор отопления, карабин привычно лёг в ладонь. Да и сам спуск из окна… Как будто раньше он только и занимался тем, что удирал из больниц при помощи верёвки. Девятимиллиметровый Вальтер в кармане куртки тоже не казался ему чем-то, из ряда вон выходящим. А ведь наверняка на улицах не так много вооруженных жителей. Манфред вспомнил и про вывеску русского ресторана рядом с автостанцией. Для себя он сложил все эти наблюдения воедино и назвал «эффектом пиковой восьмёрки».

***
Заняв столик, за которым легко просматривался вход в кафе и небольшой участок улицы, Манфред сделал заказ и занялся изучением посетителей. Час был ранний, улицы почти пусты. Кроме Манфреда в кафе было ещё несколько человек - миловидная девица с книжкой через столик и два парня в самом углу. Никто не показался подозрительным, и он перевёл взгляд на внушительных размеров экран, висящий на стене. Диктор сообщил результаты вчерашних матчей, затем на мониторе замелькали фигурки игроков. Они двигались по полю настолько быстро, что Манфред с трудом следил за перемещениями.
В этот момент он почувствовал пронизывающую боль в висках, как будто голову сдавило тисками. Манфред закрыл руками лицо и откинулся на спинку стула. От непроизвольных движений боль только усилилась.
В следующее мгновение Манфред увидел яркий свет, почувствовал босыми ногами влажную после дождя траву. Где-то совсем рядом прозвучал голос.

- Нет, Фред. Мы идём вдвоём, только я и Эди.
Солнце слепило глаза, Манфред щурился, прикрывал лицо ладонью, но никак не мог рассмотреть стоявшего перед ним парня. Три дня, не переставая, лил дождь, сегодня в полдень погода наладилась, и вот на тебе! Они идут вдвоём. Манфред отвёл взгляд в сторону. Дым от костра щекотал ноздри и продирался в лёгкие. Манфред закашлялся.
- У тебя подготовка, сам знаешь… Да и снаряжения на троих не хватит. Парень развернулся и, пригнувшись, нырнул в палатку. Манфред тяжело сплюнул в траву и огляделся. Справа громоздилась, уходя в самое небо, совершенно отвесная скала. Теоретически он знал весь маршрут: Бастион, затем влево до Красного зеркала, оттуда траверсом ещё левее и вверх, до Первого и Второго ледового поля. Потом Рампа, Паук и небольшой ледник перед самой трещиной, ведущей на вершину. Сколько раз он проходил мысленно этим маршрутом. А теперь его не берут. Стоило ли тащиться сюда из самого Инсбрука? Спорить с Вилли Ангерером бесполезно, если тот сказал нет – значит, нет. Манфред прошёлся по палаточному городку в сторону небольшой группы людей - несколько газетчиков, фоторепортёров и пара немецких альпинистов. Те собирались выдвинуться рано утром, если погода не испортится. Манфред знал обоих, хотя и не был знаком лично: Тони Курц и Андреас Хинтерштойссер. Оба улыбались и демонстрировали решимость.
Сколько Тони? Двадцать два? Двадцать три? Всего на пару лет старше Манфреда, а через несколько дней о них будут писать все берлинские газеты: они покорили Эйгер!
Проходя мимо, Манфред услышал, как Тони сказал репортёрам:
- Стена будет наша, или мы умрём на ней.
Сказал в шутку и улыбнулся. Манфред хмыкнул и прошёл мимо. Услышал, как за спиной защёлкали затворы фотокамер. Французы и итальянцы стояли чуть в стороне. Они отказались от восхождения, осторожничали. Всем известно, что погода на Эйгере коварна. Только что светило солнце, а в следующую минуту может пойти дождь, снег… Карла Мерингера и Макса Зедельмайера так и не нашли в прошлом году. Все издания писали о трагедии. Вилли и Эди тоже хотели пойти тогда, прошлым летом.
Вилли Ангерер был для Манфреда больше чем другом: ещё в детстве он и Эди Райнер таскали его за собой в горы. Научили, как быстро проложить маршрут, как отыскать на отвесной стене подходящую зацепку или вырубить во льду ступень, как закрепиться, всю ночь простоять на полке и при этом не свалиться во сне. Иногда, он помогал им в кузне, где они втроём изготавливали ледовые и скальные крючья.
«Мы сделаем из тебя настоящего бергштайгера, – любил повторять Вилли, и всегда добавлял: – Как мы, только лучше».
И вот теперь они собираются покорять Белую Кобру без него.
Внезапно земля под ногами Манфреда ушла куда-то вбок, горизонт, отель и палаточный городок съехали на сторону. Вся картинка превратилась в полупрозрачный вязкий кисель. Навалилась страшная головная боль. 

- Всё в порядке?
Боль отступила так же внезапно, как пришла. Манфред убрал ладони от лица и взглянул на стоявшего рядом со столиком бармена. Тот поставил перед Манфредом тарелку и кивнул.
- Ваш заказ.
Манфред оглядел зал. Парни в углу всё так же разговаривали, ни на кого не обращая внимания, и только девушка, отставив в сторону чашку с кофе, была явно заинтересована его персоной. Встретившись взглядом с Манфредом, она вспыхнула и снова уткнулась в книгу.
Он закрыл глаза и попытался восстановить в памяти только что увиденное. Частично ему это удалось, даже почудилось, как пахнуло дымом от костра. Всё казалось реальным: слепящее солнце, скала, палаточный городок и даже влажная трава под ногами. Вот только лица были смазаны, как на испорченной фотографии. Но чем больше сил он прикладывал, для того чтобы вспомнить, тем менее отчётливо отвечала ему память. В конце концов, он решил переключиться на что-то другое.
Манфред принялся за еду, и внезапно поймал себя на мысли, что думает о девушке. «Интересно, как давно у меня не было женщин? Наверное, достаточно давно, если даже в сегодняшней ситуации я способен думать об этом». Ему пришло в голову, что неплохо было бы подойти и заговорить с ней.
Раздался чуть слышный зуммер, девушка вытащила из сумочки небольшой продолговатый предмет с мерцающим дисплеем и поднесла его к уху. С минуту она разговаривала, затем подозвала бармена. Пока девушка рассчитывалась и прятала в сумочку книгу, Манфред несколько раз встречался с ней взглядом. И всякий раз она тут же отводила глаза. Подойти и заговорить? О чём? О чём он может ей рассказать? Ещё чего доброго примет его за неандертальца.
Девушка вышла, Манфред проводил её взглядом и через витрину кафе увидел переходящего улицу Ракеша. Тот ещё издали помахал ему рукой.

- Я думал застать вас в номере. Решили всё-таки прогуляться?
Ракеш плюхнулся на красный кожаный диван спиной к стеклянной витрине кафе, несколько сократив Манфреду обзор. Перехватив его взгляд, Ракеш усмехнулся.
- Не стоит так переживать. Они наверняка потеряли след. Так что в ближайшее время ожидать визитёров не придётся. По крайней мере, до сегодняшнего вечера точно. Но сейчас нам лучше пройти в отель.
Манфред продолжал молча есть, оставив без внимания предложение Ракеша. Он не спешил отвечать, размышляя, знает ли Ракеш о вчерашнем визите незнакомца в его палату? Скорее всего – да.  А о шприце, который Манфред прихватил с собой из больницы? Если Ракеш уже побывал в номере, то знает. Может быть, его новый знакомый уже позаботился о том, чтобы шприц этот бесследно исчез. Ведь достаточно взять жидкость на экспертизу, и будет ясно – врёт Ракеш или говорит правду. По его словам, Манфреда хотят устранить. Тогда в шприце должен быть яд.
- Почему меня хотят убить? – спросил Манфред, вовсе не рассчитывая получить ответ.
- Мы поговорим об этом в отеле, – неожиданно обнадёжил Ракеш.

***
Войдя в номер, Ракеш сразу же занял стул, развернувшись спиной к свету, и теперь Манфреду было плохо видно его лицо.
- Значит, решили прогуляться?
Манфред краем глаза посмотрел на сумку - вроде бы лежит там, где он её и оставил.
- А вы против?
- Нисколько. Наоборот, общение вам сейчас только на пользу. Память быстрее вернётся, если вы не будете абстрагироваться от внешнего мира. Ну, рассказывайте, как вам удалось уйти из отеля незамеченным.
- Зачем? Вы и так наверняка всё знаете.
Ракеш рассмеялся.
- Кажется, вы мне не доверяете, Лист.
- Я никому не доверяю.
- Хорошо, давайте начистоту. Я знаю, как вы выбрались из окна клиники. Знаю, как добрались сюда и устроились в отеле. Знаю, что вчера ночью у вас в палате был гость. Знаю так же, что в кармане вашей куртки заряженный Вальтер, а у меня, – Ракеш встал и вывернул карманы брюк, – а у меня нет. Я следил за вами через окно кафе и видел, что у вас был приступ. Вспомнили что нибудь?
- Кое-что.
- А именно?
- Я знаю русский. Прочитал вывеску на улице.
Ракеш откинулся на спинку стула. Если бы Манфред мог хорошо видеть лицо собеседника, он наверняка бы заметил, что тот несколько озадачен.
- Что-то ещё?
Манфред подумал, что не стоит рассказывать Ракешу о Эйгере. И даже о тех странностях, которые он замечал в одежде и поведении людей. Пускай сначала Ракеш выполнит своё обещание.
- Вы сказали, что знаете, почему меня хотят убить. Кроме того, мне позарез охота узнать, почему вы так обо мне печётесь, Ракеш.
- Вы чего-то не договариваете, Лист. Вы наверняка вспомнили нечто важное. Как я могу быть с вами откровенным, если вы скрытничаете?
- Как знаете…
Манфред встал и сделал вид, что не собирается дальше вести разговор. Сбросил сумку на пол и лёг на постель, как был – в одежде. Ему и в самом деле захотелось тут же закрыть глаза и уснуть, так что и притворяться почти не пришлось. Видимо, достоверность его поведения заставила Ракеша заёрзать на стуле. Манфред уже проваливался в сон, когда почувствовал, что рядом с ним на постель упал какой-то предмет. Он открыл глаза и посмотрел сначала на Ракеша, а потом на одеяло.
- Знакома вещица?
Ракеш, заранее предвидя реакцию Листа, улыбался. На тёмном силуэте его лица Манфред различил два ряда белых зубов.
«Этот чёрт опять разбрасывается козырями», – подумал Лист и взял в руки продолговатый металлический стержень с насечками на одном конце, и небольшим кольцом на другом. Внимательно рассмотрел.
- Морковка, – сказал он.
- Что?
- Ледовый крюк. Морковка, – повторил Манфред. – Для страховки на ледниках.
- Пиковая восьмёрка.
Манфред усмехнулся. Сел на кровати, продолжая вертеть в руках крюк. Ракешу определённо удавались его фокусы. Но Лист не спешил рассказывать ему о том, что вспомнил в кафе. На этот раз он хотел вытянуть из Ракеша больше ответов, поэтому, как мог, растягивал время. И, как оказалось, не напрасно.
- Могу сказать, что морковка эта не совсем свежая, Лист.
- В смысле…
- Этот крюк изготовлен ещё до второй мировой… Прошу прощения, вам это ни о чём не говорит.
- Я не совсем понимаю…
- Сейчас объясню. Такими крюками не пользуются уже лет пятьдесят, если не больше.
Манфред ещё раз взглянул на крюк. Переложил из одной руки в другую. Ракеш хотел сказать ещё что-то, но  Манфред остановил его жестом руки и закрыл глаза.

Палатка была пуста. Наверное, Вилли и Эди ушли ещё до восхода, даже не разбудив Манфреда. Он прошёлся по лагерю, поговорил с итальянцами. Так и есть: австрийцы ушли часа в четыре утра, а Тони Курц и Андреас Хинтерштойссер вышли из лагеря и того раньше – в два часа ночи. Манфред оглядел палаточный городок. То, что французы и итальянцы отказались от восхождения, нисколько его не радовало. Наоборот, он чувствовал себя в этой компании неудачников таким же трусом.
Судя по времени, от начала подъёма прошло уже больше четырёх часов, и обе группы должны были быть как раз у Красного зеркала. Манфред заслонился ладонью от солнца и посмотрел в сторону горного отеля. Можно попытаться выпросить у кого нибудь из туристов телескоп или хотя бы бинокль, чтобы понаблюдать за восхождением со смотровой площадки.
Вся площадка была заполнена газетчиками и просто зеваками, телескопов на всех не хватало, и какое-то время Манфред слонялся в толпе, изнывая от нетерпения и глядя по сторонам. За одним из столиков он заметил офицера. Тому, видимо, наскучило наблюдать за альпинистами, и он неспешно потягивал пиво из керамической кружки с гербом Берна. Прямо перед ним на столе лежал полевой бинокль.
- Вы разрешите, герр лейтенант?
Манфред кивнул на стол. Равнодушно пожав плечами, офицер протянул вожделенный бинокль Манфреду.
Как раз вовремя, потому что  Хинтерштойссер пытался пройти траверсом под Красным зеркалом. Подняться вертикально в этом месте не позволяла совершенно гладкая и отвесная стена зеркала. Манфред увидел, что Вилли и Эди теперь идут в одной связке с немцами. Видимо в процессе восхождения они решили объединиться. Андреас Хинтерштойссер наподобие маятника раскачивался из стороны в сторону, затем резким толчком переместился далеко влево и ухватился за выступ.
Многие, находившиеся на смотровой площадке, зааплодировали, и Манфред, оторвавшись от бинокля, посмотрел в сторону офицера. Тот встал было из-за столика, но тут же махнул рукой и сел обратно, ухватившись за пивную кружку. Тем более что рядом с ним уже сидела молоденькая остроносая fräulein.
- Наслаждайся, – сказал он Манфреду, положив руку на плечо девушки.
Манфред кивнул и снова припал к окулярам бинокля. Андреас закрепил верёвку, и остальные трое альпинистов прошли по пути, проложенному Хинтерштойссером.
- Если так и дальше пойдёт, то завтра они уже будут мочиться с вершины Эйгера, – пошутил один из газетчиков, наблюдавший за восхождением в мощный телескоп. За спиной Манфреда раздался смех, и кто-то из присутствующих добавил:
- Фюрер сказал, что в Альпах осталось только две проблемы: Северная стена Эйгера и Шушниг. Ну, с первой проблемой, надеюсь, завтра будет покончено, а как быть с канцлером? 
По толпе прокатился хохот. Манфреда поморщился.  Смех и пустая болтовня репортёров его раздражали. Частично из-за того, что он сам был тирольцем, но гораздо больше по другой причине - кто-то из альпинистов снял перильную верёвку, проложенную Хинтерштойссером. Казалось бы, ничего серьёзного не произошло, они наверняка будут спускаться другим, более лёгким маршрутом. Манфред как мог, успокаивал себя, но какой-то холодок предчувствия зародился в его душе.
Во второй половине дня снег на вершине начал таять, и падал вниз вместе с вмёрзшими в него кусками скальной породы. Один из альпинистов попал под камнепад и теперь передвигался с большим трудом. Манфред долго не мог разобрать кто именно, но когда вся связка разбила бивуак на небольшой площадке первого ледника, он с уверенностью мог сказать, что это был Вилли. Вилли Ангерер.
Манфред опустил бинокль и обернулся. Офицера и его спутницы за столиком уже не было.
На сегодня интрига была закончена. Ещё одна ночёвка на Эйгере, и завтра все четверо будут на вершине. И ещё день спуска по восточному склону. Манфред прошёл вдоль невысокой ограды и остановился в двух шагах от группы альпинистов, беседовавших с местным гидом. Тот отвечал с важным видом и при этом пыхтел в пышные усы, пожимая плечами при каждом вопросе, независимо от того, знал ответ или нет.
- На сегодня всё, насколько я понял? Вершина откладывается? – спросил один из парней, самый молодой из всех.
- Будут ночевать на леднике.
- Веревку зачем сняли?
- Может, лишней нет… Не знаю.
- Зря сняли, – мрачно сказал кто-то из альпинистов. – Возвращаться тем же путём придётся. Время потеряют.
- С чего ты взял? Спустятся по восточному склону.
- Да куда там… Австриец еле ногами ворочает. Они вверх не пойдут, это точно. Рампу им не одолеть.
«Пойдут. Надо знать Вилли», – подумал Манфред, но промолчал. Вмешиваться в разговор не хотелось, и он направился в палаточный городок.

Манфред с трудом открыл глаза и выронил крюк. Тот с глухим стуком ударился о пол. Ракеш всё так же сидел на стуле, спиной к окну. Казалось, он даже позу не поменял, настолько внимательно следил за Манфредом. Наконец он решился нарушить молчание.
- Как морковка? Сработала?
Манфред поднял с пола ледовый крюк и бросил его в сумку. На глаза ему снова попался небольшой пластиковый шприц. Он решил не говорить Ракешу ничего, пока не выяснит, насколько ему можно доверять. Лист вытащил шприц, достал из кармана куртки Вальтер и направил его на Ракеша. Тот улыбнулся и развёл руками.
- Да, давайте добавим ситуации трагизма. Послушайте, Лист… Чёрт!
Манфред сделал несколько шагов к двери, продолжая держать Ракеша на прицеле.
- Я не собираюсь вас убивать, кто бы вы там ни были. Я просто хочу, чтобы вы оставались в номере, пока я не покину отель. И не нужно за мной следить, Ракеш. Я вернусь… Обещаю.

***
В ближайшей больнице Листу просто отказали и даже не назвали причины. В аптеке, что попалась ему на пути, не оказалось оборудования и необходимых реагентов, но стоявшая за прилавком миловидная девушка окликнула Манфреда, когда он уже толкнул стеклянную дверь на улицу. Вышла из-за витрины и почти побежала по залу, поскользнувшись перед самой дверью. Листу пришлось поймать её за руку, чтобы не упала.
- Вот, – девушка поправила волосы и протянула Манфреду небольшой листок, – это независимая коммерческая лаборатория, тут неподалёку. Они смогут вам помочь.
- Спасибо.
Манфред взял протянутую визитку и более внимательно посмотрел  на девушку. Брюнетка с короткой стрижкой. Тёмные глаза и тонкие брови. Её можно было назвать стопроцентной красавицей, если бы не слегка крупноватый для её лица нос.
Выйдя на улицу, Манфред оглядел зал аптеки через прозрачную витрину. Он увидел, как девушка повернулась в его сторону и помахала рукой.
Манфред обернулся ещё раз, когда поворачивал за угол, решив, что обязательно вернётся сюда ещё раз, если конечно обстоятельства позволят.
 
Через пару кварталов он отыскал нужный адрес, вошёл и направился к невысокой стойке в углу холла.
Вся процедура заняла не больше четверти часа. В приёмную вышел пожилой мужчина, держа в одной руке шприц, в другой лабораторное заключение, которое тут же протянул Манфреду.
- Что там? – спросил Лист, одновременно пытаясь разобрать мелко отпечатанный текст.
- Пентотал, – ответил мужчина, – довольно сильный наркотик. Относится к препаратам для внутривенной анестезии. Практически отсутствуют побочные эффекты… Ну, если вводить небольшую дозу. Жирорастворимый… Что ещё?
- Убить при помощи него можно?
Мужчина пожал плечами и уставился на Манфреда. Поправил очки и засунул руки в карманы халата. Листу показалось, что тот несколько напуган и нервничает.
- Я вас не понимаю.
- Если ввести весь шприц? Можно ли убить? Что непонятного?
Мужчина надул щёки и несколько раз покачнулся взад-вперёд на каблуках. Вытащил руки из карманов и, не придумав, что с ними делать дальше, сцепил их за спиной.
- Нет. Количество может повлиять только на скорость получения нужного эффекта.
- Какого эффекта? – Манфред уже начинал терять терпение.
- Ну, замедление реакций организма, я не знаю… Перед операцией. Как вам ещё объяснить?
- Снотворное?
- Можно и так сказать.

***
Когда Манфред открыл дверь и вошёл, Ракеш всё ещё был в номере. Он сидел за столом и, судя по количеству пустых бутылочек, успешно опустошал мини-бар. Манфред бросил сумку на пол и сел напротив.
- Быстро вы…
Лист не ответил. Нагнулся, достал из сумки шприц, положил на стол. Вытащил из кармана вальтер и пристроил рядом. Даже с предохранителя снял для убедительности. Ракеш продолжал медленно отпивать из очередной мензурки, демонстрируя полную незаинтересованность.
- Как вы объясните вот это? – спросил Манфред и кивнул на шприц.
- Я не знаю, о чём вы…
- Знаете. Я только что сделал анализ содержимого. Это не яд, Ракеш. Следовательно, меня никто не собирается убивать. Так что им от меня нужно? Наверное, то же, что и вам, я правильно понял?
Ракеш откинулся на спинку стула и задумался, играя желваками. Наконец, после продолжительного молчания он хлопнул по столу ладонями.
- Хорошо. Я расскажу вам всё, что мне известно на сегодняшний день. Но у меня есть одно условие…
Манфред отрицательно мотнул головой.
- Что? – Ракеш вопросительно кивнул, – вы не согласны? Это, между прочим, мой пистолет… Не забывайте об этом. Это я вытащил вас из клиники и поселил в этом отеле. Это я пытаюсь хоть как-то освежить вашу память!
В этот момент Манфред во второй раз за сегодняшний день почувствовал сильный спазм и схватился за голову обеими руками.

Сколько сейчас? Часов пять, максимум – полшестого.
Было ещё довольно темно, и Манфред несколько раз чуть не свалился на дно небольшого обрыва. Наконец, он выбрал место, с которого Эйгер будет как на ладони.
Сегодня до полудня все четверо должны были пройти первое ледовое поле. Манфред знал, что Вилли и Эди собирались преодолеть ледник шириной в полкилометра за пять, максимум – шесть часов, по сотне метров за час. Было видно, что Вилли уже совсем выбился из сил, и к десяти утра они даже до середины не добрались. А после небольшого отдыха вся группа начала медленно спускаться.
К полудню они были в начале второго ледового поля и ещё полдня потратили на то, чтобы спуститься к Красному зеркалу. Но верёвка, по которой они вчера прошли траверс, была опрометчиво снята. Манфред видел, как в течение следующих трёх часов Андреас совершал одну попытку за другой, но зацепиться за противоположную сторону выступа так и не смог. Последние попытки Хинтерштойссера пройти тридцать метров траверса в обратную сторону Манфред уже не мог разглядеть из-за окутавшего Эйгер тумана. К вечеру погода окончательно испортилась, и начался снежный буран.
Через минуту снег был везде, теперь Манфред не видел ни отеля, ни палаточного городка. Он чувствовал, как раскалывается от невероятной боли его голова. Опустил глаза, но не смог разглядеть ни травы под ногами, ни собственных ботинок.
Кто-то сильно тряс его за плечи.

- Манфред! Манфред!
На этот раз воспоминания были настолько реальны, что Листу показалось, что он всё ещё находится в Альпах.
Он открыл глаза. Номер отеля. Ракеш, что есть силы трясущий его за плечи. Головная боль постепенно растворилась. Манфред пришёл в себя и непроизвольно выдохнул. Ракеш всё ещё стоял рядом и держал руки у него на плечах.
- Что вы видели?
- Вам знакомо имя Вилли Ангерер? – спросил Манфред.
Ракеш отрицательно мотнул головой.
- А Тони Курц? Хинтерштойссер, может быть?
Ракеш сделал жест рукой, как будто пытался поймать ускользающую мысль. Щёлкнул пальцами и указал на Манфреда.
- Точно. Это альпинисты. Они погибли в тридцать шестом в Альпах.
Манфред был прекрасно осведомлён о том, какой сейчас год. Ещё в клинике, расписываясь в бланках после осмотров, он увидел дату. Не придал тогда этому значения, отложилось в памяти и всё. Получалось, что в тридцать шестом, он просто не мог присутствовать при тех событиях - это было бы полнейшим абсурдом. Откуда тогда такие явные образы? Откуда у него возникло ощущение полной сопричастности с происходящим? Манфред вспомнил и о более реальном предмете – ледовом крюке, который лежал сейчас на дне сумки. То, что он, Манфред, до аварии был альпинистом, это понятно. Возможно, он хорошо знал историю восхождений? Наверное, так. Другого объяснения он придумать не мог. А крюк - это вполне объяснимо: может быть, вещица досталась ему по наследству или в подарок.
Обо всём увиденном Манфред рассказал Ракешу. В любом случае, какие бы цели не преследовал Ракеш, он был единственным человеком, пытающимся воскресить его память. Ракеш продолжительное время молчал, думал над тем, что услышал. Наконец произнёс:
- Я ведь не зря привёз вас во Франкфурт. Я мог бы вам рассказать, но будет лучше, если вы всё увидите своими глазами.

Tweet