Когда-то мне было 17.И я была ибанута гораздо крепче, чем сейчас. В этом были свои плюсы – вставляло с одного кислорода и подростковых гормональных всплесков. Однажды я украла у дворовой кошки детеныша. Мне хотелось верного товарища, похожего на меня.И еще не забылся в силу возраста мультег про Маугли: «Мы с тобой одной крови! Ты и я-а-а!» Поэтому, принеся этот пищащий блохастый колобок домой, я незамедлительно принялась тюниговать его по своему образу и подобию. Для начала я скреативила ему офигительный ошейник из кожи молодого проклепанного дермантина. Котенок обновке обрадовался и стал яростно драть ее когтями. Жирные ленивые блохи испуганно расползались по комнате. А во мне тем временем проснулся Сергей Зверев. «Доброе утро, Сережа!– сказала я ему – помоги мне нахимичить лак невъебенной фиксации для кошачьих волос». «Говно вопрос!–ответил Сережа. И забубенил в кошачьем поильнике смесь из сахара и воды. – Фиксация будет бетонной!» Я соорудила котенку чумовой ирокез между ух. Но С. Звереву показался этот образ несколько незавершенным. В ход пошел пузырек с зеленкой и ватная палочка. Жывотина возмущалась и орала нечеловеческим голосом, что хочет фиолетовый оттенок, а не зеленый. А блохи испуганно хлопали ресницами и тихо пукали по углам. Прищурив глаз, я осмотрела свое творение как Малевич геометрию и осталась почти довольна.«Нужен последний штрих – сказал Малевич внутри меня – имя!».Пожилая блоха из-за плинтуса загадочно икнула.«Точно! – согласилась я с педикулезом – нарекаю тебя Fuckом, брат!» Fuck мяукнул, и я поняла, чтоимя ему понравилось. Маленькая зараза (не сдавайте меня Гринпису) оказался с характером. Мерзким. Меня ждала бессонная ночь. Кот скучал по своей маме и забирался ко мне на кровать. Я была не против совместной ночевки. Не садюга я.Но Fuck предпочитал сворачиваться улиткой не где-нибудь, а конкретно у меня на лице. Я смахивала его со своей щеки с периодичностью раз в 10 минут, я закрывала его в коридоре-на балконе-в туалете. Этот монстр орал как Монсерат Кабалье,укушенная за грудь Фредди Меркьюри! И я впускала кота обратно в спальню. И все начиналось заново. Кот засрански забирался на мое лицо. Блохи злобно матерились под кроватью. Чуть свет тренькнул телефон. «Ы! – сказала я в трубку». «А пойдем на концерт сегодня? Я соскучился и все бла-бла». Это Андрюша, будущий первый муш. Тока познакомились. И мне по шизанутости малолетней и любопытству бабскому захотелось опробовать девичьи чары на предмет вызывания духа ревности мальчишьей. Да ну, говорю, у меня ночь была жесткая-бессонная. Панк уменя ночевал. Fuckом звать.Андрюша забулькал, позеленел в малиновую крапинку. Бросил трубку и переименовал меня в записной книжке с «Оля» на «Бля». Потом взял лезвие и вырезал на левой руке символичное – «9.20» - что означало 9 руб. 20коп. – стоимость 1 бутылки самой дешевой водки в тот год, 1995. Блохи рыдали навзрыд.Собрала тряпкой этот потоп, подмыла Fuckа и пошла на концерт. Андрюша смотрел на меня взглядом затравленной блохи, и я конечно же призналась ему в своих чувствах к несчастному котенку. Любовь моя (не кот,конечно же, а вьюноша) оказался патологическим Отелло. Он не давал мне спать, как незабвенный Fuck, нудел в три часа ночи – «Признайся, что ты мне неверна, и я убью себя!» Я признавалась во всем, чего не делала, лишь бы он умер и дал поспать. Но это не помогало. Андрюша в очередной раз доставал бритву, кромсал свои запястья, и, уливая кровью мою гитару, депрессивно завывал из Ника Кейва: «Do you lov me, You love me?» Через три года мы поженились, прожили год в счастливом браке и умерли в один день.

Tweet