Выйди куда-нибудь далеко в поле – туда, где под равномерным и сильным юго-западным ветром все время гнутся нескошенные травы, а до кромки ближайшего леса – не менее трех километров. Разверни плечи, разведи руки в стороны и как можно сильнее задери вверх голову. Поймай ветер. Сначала поймай его руками, потом возьми грудью. Всмотрись в легкие и пушистые кучевые облака, движущиеся прямо на тебя, и резво клубящиеся. Постарайся к ним приблизиться – минут через пять-десять у тебя это получится.

Теперь сделай резкий и сильный вдох через нос – постарайся захватить в легкие как можно больше воздуха.

Ты почувствуешь запах Неба. И к тебе разом протянутся тысячи невидимых нитей, каждая из которых потянет тебя вверх, и больше никогда тебя не отпустит.

А теперь как можно выше подпрыгни и как можно больше приблизь к себе высоту, и как можно сильнее прогнись, задрав назад ноги и голову.

И когда живой и твердый ледяной воздух забьет тебе открытый рот и обжигающим бичом хлестнет по лицу и голым рукам, когда эта игра превратится в легкое скольжение по некой упругой поверхности, направляемое твоими малейшими движениями, когда облака из ваты превратятся в туман, с яростным ревом мчащийся на тебя и огибающий тебя с обоих сторон, за смутной дымкой которого будет угадываться потемневший буро-зеленый ковер, когда, подчинившись твоему рывку, из-за спины вылетит и хлопнет, распустившись, бутон разноцветной материи, и тебя резко рванет снизу за бедра, и ощущение скольжения станет иным – уже в сидячем положении; когда ты услышишь, как в слайдере захлопает ветер при смене тобой курса, а длинное тянущее движение клюванта раскачает тебя по широкой дуге, немного провалив высоту и вызовет ощущения, несколько напоминающие детство и гигантские качели в лунапарке, у тебя в очередной раз мелькнет мысль, что ты попал и погубил душу – вдрызг и в сопли – и уже довольно плотно сидишь на хорошем и прочном крючке.

Ты одержим.

Даже в понедельник тебе стал глубоко небезразличен прогноз погоды, случайно увиденный по телевизору, и ты смотришь его полностью, странно огорчаясь, когда речь идет о грозах или штормовом ветре.

Выходя из дома, ты каждый раз прежде всего смотришь вверх – и с неодобрением видишь низкие серые тучи, а с радостью – белые летние облака, сквозь которые проглядывает солнце, и высоту верхней и нижней границы которых ты легко определяешь по форме. Почти каждую ночь ты летаешь и снова и снова видишь под собой полосатый конус, указывающий направление ветра и большую (однако с высоты словно нарисованную) красную надувную стрелку, указывающую противоположную сторону – направление приземления. Пейзажи, проносящиеся за окном поезда, воспринимаются как подходящие или неподходящие для расположения аэродрома, а звук пролетающего над городом самолета заставляет тебя вздрагивать в смутном ожидании.

Вместе с тем ты также ощущаешь, что стал намного спокойнее и как бы более всеобъемлющем, чем раньше: ты гораздо меньше реагируешь на мелкие раздражители и вдруг оказавшиеся несущественными бытовые неурядицы, ты почти перестал пить, и даже во время пьянок перестал совершать дикие и бессмысленные вещи.

И наконец, начиная с понедельника, ты с нетерпением отсчитываешь дни до следующей пятницы.

Возможно, это именно то, чего тебе не хватало всю жизнь.

Возможно, это и есть чувство единения с чем-то, несоизмеримо выше и сильнее тебя, с тем, что уравнивает всех и вся – словно самый мощный наркотик, с которым, как и с любым сильнодействующим средством, очень плохи шутки.

Перед небом все равны: от «чайника» до аса, оно хватает и держит каждого – дает возможность познать себя; оно не терпит бахвальства и бездумной неосторожности и одновременно милостиво к тем, кто стремится его познать.

Незнакомый парень, переломавший себе все кости – в низкого развороте купола и последующем падении с десятиметровой высоты, многие другие, получившие вывихи и переломы ног и более-менее терпимые ушибы в результате самонадеянности – и слепец, совершивший прыжок в тандеме, пристегнутый к инструктору и ощупывающий жадными пальцами маленький экранчик включенной на воспроизведение видеокамеры, на которую засняли его полет; кто осмелится утверждать, что они разнятся перед Небом?

И где найти слова, чтобы описать чувства при всеобщем поднятии рук ладонями вверх и хлопанье в ладоши, когда самолет отрывается от земли; ободряющем рукопожатии инструкторов и «чайников» перед самым шагом в рокочущую четырехкилометровую бездну, и как описать ощущения самой открытой двери, когда тебе в глаза брызжет безмерный свет, в который с дикими криками восторга начинают валиться те, кто только что сидел рядом с тобой…

И ты шагаешь в этот океан ревущего света и говоришь: «Здравствуй, Небо!». Оно отвечает тебе тысячеголосым приветственным рокотом и принимает тебя в свои упругие и всемогущие, но одновременно податливые объятия.