У Корнея Ивановича Чуковского никогда не было пезды. Поэтому он беспезды великий писатель. Давненько я его читал, но кой чо помню.
Жил в стародавние времена паренек один. Назовем его, скажем, Гриня.
И не любил этот Гриня мыться прям до рвотных позывов. Его мама в детстве напугала.
- Хватит рожу драить, - однажды сказала она, - а то заблестишь, и тебя сорока сворует.
Другой бы все отдал, чтоб посмотреть  на грыжу той сороки, но этот сикнул, и зарекся прикасаться к предметам личной гигиены. Единственно, газету применял, когда очко сильно чесалось. Гриня в ней советы целителя Малахова вычитывал.
Нечего удивляться, что спустя годы воняло от нашего героя, как от сыра камамбер, цвету его лица завидовали трубочисты, а мухи поклялись своим богам следовать за Гриней везде и всюду.
В конце концов мама не выдержала, и однажды этот марамой проснулся на голом матрасе.
- Чо за хуйня? - не разобрал он спросонья. - Где одеяло? Простыня? Подушка, наконец? Не задница же все это зажевала?!
- А нехуй! - заорала вошедшая мать. - Я не рабыня, каждый раз гору белья перестирывать. Трубочист ебаный! Пошел в жопу!
- В жопу? - удивился Гриня. - Вот и папа говорил, что я в тебя пошел!
Тут из маминой, из спальни,  на шум мужик какой-то выперся. Ноги колесом, хуй - ниппелем. Еще и хромой, вдобавок. Не знаю, чо он в спальне делал.
- Ты бы правда тело помыл, паренек, - посоветовал кривоногий. - Мыться до дыр надо, да и сами дыры помыть не мешает, жопу там, ухи всякие! Вокруг тебя же мухи кружат!
- Пщёлка! - ответил ему Гриня.
- Какая, в пизду, пчелка? - не понял мужик. - Мухи!
- Пщёл ка ты нахуй! - пояснил Гриня и съебался по быстрому.
Он к своей телке стопы направил, чтобы успокоиться. Во всем городе она одна ему давала, и то в темноте. То ли у девки были полипы в носу, то ли пустоты в мозгах, но Гриней она не брезговала.  А как брезговать, когда сама не красавица? Да чо там скрывать, была телка страшна, как диагноз "СПИД". И погоняло имела соответствующее - Крокодил. (Вот так вот бывает, один неудачный минет - и клеймо на всю жизнь.)
Но Грине на это насрать было. Хуй-то у него стоял, как засуха в пустыне, постоянно. А на безгрудье и прыщ - сиська. Единственное, чего грязнуля не учел, что еще не стемнело. Подруга, как  его голого увидала, ахнула:
- Ебанарот, братан, у тебя хуй-то, как у негра!
- Такой же большой? - обрадовался Гриня.
- Такой же черный! Уходи-ка ты домой, да ебло свое умой. С таким чушком я сношаться не желаю.
Хотел было Гриня ей нахамить, да стояк помешал. Не до прений было. Бросился пацан домой, прыгнул под душ и давай краску и чернила с неумытого яйца смывать. Второпях роняет все, конечно, руки то трясутся. И только, сука, за мылом нагнулся, в ванную заходит этот, блять, кривоногий и говорит:
- Вот теперь тебя люблю я.
Ну не пиздец?!