Как и все он родился как плод любви мужчины и женщины. Его Мать была первым, что он увидел и познал в этом новом необычно ярком и шумном мире. Ее усталая, изможденная болью улыбка, ее слезы радости от встречи с новой жизнью, когда кусочек ее плоти, питаемой ее силами и соками долгие девять месяцев наконец шагнул в реальность, заливая все окрестные дворы первым чистым криком.

Он еще не умел отличать себя от окружающего его мира, но он уже запомнил Мать, ту чья грудь была полна молоком, чьи руки были ласковыми и нежными, чей голос был тих и приятен. Чуть позже в расплывчатых пятнах, которыми ему представлялся мир он увидел и узнал второго в своей жизни человека.

Это был Отец.

Он был очень большой и сильный. Такой большой и сильный, что это пугало и он кричал и бил ногами, оттого что все новое и не связанное с Матерью пугало его. Но сильные, грубые руки Отца тоже умели быть нежными, а гулкий бас неумело напевал тихие колыбельные и в конце концов он привык к нему. Хотя порою, ночью, ему снилось что Отец забирает Мать и уходит, или остается с ним один на один и он громко плакал просыпаясь, оттого что не умел еще различать сон и явь.

Когда наступила его первая весна, он уже мог ходить, лепетал какие-то словечки, смешно ползал и изучал окружающий мир с неутолимым интересом. Ему был неведом иной страх, кроме страха дурных сновидений. Темнота была ему также приятна как свет, а тишина равнялась по своему значению звукам жизни. Это было хорошее время.

За год он узнал о том, что вместе с ним в доме живет не только Мать и Отец, часто бывающий подолгу неизвестно где. С ним росли и играли Маленький Отец и Маленькая Мать. Их следовало называть Брат и Сестра. Ему было очень хорошо и весело с ними. Особенно с Братом, ведь Сестра порою была такой глупой и непонятной.

К своей пятой весне он уже быстро бегал по всему селению и знал всех окрестных Детей. Каждый новый день, каждый новый вздох нес с собою череду новых открытий. Мир был так велик, что и представить себе нельзя, хотя он и сводился всего к одному селению. Он рос в маленькой деревушке, совсем немногое зная о прекрасных Городах, самым прекрасным из которых была Столица.

Он уже знал, что в семье его следует называть Малыш, а для других людей он был Ребенок. Также звали всех его друзей, кто был старше или младше на пару весен. Других имен ни он ни они пока не заслужили. Брат был не просто Братом. Он был старшим и по праву первородства имел настоящее Имя.

Именем его было Наследник.

И Малыш знал, что когда-нибудь Наследник тоже станет Отцом, вот только совсем не понимал как. Отец же был не только Отцом, но еще и Патриархом. Главнее его не было никого в округе, но Малышу это не доставляло ни радости ни горя. Быть может, он лишь иногда скучал, когда Отца подолгу не было дома у очага.

Отец хотел бы отдать всего себя семье, но Патриарх был обязан следовать долгу перед Общиной.

Сестра тоже была Ребенком, хотя и была старше Малыша на целых пять весен. В свои десять она мечтала о своих будущих именах, когда как из гадкого утенка ей будет суждено перевоплотиться в прекрасного лебедя с именем Невеста. А потом… Кто знает? Быть может судьба позволит ей из невесты перевоплотиться в Мать. Но все это было еще очень далеко и призрачно.

Их деревня стояла на самой границе Государства. За нею начинались чужие земли Дикарей, которые жили как звери и не знали таинств Имен. Провинившихся перед Общиной лишали имени и прогоняли в те Дикие Земли. Может быть там было хорошо, может быть плохо, но как бы то ни было туда никто не хотел идти по своей воле и никто оттуда не возвращался.

Взрослея, год от года Малыш узнавал все больше и больше о мире, но не уставал удивляться его красоте. Каждую осень он с другими Малышами выбегал к Дороге, одной единственной дороге ведущей в Города. Каждую осень оттуда приезжал Наместник, забирал зерно и мясо, забирал тех, кто был сильнее других, нарекая вчерашних Малышей Воинами.

Наместник никогда даже не смотрел на Наследников, простых мужчин и стариков. И говорил он только с одним Патриархом. Малышу не везло. Он не был крупнее своих друзей, не было в его глазах того блеска, по которому наместник узнавал Воинов и каждую осень Малыш снова и снова оставался в деревне, не имеющий шанса, хоть и страстно желающий попасть в отряд Наместника. Все, кто оставался без почетного имени Воина, обречены были стать Земледельцами.

Многих это устраивало, кто-то был недоволен судьбой, кто-то и вовсе готов был проклясть миропорядок, но доля Земледельцев такова, что получив свое имя они теряли себя, теряли свои надежды и мечты, раздавливая их тяжелым плугом и непосильным трудом. За пахотой некогда было думать о подвигах.

Малыш рос и понимал, что на восемнадцатую весну он станет одним из них, живущих от посева к сбору, веселящихся от дрянного пива и никогда, никогда не смеющих роптать.

Когда ему пошла пятнадцатая весна, а его сестре шла двадцатая, когда она уже почти готова была стать Невестой, когда почти свершилось для не великое таинство Любви в деревню снова приехал Наместник. Но на этот раз он был не один. С ним был человек облаченный в длинную мантию, не носивший с собой никого оружия и грудь его была увешана странными знаками и мешочками. Спутник наместника был стар, но не немощен, а его пыльные глаза лениво переползали от одной девушки к другой. Земледельцы шептались промеж собой что то был Жрец. Такого в деревне не было давно и лишь старожилы помнили подобные визиты.

Малыш сразу почуял беду, лишь только заметил мрачную фигуру Жреца. И он не ошибся. Остановив свой взгляд на будущей Невесте, сестре Малыша, он кивнул Наместнику, пробормотав что-то о цвете волос и отметинах на лице и, приблизившись к сестре, крепко взял ее за руку. Его речь была похоже на воронье карканье, он говорил, что той несказанно повезло и ее выбрал сам Всевышний для вечного служения. Он говорил что она избранная и вместо простой человеческой любви, она познает высшую, самую ценную на свете любовь – любовь Господа. И нарек ее Девой Всевышнего. И стал уводить за собой.

Мать выбежала из дома горько рыдая и роняя слезы на траву. Патриарх был каменно спокоен, не проронив не слова он молча смотрел как уводят Дочь, но никто не знал что творится в его душе. Юный и дерзкий Наследник схватил сестру за руку и попытался вырвать ее из лап чужака, но тут же упал на землю сраженный ударом плети Наместника. Тот первый раз за долгое время указал Земледельцу, где его место. В земле. И пусть даже Наследник в будущем стал бы самым главным из Земледельцев, перед Наместником и Жрецом он был никем. Один был властью Земной, другой властью Небесной и пропасть меж ними была огромна.

Сестра ушла из селения, обратившись Девой Всевышнего. Наследник в ту ночь кричал и бил кулаками стены, Мать тихо плакала, Патриарх заливал горечь горьким вином. А Малыш убежал к самому далекому и высокому холму в округе и сжимая кулаки тряся от собственного бессилия. Ему казалось, что полная Луна смеется над ним. Он любил Сестру. И не хотел ее делить ни с Всевышним ни с Жрецом ни с кем бы то ни было. Но все что он мог сделать это только сжимать кулаки и сдавленно выть. Мать слегла в тот день и вернулась к жизни уже поседевшей немощной старухой, которой было тяжело даже следить за огнем.

Пролетело время, старые раны заросли, но не забылись и близилась восемнадцатая, Малыша. Весна его Имени. Он не знал что его ждет, ведь некоторые его друзья не ставшие Воинами так и не обратились в Земледельцев.

Ловкий и шустрый черный паренек из самого крайнего дома стал, как и его Отец, Охотником. Толстый жадный мальчишка из дома у колодца ушел из деревни с заезжими купцами, став таким же как они - Торговцем. Четверых злых и непочтительных к старшим изгнали в дикие земли, назвав Дикарями. Как оказалось, выбор у Малыша все же был, но кто мог ответить и объяснить какой выбор правильный? Он ждал и готовился, заколяя тело в полях и дух в молитвах.

Но не успели еще растаять снега, не осветило землю еще лучами весеннее Солнце, как в деревне случилась беда. Ночь та была безлунна и ветрена. Буря разразилась в ту ночь. Гром пел свою песнь, а молнии танцевали в небе занесенном тучами. В ту ночь Малыш был с другом своим Охотником, что обучал его мастерству ловли зверя и искусству чтения следов и троп. Малыш любил учиться, да и друга своего сильно любил, и потому не страшно им было вдвоем в лесу, под проливным дождем и под одним огромным деревом. Но не знали юнцы, что в ту ночь свершилось самое большое горе, которое только и может быть.

В ту ночь в деревню пришел Вестник Горя. Люди простые и знать не знали откуда такое чудо на земле появилось. Кто что рассказывал. То ли дух то нечистый, то ли колдун род человеческий невзлюбивший, то ли еще что. Но кто бы то ни был, нес он перед собой печаль и смерть. И не было от него спасения ни за стенами, ни в погребах. Знающие ведали, что человек имя Горевестника получает когда Мать родная проклинает его только из утробы вышедшего. Так что был все же Горевестник человеком. И притом смертным человеком.

Знал о том секрете и Патриарх, ведь не даром же он был Патриархом избран. И в ту страшную ночь, когда люди где кто мог от смерти своей прятались, он вышел на Дорогу встречать незваного гостя. Мать умоляла Мужа не уходить, не отпускала его. Но Патриарх не мог не пойти, не мог не попытаться своей жизнью выкупить жизни остальных.

Горевестник шел медленно, хромая, дышал надсадно, тяжело. Но шел он никуда не сворачивая, опираясь на свою клюку, неумолимый и безысходный как сама Смерть. Страшный гость шептал что-то неразбочивое, и слова его уносил ветер, разнося эти речи по ушам да по сердцам бедных жителей. Они тряслись в страхе и прятали глаза детей своих.

Патриарх стоял бледный, трясущийся и испуганный, но стоял. Не бежал как все. И он был первым принявшим Смерть. Не стоит стоять у Смерти на пути, ведь от нее не уберегут ни меч, ни хитрость, ни заговоры. Даже храбрость и воля не уберегут. Все перед смертью равны были и будут.

Пал Патриарх, а за ним и Наследник. Не вытерпел юнец, выбежал Отцу помогать, смерти не убоялся, меч из рук отца поднял и полег рядом с ним. И накрыла когда деревню ту буря, как прошел хромой Проклятый, по стенам домов постукивая, да когтями с деревьев кору сдирая так и начался в деревне Мор. И пяти дней не прошло как умерли все. Никого не пощадило неотвратимое. Очаги без людей угли по краям рассыпали, да и сгорели все дома в селении. Огонь пожрал и людей, и вещи. И поля больше в тех местах никогда не прорастали новыми всходами, покрыл их серый затхлый пепел.

Вернулись друзья на пустое пепелище. Они не плакали. Не кричали. Слишком мало бы было просто плакать и кричать. Малыш сперва порывался даже заржавевшим мечом заколоться, но рука друга остановила его. Мать бы твоя не хотела этого и Отец бы не хотел и Брат, так будь же их достоин, говорил Охотник. А на душе у обоих также пусто было как на сожженных полях. Малыш вытащил из развалин дома оберег Матери, взял Меч Отца. Охотник нюхом учуял где еда какая осталась. Посидели потом. Помолчали.

Слов то как не старайся не найдешь верных. Кто-то из деревни на песке начертал, что Мор наслал Горевестник на эту землю, чтобы люди ее стороной обходили. Друзья все поняли. Вкусили хлеб и запили водой. Потом Охотник сказал, что пойдет на Север в земли Дикие. Что от Дикарей ждать он знал, о том много Отец рассказывал. А что в Городах бывает то было ему неведомо. Род Охотника всегда был к Дикарям близок. Встал он тогда и позвал Малыша с собой. Только вот тот не захотел на Север. Он уже понял, что больше не Малыш. А Имя получить свое так и не успел.

Не Малыш, но и не Наследник, не Воин и даже не Земледелец.

Куда ему идти без Имени? Не зная Имени своего как узнаешь свой Путь, свою судьбу? И решил идти он на Юг по Дороге. Куда она вела он не знал, но точно к людям. К Городам или в чужую деревню – не важно. Помнил он, что как-то раз летом по Дороге пришел к ним один из чужой деревни. Языка местного не знал тот человек, но был добр и трудолюбив, потому и поселился в Общине, имя Чужака приняв. А Чужаком быть все лучше чем Безымянным. Друзья обнялись и разошлись. Каждый пошел своею дорогой и больше они никогда не виделись.

Меч был очень тяжелый, оберег натирал шею и грудь, но Безымянный даже и думать не смел о том, чтоб их бросить. Это все, что было у него, все, что у него от прошлого осталось. Лишись он и этого так все. Исчез бы вовсе. И он нес, сцепя зубы нес свою ношу уходя по Дороге вдаль, за горизонт. Идя из ниоткуда неведомо куда.

Ел в пути ягоды и коренья, ставил силки на зверей как учил Охотник и худо бедно перебивался. Путь закалил его плоть, стал он жилистым, быстрым, загорелым. Чтоб язык не забыть и в Дикаря не обратиться пел себе песни утром да молитвы читал вечером. А дни сменялись ночами, за одной развилкой шла другая и Путь его казался вечным и неизменным. Но на одной из развилок встретил он четверых, одетых в лохмотья.

Один из них, тот что одноглазый и самый рослый гаркнул ему что-то издалека. Подойдя поближе Безымянный увидел как все разом достали кривые ножи и усмехаясь двинулись навстречу.

- Кто вы и откуда? – спросил их Безымянный. Они остановились и одноглазый скалясь просипел, что они Люд Лихой. Живут на Дороге, спят на Дороге, на Дороге же и охотятся только не на зверя, а на Купцов и таких вот как он Путников. Безымянный и людей то кроме тех что в Общине не видел почти, но эти четверо были совсем другие. И в глазах их было что-то от диких хищников.

Но он не испугался, ведь Смерть была Безымянному уже не страшна, а кроме жизни и терять ему было нечего. Спросив четверых об их именах он сильно тех рассмешил, а когда они отсмеялись то главарь проговорил, что тот что в шрамах весь – Убийца, кто вертлявый и низкий – Вор, а тот у кого цепи вокруг ног – Раб беглый. Что ушли они сами из родных мест да на дороге Имена и обрели. Кто как жил, кто как бродил да и сбились они вчетвером в одну стаю. И теперь живут куда лучше прежнего. А когда Безымянный про имя одноглазого спросил, тот подбородок поднял и прошипел, что Имя его Король.

Да не тот липовый, что в своих каменных стенах задыхается и без Воинов нос со двора не кажет, а настоящий Король. Самоназванный. Король Дороги. И там где Дорога – там его власть. Безымянный удивился. Он не знал, не понимал, как можно выбрать Имя себе самому, да тем более такое. Назваться Королем это же грех хуже, которого только назвать себя Всевышним. Впрочем, разбойникам надоел этот разговор и они приближались все быстрей, на ходу размахивая кинжалами.

Безымянный поднял Меч, Поцеловал Оберег и глаза закрыл, готовясь к Смерти. Об одном жалел, что помрет Безымянным. Но видать не такая ему судьба выпала, ведь с другой стороны Дороги шел человек в сверкающих доспехах. Его меч блестел на солнце, а лицо закрывала шлем, но взгляд голубых глаз его сквозь прорези был чистым и сильным. Он окликнул тех четверых, затем встал перед ними и в несколько мгновений распорол брюхо Убийце, отрубил руку Вору, снес голову Королю Дорогу и перерубил путы Раба, крикнув тому, чтобы убирался куда подальше и научился жить как Человек. Зря кричал конечно, ведь нареченный Рабом Рабом жизнь свою и проживет, но так хоть мог найти хозяев себе получше.

Безымянный оторопел. Перед ним стоял самый сильный и самый прекрасный Воин из всех, когда либо им виденных. Тот опустил меч, снял шлем и назвал себя. Его звали Страж. И всю свою жизнь он ходил по Дороге из конца в конец защищая слабых и карая неправедных. Он был не просто Воином. Воины служат Господину или просто Войне, а Страж не знал иных господ кроме вольного неба. Безымянный встал перед ним на колени, благодаря за спасение, а тот лишь поднял его за плечо сильной рукой и от души рассмеялся.

Стал расспрашивать, откуда взялся на Дороге такой олух, далеко от деревень и совсем один. Безымянный все ему рассказал. Про Общину, про Сестру, про Мор и про Путь свой.

Страж слушал внимательно. Он вздохнул и пожалел Безымянного. Хотя сделать он ничего не мог. Не вернуть родных, ни дать имени. Он был всего лишь Страж, а не Спаситель. Недолго думая он предложил Безымянному идти рядом с ним, пока Дороги их не разойдутся и Безымянный конечно же согласился. Кто знает сколько еще лихих людей встретится ему на Пути?

И они стали идти вдвоем.

Страж учил его помаленьку азам мастерства воинского. Заточил меч, сделал легкий кожаный нагрудник. Вечерами же у костра Страж рассказывал о дальних краях и своих бесчисленных подвигах. Он был родом из Столицы, но про нее говорить не любил. Ему легче дышалось под открытым небом, чем в духоте и гомоне Городов. Уже позже Безымянный понял, что несмотря на всю свою смелость и силу в чем-то Страж был слаб, променяв Родину на Свободу.

Однажды, в особо красивую ночь Страж поведал Безымянному свою главную тайну. Не признавая над собой ничьей власти, Страж давным-давно был связан клятвой верности Прекрасной Даме. Сперва Безымянный подумал, что речь идет о такой же как его Сестра Деве Всевышнего. Но Страж объяснил, что у Всевышнего Дев много, а у него Дама лишь одна. Настоящая и единственная.

Поруганная за связь с Распутником, променявшая свою невинность на сладость запретного плода. И когда все от нее отвернулись, один лишь Страж остался верен ей и во славу ее отправился совершать подвиги, пообещав вернуться Героем, с чьим словом никто не станет спорить.

Но уже много лет прошло, а он так и не вернулся к ней. Объяснял себе, что в защите еще многие нуждаются, что зла еще очень много на земле, но сам себе мало верил. Он боялся вернуться. И в этом была его слабость. Слабость сильнейшего человека.

В ту же самую ночь, когда страж уснул, Безымянный покинул его. В служении Прекрасной Даме не нужны попутчики и сотоварищи. Он это понимал и поэтому продолжил свой путь один.

На следующей развилке ему встретилась палатка Хитреца. У него был звонкий зазывающий голос, бегающие глазки и ловкие руки. Вокруг палатки толпились раздетые догола его хитростями Игроки. Они проигрывали свои вещи, свое оружие и даже свои Имена, превращаясь из Людей с нормальной судьбой просто в Игроков, чья жизнь навеки замыкалась в водовороте азарта.

Сперва Безымянный хотел пройти мимо, но не удержался и из любопытства подошел к палатке. Хитрец разогнал проигравшихся в пух и прах и громко объявил о новом участнике. У Безымянного не было ничего кроме еды, да пары семейных реликвий. На еду он и стал играть. Вначале ему казалось, что он выигрывает, но после наперстки, кости и замысловатые колеса фортуны, звенящие бубенцами оставили его без единой крошки хлеба. Безымянный был в гневе, но ничего Хитрецу предъявить не мог, тот старательно прятал свои незамысловатые обманы.

Поддавшись уговорам он поставил свой меч и оберег в споре на то, что Хитрец поднимал когда-то свою полную заработанного добра телегу. Хитрец взялся это доказать. Безымянный полагал, что спор им выигран, ведь не мог хилый карлик и вправду удержать такой огромный вес. Хитрец попыхтел под телегой, повыпучивал глаза, затем отошел от нее и радостно произнес, что спор им выигран.

- Ты ведь не поднял телегу! - закричал Безымянный, и ему вторили Игроки.

- Поднять не поднял, но все же пару минут я ее ПОДНИМАЛ, - нагло заявил обманщик и забрал проигранные Безымянным вещи. Тот не стерпел этого и кинулся на Хитреца с кулаками. Но Хитрец бегал очень быстро, потому как ему часто приходилось убегать.

Безымянный преследовал его полдня без остановки, пока наконец не настиг его в одной из деревень. Там Безымянного встретил местный люд, хорошо знающий повадки Хитреца. Карлику всыпали несколько тумаков и отпустили с миром, облапошивать других простаков, а Безымянному же вернули столь дорогие ему вещи. Эта деревня не была похожа на его родную деревню. Он и впрямь ушел далеко от Дома. Тут не было Патриарха, а Общиной управлял Фанатик.

Ставленник столичного Жреца, Фанатик не был ни силен, ни умен, ни хитер. Все что он знал о жизни, так это слепое подчинение заповедям и заветам, порою жестокое, а порою и просто глупое. Он порол детей уходивших слишком далеко от дома, бранил женщин носящих кувшины с водой в левой, а не в прваой руке, не дозволял  мужчинам растить бороды ниже шеи, пинал ногами спящих на службе стариков. Всегда и всюду он искал нарушающих заветы и с его врожденной придирчивостью всегда находил таковых.

Безымянный пришел в деревню как раз накануне осеннего праздника урожая. Жать спелые колосья Земледельцем не дозволялось, покуда земля не будет окроплена жертвенной кровью, по древнему обычаю, о котором уже позабыли везде, кроме этой деревни. Безымянный ничего не знал об этом ритуале. Он просто ходил по улицам, смывал с себя пот в реке, тихо завидовал мирному счастью людей живущих в своем Доме в окружении родных Семей.

Увидев девушку прикованную к столбу перед полем, Безымянный невольно остановился. Она была прекрасна. Ее кожа была нежна и дышала благовониями, ее волосы были светлее солнца, а глаза ярче звезд. Ее руки, грудь, нежный стан – все в ней было совершенно. Он попытался заговорить с ней, но она не отвечала, гордо подняв голову.

Заметив цепи, он перерубил их, вспоминая лихость с которой это делал Страж. Девушка взвизгнула и накинулась на него с кулаками, стараясь расцарапать ему лицо. Безымянный ничего не понимал. Как так? Почему? Он ведь только хотел помочь. Он ведь кажется… любил… любил эту девушку. По-настоящему. Он действительно хотел забрать ее с собой, чтобы ее нарекли его Невестой. А она кричала и брыкалась. На ее крик сбежался весь сельский люд.

И Фанатик гортанными возгласами отогнал Безымянного от жертвенного столба.

- Что ты себе позволяешь, Чужак? Как ты посмел? – вопрошал он. - Нашему укладу многие сотни лет и кто ты такой, чтобы менять его? Вмешиваться в ход ритуала нельзя! И тем более нельзя вмешиваться в судьбу Избранной!

- Я только хотел помочь – жалко лепетал Безымянный.

- К чему привела твоя помощь? Как теперь очиститься той, что ждала своей судьбу всю свою недолгую жизнь. Она была наречена Жертвой с первого дня ее рождения. И не тебе лишать ее права на ее последнюю почесть. Она жила как королева и достойна принять королевскую смерть!


Безымянный не слушал Фанатика, он не верил ему. Но он поверил ее глазам. Девушка действительно именовалась Жертвой от рождения. И ее глаза молили о смерти.

Ничего не говоря он развернулся и пошел прочь от этого спятившего селения. И ветер донес до него ее прощальный крик.

Теперь Безымянный познал Любовь к женщине, но судьба отнимала у него все, к чему он успевал хоть на миг привязаться. С самого первого дня его Пути ему часто снился сон. Один и тот же сон.

Там он стоял на пепелище родного дома и видел себя, каким-то мутным, неясным, словно отражение в грязной воде. Тот другой Безымянный был не похож на него. Он был старше, сильнее, изворотливей и бессердечней. Он знал о его жестокости. Чувствовал ее, хотя и не мог этого объяснить. Когда он спрашивал у того, другого как его зовут, то двойник всегда смеялся в ответ и произносил Тень. Твоя Тень.

Эти сны мучили Безымянного, он просыпался в холодном поту. С тех пор как он повстречал Жертву, эти сны стали донимать его чаще, и теперь его Тень держала жертвенный нож и собственноручно наполняла яшмовую чашу алой кровью девушки. Он больше ничего не спрашивал. Не в силах был спросить. И иногда не мог уснуть несколько дней. Сон повторялся. В нервной горячке он брел и брел вперед, поминутно сбиваясь с Дороги, забредая в чащу леса или на раскаленные пески и всюду его преследовали шедшие по его пятам грязные падальщики и беспощадно палившее солнце.

Потеряв счет дням, слившихся с ночами в единое серое месиво, он путал явь и свои видения, звал Маму и сжимал до дрожи в пальцах оберег. Только эта гнутая деревяшка спасала его от полного безумия. Случайные путники сторонились его, принимая за Горевестника, а Тень с каждой ночью становился все сильнее и больше.

В очередной раз сбившись с Пути он забрел в глухой неродной и неприветливый лес, где без сил рухнул на поляне. Очнулся он уже в хижине, замотанный в пропитанные пахучем раствором тряпки. Ему было легче и лучше. В воздухе хижины стоял аромат полевых трав. А рядом с ним сидел старик, глаза которого были моложе самого Безымянного.

Он дал испить страждущему чистой родниковой воды. Кормил и выхаживал его три дня. Когда же хворь окончательно отступила, старик наконец заговорил. Этого старца называли Отшельником, хотя раньше, когда он еще жил среди людей называли Мудрецом, а еще раньше, когда тот был совсем молод – Учителем.

Безымянный удивился тому, что у одного человека может быть три имени, но Отшельник просто и ясно дал понять, что последние имя он выбрал себе сам, в тот час, когда решил навсегда уйти от людей. Отшельник рассказал Безымянному о как он жил в одном большом Городе, не Столице, но немногим меньше. Как всю жизнь искал Истину, собирал крупицы знаний, с малых лет бегая в дома к Школярам и Книжникам. Одни кормили его туманом теорий, вторые пылью ветхих томов. К моменту принятия имени он уже несколько лет учил наукам неразумных детей из родов Хозяев и Наместников. Он знал многое, очень многое, но к мудрости не приблизился ни на шаг.

Тогда, в один из зимних вечеров, он собрал свои свитки и пошел странствовать по иным местам. Изучал веру усмиряющих плоть Жрецов, беседовал с Шаманами Дикарей, Встречал других Учителей, перенимал житейский опыт от всех от кого только мог. В те места, куда он приходил, съезжались люди, по пятам стали ходить толпы Учеников, променявших свои Имена на призрачную возможность узреть ту самую Истину. Но и познав мудрость Жизни, скрестив ее с теорией Отшельник как был так и остался неучем.

И однажды на улице он встретил Дурака. Тот был так бесхитростен, так светел и счастлив, что окончательно уверился в том, что истинный Мудрец в этом мире – Дурак. Ведь Дураку всегда все ясно. Для него всегда все просто. Он вечно просветлен своею благоглупостью, а во многих знаниях лишь многие печали.

Осознав это Отшельник ушел от людей и стал жить среди зверей ожидая, когда же на него снизойдет озарение. И так за этим ожиданием он и стал коротать свой век, а все терзавшие его ранее мысли успокоились и улеглись на дно души. Безымянный вопрошал, как мог тот Мудрец сам избрать себе имя, ведь в его Общине детей нарекали Родители и Люд и никак иначе.

На что Отшельник ничуть не смутившись ответил, что неразумным детям и впрямь не стоит доверять выбор своего Пути, но когда ты прожил уже долгую жизнь и много чего на своем веку повидал, когда научился отличать добро от зла тогда и Имя себе выбрать можно.

Безымянный несколько минут молчал, привыкая к этой новой мысли. И понял, что может сам назвать себя. Сам выбрать свой путь. Отшельник лишь улыбался и кивал, и глаза его говорили – давай, не робей, ты сможешь. Старик слышал многое из уст Безымянного пока тот валялся в бреду и знал почти всю его историю.

- Быть может Мститель? – промолвил Безымянный.


- Кому ты будешь мстить? Самой Смерти? Или Природе? Это бесполезно, сынок – произнес Отшельник. - Подумай лучше, подумай хорошо.

На языке у Безымянного само собой оказалось Имя Тень. Но он поспешил отречься от него и спрятать на самое дно своей памяти. И тогда пришло оно. Озарение, доступное лишь Дуракам да Детям.

Путник. Всего два слога да шесть букв.

В конце концов, он долго шел по своему Пути, не зная конечной Цели. Значит сам Путь и есть Цель. И на душе стало легко и светло. Он будто бы снова пришел домой.

Отшельник мягко улыбался и кивал. Прощаясь со стариком Путник чувствовал легкую грусть, но все же он заставил себя покинуть мир Отшельника, ведь тот сам выбрал такое имя и такую судьбу. Отшельник посоветовал пойти попытать свое счастье в Столице, ведь абсолютно все дороги вели туда. В Столицу. В Вечный Город. В Первый и последний Город. В Город С Тысячью Имен. И Путник послушался совета.

Он шел очень долго. Видел места былых сражений, видел чужие деревни столь похожие и такие разные, видел монастыри, где тщетно пытался найти Сестру. Может быть она и была там, но они могли легко не узнать друг друга. Встречал караваны Торговцев и отряды Воинов, одиноких Пилигримов и несущихся во весь опор королевских Посланников. И наконец он нашел ее.

Столицу. Город тысячи Имен, Город тысячи Дорог, Город где сходились все Пути и Цель мешалась со Средствами.

В глазах Путника рябило от ярких красок. Гомон неисчислимого множества голосов заполнил его уши. В нос ударили тысячи пряных, сладких и горьких запахов. Город бурлил, город жил, словно огромный муравейник, словно механизм, где каждая деталь работала хорошо и отлажено.

По улицам важно прохаживались Хозяева, волоча за собой вереницы Слуг и Рабов, Торговцы зазывали покупателей, кругом шныряли Хитрецы и Воры, Воины с каменными лицами охраняли ворота и двери домов. Жрецы возжигали огни в храмах, Мастера предлагали свое оружие, одно лучше другого.

Весь этот суетный рой людей ни секунды не пребывал в спокойствии. И над всей этой суетой возвышался огромный как скала Замок Государя. Его называли по-разному Король, Император, Великий Вождь, Кесарь, Царь, Хан. К его имени присоединяли тысячи эпитетов, один подобострастнее другого. Вокруг него, как вокруг каждого великого правителя толпилось множество льстецов, но он всегда умел отличать ложь от правды и содержал все это сборище подхалимов лишь потому, что был не лишен тщеславия. Тщеславие было его единственным идолом, он заменил Всевышнего своим портретом.

Но, несмотря на это, он в полной мере владел и кнутом и пряником, огнем и мечом уничтожая непокорных и Дикарей, храбро отбивался от захватчиков и не жалел ни себя ни других ради процветания и мощи своего Государства. Государь должен был быть Государем по праву престолонаследия. Но он взял это право силой, вырвав Власть у братьев в кровавой усобице. И это было правильно. Власть всегда достается тем, кто посмел на нее посягнуть и выиграл.

Палачи никогда не оставались без работы, ведь законы Государства были строги, а Судьи неподкупны. Из всех обитающих при дворе людей Государь никого не ценил так сильно, как своего первого слугу, всегда стоящего чуть поодаль от его правой руки, начальника Тайной Стражи. Имя его было Слуга, хотя сам себя он нарек Кукловод, и он оправдывал такой выбор дергая за ниточки все узлы государственной машины, а иногда и самого Государя.

Раз в год в Столице проводились Игры, призванные развеселить пресыщенное население Первого Города. На аренах амфитеатров Воины кромсали мечами зверей и друг друга, Актеры показывали чудеса ловкости и артистизма, съезжавшиеся отовсюду Мудрецы показывали чудеса на потеху толпе.

А главным же представлением было сражение с Драконом, обитающем в лабиринте катакомб вечного Города. Говорили, что предпоследнего Дракона сразил лично Государь, и что пожирающий каждый год с дюжину воителей обитатель подземных пещер был последним в своем роде. С ним дерзнули сразится и Воины, и Убийцы, и Стражи и многое множество других героев, но они всегда терпели крах. Дракон был беспощаден и непобедим. Однако, каждый год не было отбою от желающих сразится с монстром.

Не удержался от искуса и Путник, ведь Государь обещал всякому победившему Чудовище бездну невиданных благ и чуть ли даже не свое место. Узнав о том, что в городе объявился ставший уже известным в Столице когда-то безымянный Герой, Кукловод сделал все, чтобы направить Путника в пасть к Дракону.

Кукловод знал секрет Государя. Тот, о котором не знал никто кроме самого Кесаря и Дракона. Он знал, что Дракону нужны сильные души, что тот копит силу для свершения всего одного воскрешения. И Путник несомненно был из таких. Из сильных.

Житель выжженной деревни просто продолжал идти вперед, его не прельщали все обещанные богатства. Битва с драконом была просто новым шагом на Пути. Этот шаг мог стать последним, но последним мог стать и любой другой шаг. И Путник ступил в подземелья.

Освещая себе во Тьме путь факелом, он долго блуждал по сырым, изъеденным мхом коридорам, радуясь, что хоть под землей можно было укрыться от столичной суеты. Пройдя  с дюжину залов, он встретил Дракона. Он без труда перекидывался в человека и обратно. А перед Путником он предстал в промежуточной форме – когда человеческое тело покрывала змеиная чешуя, сзади хлопали кожаные крылья, глаза украшали вытянутые как у кошки зрачки, а хвост и раздвоенный язык ни секунду не стояли на месте, извиваясь в причудливых формах.

Дракон был очень стар и очень одинок. Он не был виновен в том, что родился Монстром. Его род был древнее людского, но быстро плодящиеся люди истребили всех гордых правителей прошлого. Он жил и вступал в эти бессмысленные бои лишь потому, что знал, что где-то в глубинных тайниках Государя хранится Яйцо. Последнее Яйцо, семя новой надежды, той из которой может быть возрожден весь род.

Он копил силу, высасывая души соискателей дабы вернуть Государю погибшую Дочь и обрести наконец самую главную и святую реликвию для всего Драконьего рода. Яйцо.

Путник ничего не знал о Яйце, но встретив Монстра почувствовал к тому некую необъяснимую приязнь, словно ощутил родственную душу. Он смотрел в лишенные век глаза и прочитывал там так хорошо знакомую печаль и боль изгоя, вынужденного скитаться неприкаянным по всей земле.

Дракон умел смотреть в самую суть человека и понял, что новый соискатель совсем не такой как другие. И поймав впечатление этого первого момента Дракон и Человек просто сели рядом и стали мирно молчать каждый о своем, срывая все планы власть имущих и разоряя поставивших на смертельный исход Игроков.

Проснувшаяся было Тень, призывавшая к бессмысленному бою была не услышана. Путник был сам себе Хозяином. А следивший за всем Кукловод, узревший сцену примирения, отдал приказ прячущимся во тьме лучникам и те, дав несколько залпов убили Дракона. Тот не очень то сильно и сопротивлялся. Он на самом деле безмерно устал.

Узнав о гибели Дракона, Государь побледнел. Единственная его надежда на воскрешение Дочери была навсегда потеряна. Он раскрыл медальон, что носил на груди, достал прядь ее волос, и тупо уставившись на них, стал заваливаться набок. Государь упал с трона, рассыпав вокруг себя груды золота и каменьев. Властитель мира уходил из жизни как все, не имея ничего в руках. Голым и босым.

Когда же Путника вывели из подземных лабиринтов и представили народу как победителя Дракона, он ничего не понимал и лишь оглядывался по сторонам, где озверевшая толпа готова была растерзать своего нового Кумира, нового Идола. Его внесли на руках во Дворец, где кто-то уже успел облачиться в праздничные одежды позабыв о трауре.

Придворные шептались меж собой о Великом Победителе Дракона, опускали глаза и украдкой наблюдали за новым Хозяином в правах которого на престол отчего-то никто не сомневался. Путник по-прежнему ничего не мог понять, ни когда придворные вслед за Первым Слугой преклонили колени, ни когда Воины отсалютовали ему оружием, ни когда сам могущественный Кукловод подошел к нему и почтительно изогнувшись стал нашептывать в ухо новые правила игры.

Новый Государь, имеющий все что пожелает, новый правитель царствующий, но не правящий и его, Кукловода, безграничная власть. Начальник тайной стражи слился в душе Путника с его вечным отражением – проклятой Тенью. Это ее слова текли медом в уши. Ее голос помогал выдумать шикарные планы по организации порядка, ее языком произносилось «все жены твои, все богатства твои, вся воля твоя!».

И, видит Всевышний, избежать искушения было тяжело. Но Путник сумел. Он расстался с Тенью окончательно, замуровав ее в холодном камне дворца. Он подарил ее Кукловоду – мастеру тайных стратегий и закулисных интриг. Он прибил ее к Трону самого могущественного человека на земле.

А себе оставил только Имя, Меч Отца, Оберег Матери да Молитву. Он уходил из Столицы таким же как и приходил в нее. Свободным. Свободным Путником, дерзнувшим выбирать и Путь и Судьбу и Имя.

Он уходил, чтобы пройти еще по тысячам новых дорог и увидеть много диковинных мест.

Он уходил чтобы когда-нибудь вернуться к себе и напитать бесплодные земли соком новой жизни.

А после того как однажды он нашел свою Невесту, у него родился Сын.

И звал он его Малыш, хотя другие называли его Ребенок.