Нечто начинает  коверкать твою жизнь уже с того момента, когда акушерка кладет тебя перемазанного кровью и амниотической жидкостью  на теплый живот матери. С первым вздохом, расправляющим твои легкие. Всё. С этого мгновения тебя уже потихоньку потряхивают и мнут. Ты еще ничего не понимаешь. Кругом тихо, тепло и мягко. Ты центр масс, ты вращаешь мир. Медленно или быстро согласно сиюминутным капризам.  Метаморфозы происходят незаметно.  Они как вода, пропитывающая сахар. В один из моментов существования оказывается, что это - уже нельзя, а то - невозможно. Обрастаешь барьерами и непреодолимыми условиями.  Из мгновения в мгновение. Постепенно жизнь начинает напоминать каждосекундную борьбу с ситуациями. Римляне в этом случае говорили: «Фатум», и отправлялись завоевывать мир.

Лестница благоухала жасмином. Настырный запах, прямо таки раздирающий ноздри. Плотный и сладковатый. Он выдержал налет жарящихся в третьей квартире котлет. Просто задавил кулинарию массой. Запах женщины. Миловидной тоненькой шатенки. Это могла быть только она. Список моих соседей состоял из аляповатого ассортимента бабок, приветливо здоровающихся по утрам  и копающихся в микроскопических огородах под окнами. Они такой муар создать не могли.
Сколько мы не виделись? Да месяца четыре. Тогда тоже был жасмин. Он тихо умер в моей съемной квартире, затоптанный Саниными носками и копченой мойвой. Взмахи длинных чуть тронутых тушью ресниц. Серые кошачьи глаза. Короткое пальто и модная сумочка.  Верх изящества, потому что в магазинах ни-че-го. Где она это все доставала? Да мне было все равно. В то мгновение я осознал, что жизнь опять развернула меня и я, как пух на воде, понесусь куда- то в другом направлении.

- Вы не платите за квартиру уже пятый месяц.-
- Я понимаю, Валентина Алексеевна, но на комбинате задерживают получку. Это временные трудности.
- Вы говорили про эти самые трудности в прошлый раз, я помню. – она нервно потеребила кончик шейного платка и с усилием продолжила – К сожалению, мне нужна эта квартира. Я вынуждена попросить вас съехать. 

Странная вещь - быт. Собирать свои вещи под чужим присмотром неудобно как–то. Я смущался. Почему? До сих пор не понимаю этого чувства. Вроде как смущаешься своей зубной щетки  и опасной бритвы с сохлой мыльной пеной по краю, из которой торчат волоски. Трусов с носками, телепающихся на балконе. Пыльных портвейных бутылок. Своего присутствия в уже чужом жилище. Ну да черт с ним, со смущением.

- Всего доброго-
- Прощайте –

Вот и все, жить мне было негде. Ну, конечно оставался вариант существования в бытовке на комбинате. Неудобный и зыбкий. Или все же к Сане? Он после оглушительного скандала был выперт из котельной и охранял теперь городскую свалку. Кривой домик с шиферным сортиром и шлагбаумом под тополями. Местожительство, местообитания. Что там было у меня в паспорте? Не помню.

***

-Да ты просто не понимаешь – произнес он с жаром. На столе фарфоровая кружечка с черной балериной и граненый стакан. – Это же теперь столько денег можно зарабатывать!.. Уйму!...

Предметом нашего спора была замусоленная ротапринтная книжица «Как заработать миллионы». Саня приобрел ее в электричке у автора, плюгавого мужика с сальными волосами. Альберт Суходольский – было обозначено на серой бумаге. Не в пример всего остального, этот катехизис был снабжен закладками, выдранными из газеты. Сашка с порога развлекал меня, уставшего и вымотанного долгой ходьбой, избранными местами. Я старательно скрывал, что временно становлюсь глухим, и пропускаю белым шум, рожденный в сальных закоулках головы товарища Суходольского.

- Смотри, короче. - на стол в обрамлении мойвы и хлебных крошек легла желтая папочка.
- Что там, Сань? – за окном было темно и дождливо. Свалка жила своей ненужной жизнью. Я завис рассматривая кривые буквы : «кооператив Свежесть» и чуть ниже «19… год».
- Нет, ты посмотри – настаивал он, упорно интригуя.-  Все сам поймешь. Я тебе говорю – миллионы!

  Бумагохранилище содержало карандашные «Прейскурант цен» и «Типовой договор по продаже ТНП» и неожиданно типографскую квитанцию Сберкассы. Вся внутренняя сторона папочки была испещрена оттисками гербовой печати кооператива и каракулями, обозначавшими подпись.  Труд с налетом наивности и бессознательности, хотя откуда тогда было знание жизни? Все кроилось и шилось на клиенте. Прошлого уже не было, а настоящее только наступало. Из всего - прейскурант был самым любопытным.  Мумие, струя носухи и байбачий жир.

- А? Понял?- Саня довольно загукал – Это ж деньжищи!
- Где ты это все возьмешь?  - я начинал подремывать, в неярком свете голой лампочки.
- Юрка с Ферганы обещался. Летом помнишь, приезжал? Тут знаешь, какой спрос? Офигительный спрос!- он торжествовал – Пол года работы, куплю себе видеомагнитофон. И телек куплю, сейчас можно импортный достать. А может, и в Москву переберусь.

Перспективы, перспективы… Нет ничего глупее. Даже Юрка с Ферганы, с мозгом, плотно оккупированным флорой Чуйской долины, был образцом здравого смысла.

- Сань, я пошел спать. Устал я.-
- Да иди, иди… Я еще почитаю..- он уткнулся в труд мегапредприимчивого Суходольского. 

Печка производила уютное тепло и пахла раскаленным углем. Думать про завтра не хотелось.  Под шелест переворачиваемых Саней страниц я уснул.

***

Сколько я не удивлялся Сашкиным чудесам, в миру это был сверхпрактический человек. Проблему с доставкой продуктов и горячительного он решил с изящной простотой. Пехать два километра до ближайшего трамвая ему было лень. Поэтому всем необходимым нас снабжали водители мусоровозов, иногда и бесплатно. При этом обстоятельстве, в гроссбухе с надписью «Учет входящего автотранспорта по секторам», украшенном наивной Саниной порнографией, образовывались досаднейшие пробелы. Капиталист Суходольский, качаясь в неверных тамбурах электропоездов, должен был гордиться своим последователем. Александр все делал по плану.  Спихнув на меня свой гроссбух, он занялся созидательной деятельностью – исчез на две недели. Напоминая о себе лишь редкими телефонными звонками.
В моем жизненном пространстве осталось крыльцо сторожки, на которое я притащил вполне сохранившееся кресло-качалку, телефон и Бобик -  неопределенной породы теленок, рыскающий по округе в поисках остатков пищи и костей, исполинские размеры которых вызывали сомнения в их земном происхождении. 

На работе я предусмотрительно заболел. Выслушав выдуманный диагноз, Нина Пална  (мой непосредственный начальник) грустно хмыкнула в трубку – «Ну ты выздоравливай, может, скоро зарплату давать будут». Добрая женщина, заточенная в холодных кубокилометрах склада материального снабжения. Для нее все осталось незыблемо – пара кирзовых сапог или коробка гвоздей вмещала в себя ровно две бутылки водки. Эвакуация из серого мира уныния и безысходности.

  Я всегда знал, что безделье великолепная вещь. Человеку, в достаточной мере сложноорганизованному механизму, оно не наскучит никогда. Запас из девяти ящиков крымского портвейна – лебединая песнь базы Госпищеторга и копченая мойва. Скромные радости бездельника. Мусоровозы и необременительная суета. Тишина и одиночество. Сказать по правде – не самый плохой период жизни. Даже вынужденный целибат (какая девчонка поедет на свалку?) не особо докучал. Я привык стойко переносить трудности.

  Вероятно, по прошествии времени внуки, спросят меня: «Кем ты был, деда?» Что я им отвечу? Высокопарно – «я был Человеком»?! Навряд ли. Капля мозга у меня все же есть. Я им честно скажу – я охранял свалку. Это будет роскошно, мне кажется. В наше время нелепостей и нонконформизма, охрана свалок – самая, что ни на есть, ответственная профессия. Выбросил вещь и приставил к ней сторожа, логично, не так ли?  Может к тому времени возникнет потаенное общество сторожей свалок. (На что я искренне надеюсь) Орден, какой нибудь. Вроде вольных каменщиков или розенкрейцеров. Со своими тайными знаками и иерархией.  С малиновыми балахонами, мечами, креслами- качалками, Бобиками и прочей  нелепой атрибутикой. Человеку социальному вообще свойственна такая дичь - условности. Он дорожит своей принадлежностью к миру. К черным туфлям – черные носки, а рубашка на два тона бледнее галстука. Кто ответит, что значит «два тона»?  Ерунда, в принципе, но существенная во многих глазах. Дыра на носке, пустячное нарушение целостности предмета вводит окружающих в шок.  В общем,  когда скажут, что появляться на людях следует с задницей вымазанной зеленой краской – я сваливаю с этой планеты.

Tweet