Сегодня я проснулся в холодном поту: я видел сон.

У меня не-то репетиция свадьбы, не-то свадьба настоящая. Она проходит рядом с гаражом. Он такой старый, обветшалый, стены, выкрашенные в неприятно жёлтый цвет, начали осыпаться, ворота все покороблены. Выезд из гаража земляной вперемешку с глиной, снег только что сошёл, и поэтому все мы стоим в вязкой грязи. Накрапывает весенний мелкий дождь. Вокруг почти пустырь: домов мало, серо-коричневая чаща голых кустов, мусорная куча невдалеке. В общем всё, как на самом деле. Словно в окно выглянул.
Мы — это я, моя жена, самый близкий друг и ещё пара знакомых человек. Напротив в резиновых сапогах стоит девушка, ведущая церемонию. А мы стоим в босоножках и шлёпанцах. Нам холодно, но весело. Мы улыбаемся, наши друзья шепчутся о чём-то за спиной. А пафос девушки со слащавым голосом разбивается вдребезги о нерастаявший местами лёд.
Я ещё пока не понимаю, что это сон. Всё кажется совершенно естественным. И тут вдруг я вижу всё со стороны: кучка людей, утопающих в чёрно-жёлтой жиже, мокрая просёлочная дорога, и женщина, приближающаяся к нам. Она невысокая, одета по-домашнему. По-домашнему в деревне — это не классическая фуфайка и галоши, а старый поношенный пуховик с вылезшим синтепоном, стоптанные туфли и платок на голове. Это моя мама. Она идёт к нашей компании, рот искривлён, она кричит что-то, хватается за голову. Останавливается в нескольких метрах от нас и причитает. Потом она разворачивается и медленно бредёт, тоскливо глядя вдаль. Глаза пусты и из них катятся огромные беззвучные слёзы. Всё это я вижу со стороны: как будто камера прямо перед ней и снимает её лицо. От компании отделяюсь я и бросаюсь за ней. Я подбегаю, хватаю маму за руку, она лишь одёргивает её и плетётся дальше. Ещё попытка, ещё. Я что-то ей говорю, но всё бесполезно. Отстаю немного. Она продолжает идти и, сделав небольшой шаг в сторону, куда-то пропадает. Я, глядящий со стороны, понимаю, что она провалилась в какую-то яму, но не могу приблизиться, чтобы увидеть её. А я, стоящий в толпе, этого не вижу, потом оборачиваюсь, ищу глазами маму и, не находя, бросаюсь за ней.
Мама плавает в каком-то колодце возле дороги. Края проруби из коричневой глины, которая расползается под моими руками. Я пытаюсь вытащить её, но она не подаёт руки. Или уже потеряла сознание? Скользкими от мокрой глины руками я хватаюсь за неё, пытаюсь тянуть, но сам скольжу по земле. Идиотское состояние безысходности, какое возможно только во сне. Такое, как когда пытаешься во сне кричать во всё горло, а из глотки ничего не доносится.
Наконец мне удаётся вытащить её. Седые волосы спутаны, морщинистое лицо испачкано глиной, она не дышит, кажется. Мокрая старая юбка облепила толстые короткие ноги.
Неизвестно откуда взявшийся двоюродный брат помогает мне откачать из неё жидкость, сделать искусственное дыхание и кричит: «Это всё ты. Ты виноват!» Наконец фонтан грязной воды вырывается из груди матери, и я счастливый падаю на неё. Из моих глаз валятся грязными комками слёзы.
В этот момент я, о облегчение, понимаю, что это сон. Приятное спокойствие разливается по мнимому телу. Теперь остаётся только досмотреть сон до конца.

* * *

Мы с моей девушкой были молодыми неформалами. Надо было всячески показать своё отличие от других. С одной стороны по этой причине в восемнадцать лет мы подали заявление, с другой назло родителям, которые испытывали лютую ненависть к нашим избранникам. Особенно моя мама. Она просто кипела от ярости при виде моей девушки.
Неформальной мы хотели сделать и свадьбу: только мы с ней, свидетели и всё. Ни родителей, ни родственников, ни пышного празднества. Просто бракосочетание, желательно даже без этих слащавых глупостей из уст девушки во дворце.
То самое утро обещало стать сухим, но пасмурным днём. Мы нарядили машину, девушку и отправились в ЗАГС. По дороге начался дождь, даже ливень. Быстренько расправившись со всем, мы поехали по родственникам раздать по тортику и посидеть за чашечкой чая. Я ведь не знал, что, когда мы выходили из ЗАГСа, под дождём стояла мама и смотрела на нас издалека. У неё даже зонта не было. Я был единственным её ребёнком и она хотела побывать на моей свадьбе.

Когда мы приехали домой, я думал посидеть в семейном кругу, поговорить и попытаться наладить отношения. Но мамы не было дома, трубку не брала. Я знал, что она ушла куда-то из-за меня, но не знал куда.
Она приехала на автобусе, мокрая до ниточки, через 40 минут.

* * *

Проснулся я в холодном поту. Идиотский сон. Он поднял в моей душе все эти острые  осколки, которые притупились было за прошедшие годы. Слава богу это был лишь сон и хорошо, что кончился он хорошо. Дома никого не было: и мама и жена уже ушли на работу. У меня было много планов на этот день: две встречи, заехать в офис, на почту, обсудить с директором коммерческие вопросы нового проекта и провести инспекцию на объекте. Я чувствую себя важным за рулём своей «бэхи» и думаю: «Ну теперь-то все видят, что я повзрослел и ошибок больше не совершаю». Блин, что же так хочется спать? И рука болит.

День прошёл прекрасно: я разрулил все вопросы, наказал виновных, раздал подзатыльников подрядчикам. Под бодрые звуки рамштайн я подъезжаю к дому, паркуюсь рядом с десяткой своего дяди. На лавочке рядом с домом сидит мой двоюродный брат со своим отцом — маминым братом — моей женой и маминой сестрой. Странно.
−    Привет, — с улыбкой на лице говорю я им.
−    Пошёл к чёрту! — кричит в ответ мне дядя.
−    А?! — я ошарашен такой реакцией.
−    Бэ, блядь, уродец! — дядя встаёт и направляется к своей машине.
Остальные как-то злобно смотрят на меня. Жена, конечно, нет, но и привычной ласки во взгляде нет. Ничего не понимаю.
−    Чо случилось-то, блин?
−    Ты чо, издеваешься что ли?! — гаркает брат, тоже встаёт и садится в машину.
Брат и дядя уезжают.
−    Что случилось, Катя?
−    Ты правда не понимаешь? Или ты не помнишь?
−    Очевидно не понимаю. Или не помню.
−    Твоя мать мертва! Она утонула!
Эти слова звучат с удивлённым раздражением. Но оно расплывается для меня в бесконечный ряд звуков. Она что-то говорит, говорит. А я стою, пытаясь составить из осколков воспоминаний о прошлом дне мозаику. Я и правда плохо помню вчерашний  вечер. Его обрывки пополам с кадрами из снов пытаются сложиться в полную картину. Это не сон? Это было в действительности? Я крепко зажмуриваюсь до звёздочек в глазах.
−    Но она же... Она же выжила! Мы её откачали! Я помню!
−    Не надо так говорить. Это глупая шутка. Твоя мать мертва!
−    Так... так это было на самом деле? Подожди. Но этого не могло быть. Яма, свадьба. Бред! — я хватаюсь за голову руками, на глазах наворачиваются слёзы. — Бред, бред, бред.
В памяти начинают всплывать обрывки прошлого дня. Дождь, грязь, колодец. Колодец был у нас в конце огорода. Из широкой металлической трубы. Боже! О боже!

Мы поливали капусту, как делали это каждый вечер. Как обычно у нас нашлась причина поспорить и разругаться. Мама набирала воду в колодце. Она подскользнулась и, царапая о края руки, упала в эту трубу. Я вдруг отчётливо вспоминаю всё. Крики, смазанный след её галоши на мокрой земле, перемешанной с глиной, опрокинутое ведро, содранная кожа на краю трубы. Выбраться оттуда сама она бы не смогла. Я не помню, чтобы я слышал крик мамы, но сам крик я помню. Он был таким громким, что слышала вся улица, наверно. Она надрывно кричала моё имя. Я не помню, чтобы я думал, но мысли я помню: она сможет продержаться несколько минут, цепляясь за скользкие стены трубы, потом силы её кончатся и она начнёт захлёбываться. Я не помню, чтобы я подошёл и смотрел на неё, но картину я помню: я склонился над трубой и смотрел на маму.
А потом кто-то оттолкнул меня от колодца так, что я отлетел на несколько метров и я ударился рукой о забор.
−    Что мы будем теперь? Куда нам деваться? — причитет Катя.
−    Я... Я... Я не знаю.

Сегодня я проснулся в холодном поту и позвонил маме.

Tweet