Часть 1. Дорога.
Поначалу я думал, что о дороге на фестиваль и обратно писать не придётся. Но, увы. Путь выдался дико экстремальным и бесбашенным, поэтому стоит о нём поведать. Началось всё с того, что вышел я из дома, дабы поехать на фестиваль имени Грушина, имея всего 250 рублей в кармане. А до Самары, возле которой планировался фестиваль ехать больше 1000 км. Мне казалось, что я всё рассчитал, но вышло, что я сильно ошибся. На дорогу до Воронежа ушло 25 рублей, вместо положенной сотни, т.к. я воспользовался избитым способом: взял билет до другой остановки и не вышел на ней.
Город Воронеж меня поразил огромным количеством дурацких политических граффити-надписей (для моей «деревни» это удивительно). Причём я заметил забавный факт – очень много надписей закрашены, почти все. Кроме фашистских. Кругом одни свастики и кельты незакрашены. Да пару нацболовских серпов с молотами. А в основном на всех стенах надписи закрашены. Только в одной арке, которая находится где-то в жопе, я с радостью обнаружил скромный значок анархии и подпись «АД».
Заранее я узнал, что в Самару едет поезд в 4 часа дня, у меня было достаточно времени, поэтому я не спешил. Однако когда я пришёл на вокзал, мне в кассе сообщили досадную новость: поезд в Самару будет только на следующий день. Терять сутки я не мог, потому что до открытия Груши оставалась пара дней. Да и контактов Воронежских знакомых у меня не было с собой. Узнаю, короче, что Самарский поезд будет вечером через станцию Лиски, что в сотне км от Воронежа. Еду туда на электричке, сунув контролёрше 20 рублей, вместо полтинника, и часа четыре хожу пинаю хуй. В 9 вечера поезд отходит. Попытался договориться с проводницами, чтобы взяли меня за малую цену, они сволочатся. Понял, что они не согласятся, плюнул, обошёл поезд и стал ждать пока он поедет. Когда он тронулся, я запрыгнул на резиновые трубы между вагонами и ехал так какое-то время. Лежу между вагонами на крыше, подстелив под себя пацифистский флаг, который взял на фестиваль, смотрю на небо. Чистое такое, только пара проводов высоковольтных рассекает голубую гладь неба, иногда птица догоняет поезд и летит с ним наравне, или самолёт попёрдывая белым следом проносится на огромной высоте. Лежу и пиздатым настроением охвачен, обдувает нехилый холодный ветерок, треплет немытый ирокез. Экстрим и романтика одновременно. В такой обстановке не хватало только какой-нибудь лирической ненапрягающей музыки и любви.
Но такие ощущения длились недолго. На первой же остановке, когда было ещё светло, на меня настучали пидорные пассажиры соседнего поезда. Я залез на самую крышу и попытался прижаться к ней, чтобы меня не пропалили, но любопытные дети заметили меня. Сначала пиздюки стебались надо мной, но их мне почти удалось заткнуть. Вдруг голос взрослой женщины «У вас пассажир на крыше». Бляяяя. Сцука. Я надеялся, что поезд вот-вот тронется, но стоянка была очень длинной. Несколько минут меня пытались сманить с крыши, но я не поддавался. Потом вижу: лезет на крышу какой-то педрила и культурно просит меня слезть. Я по наивности своей подумал, что это проводник какой-нибудь просёк мою беду и решил помочь. Только слез, он забрал у меня сумку, повел к ментам той станции. Это оказался мусор обыкновенный. В местной ментовке его послали, и он повёз меня на электричке на ту станцию, с которой я уехал.
В электричке он нагло обыскал мою сумку со шмотками и самым главным, что я вёз на Грушу – сборниками моих стихов. В сумке было больше половины тиража, т.е. 70 экземпляров сборника. Я был удивлён тем, что свынюк никак не отреагировал на частушки с титульного листа, где куча наездов на ментов, Путина и др. Удивлён, но рад, т.к. только за стихи он мог меня засадить в обезьянник на ночь. К счастью стихи он проигнорировал, зато в электричке встретил какого-то своего кирного знакомого, который даже в электричке хлестал водку или самогонку из пластиковой бутылки. Далее в мусарне какой-то охуенно пузатый свынюк минут пять разглядывал со всех сторон мой паспорт, даже пустые страницы внимательно просматривал и после такого тщательного изучения моих данных отпустил. Но самое обидное то, что за пять минут до этого в Самару ушёл ещё один поезд.
Теперь попасть в Самару напрямую не оставалось надежды. Я решил ждать до часу ночи поезда, едущего в Пензу. За три часа ожидания этого поезда успел и погулять по ночному вокзалу, и посмотреть телек, и поспать. Но дождался таки поезда и опять полез на крышу. Такой романтики уже не наблюдалось из-за плохого настроения и чересчур холодного ветра. Два часа я пытался заснуть под открытым движущимся небом. Не получалось. Я понял, что если так буду ехать всю ночь, то уже поездка будет не в радость. Однако о том чтобы слезть с поезда и не думал. Зато обнаружил что между вагонами, там где они соединены большими резинами довольно большое расстояние, и когда поезд разгоняется, оно ещё увеличивается. Ещё час я раздумывал пролезу там или нет. В конце концов решился. Несколько ловких движений – и я в другом мире: теплом, но шумном. Я между вагонами; зашёл в тамбур одного из них и долго боялся пойти дальше. Позже, поняв, что все даже проводница давно спят, прошёл в вагон, лёг на кровать и захрапел.
В пол шестого будит меня проводница, спрашивает чего тут делаю. Я заранее подготовил байку, что едем вдвоём с мамой в соседнем вагоне и у неё билеты, а сюда пришёл ночью, потому что там два мужика разговаривали и не давали заснуть. Проводница сделала вид что поверила и пошла дальше, я хотел опять заснуть, но вдруг подваливает другая тётка, походу начальница поезда, и пытается проводить меня к маме в вагон. Тут выясняется, что мамы в поезде на самом деле нет, и я, извинившись, сваливаю. Она даже не успела мне ничего сказать.
Вышел я на станции Поворино, глянул расписание электричек: в мою сторону тракторы только через несколько часов. За это время успел потаскать малину и яблоки в этой деревне, покормил голубей семечками, посмотрел в здании вокзала ящик глупостей, даже новый клип Машины Времени увидел. Но укатил на станцию Балашово, которая в Саратовской области. Оттуда надеялся на поезде или автобусе дальше, но тут облом. На автобус по дешёвке не берут, у них видите ли, проверки часто, а поездов и элок в нужную сторону не планируется. Пошёл я с досады и покушал.
Дошло до меня что другого выхода не остаётся, выведал я у народа как вылезти на трассу в сторону Саратова и двинул туда. Снял в кустах панк-рэперские штаны, одел цивильные шорты и выполз на дорогу. 200 км до Саратова пролетели подомной за 4 часа. По-моему неплохой результат, хотя первый раз стопом ехал на большое расстояние. За эти четыре часа меня подвезли 5 машин на бешенной скорости.
На Саратовском вокзале опять несколько часов торчать пришлось в ожидании нужного поезда. Вообще самое обидное, что чуть-ли не половину времени пути я провёл на вокзалах. Когда стемнело я залез на крышу поезда, который ехал в Самару. На этот раз как-то стрёмно было лезть на поезд, т.к. на вокзале постоянно тёрлись всякие рабочие и другие крендели. Проехав немного на крыше, я, как и в предыдущую ночь слез в вагон. В тамбуре познакомился с тёткой (она курила там), которая заметила меня ещё на вокзале, и просекла, что зайцем еду. Как-то незаметно выведала у меня, куда я еду, но пообещала не стучать. Даже вынесла немного жратвы и сортирной бумаги. И денег хотела дать, но я почему то отказался. Отказался сразу и от котлет, потому что подобного дерьмища не ем. Но яблоки схавал с удовольствием. Вообще респект этой тётке. Утром в Самаре я хотел её найти возле поезда, но не смог.
Я стал шастать по вагонам в поисках свободного места, но такого не оказалось. Чего только я тогда не испробовал. То подстелив флаг под жопу садился на полу и пытался заснуть, но это слишком палевно. То вообще в сортире садился на унитаз и спал. Но сортир – место общественное, поэтому меня выгоняли. Затем я сел на сцепление между вагонами и там ехал час. Но и тут каким-то образом меня увидела проводница. Она оказалась молодой девчонкой, проходящей практику, и я надеялся с ней договориться. Но возле неё тусил какой-то крендель белобрысый, русской внешности, но воспитанный походу на Кавказе. Он стал выёбываться, и пугать меня, наезжал, типа я подставляю девушку. Я сказал, что нихера ей не будет из за меня, и в конце-концов он сказал, что я могу ехать дальше, но чтоб не появлялся в этом вагоне. Я перешёл в другой; там в пять утра освободилось одно место и я нагло заняв его уснул. Проснулся через три часа уже в Самаре. Покружив по вокзалу обнаружил место где отходят электрички и соответственно собираются грушинцы. Но это уже другая история…
Таким образом на дорогу длиной 1000 км у меня ушло ровно двое суток и 150 рублей, включая затраты на еду. Ей я, конечно, не баловался, но батоны и газировку покупал.

Часть 2. Собственно Груша.
Итак, на вокзале самарском, можно сказать, и начался фестиваль. Там уже было достаточно народу. Я сразу познакомился с Колей Каркадэ, Анькой Худышкой (они по-любому прочитают этот рассказ, поэтому огромный им прывэт), Димоном Углом, Саней Пушкиным и Лесом. Каркадэ – это мировой феномен, кадр с которого я всё время угарал, у которого жизнь – это сплошной стёб без капли скуки. Он шутил сам, смеялся над собой, подъёбывал других, да так что у меня после нескольких часов общения с ним очень болели мышцы живота. Глядя на него, я невольно вспомнил товарища Хоффмана. Возможно Коля Каркадэ – это ещё один Эбби Хоффман.
Димон Угол с длиннющим ирокезом, зачесанным назад, говорит: «Я щас буду блевать». Засунул пальцы в рот, и начал извергать изо рта продукты питания непереработанные. По его признанию последние два дня они с Пушкиным только пивом да вином питались. За произошедшее Коля прозвал Угла Блевонтием. Но это имя не закрепилось за ним. Пушкин с небольшим, но стоячим ирокезом был потрезвее Блевонтия, поэтому взялся сопровождать его дальше. Немудрено, конечно, что Угол потерял билет на электричку, и придурка, который сторожил турникеты на проходе к электричкам пришлось долго уговаривать, чтобы пропустил пьяного пунка. Кстати, большинство тех, кто ехал, купили билеты до первой станции за 6 рублей, вместо того, чтобы заплатить почти полтинник. Вот это я называю наёбыванием системы и государства.
В электричке ехали мы долго, но очень весело. Коля был ещё и отличным гитаристом, пел стёбные песни, от которых цивильные пассажиры пришли в шок. Он ещё травил байки вроде того, как он подошёл к кому-то, кто ему надоел и пёрнул тому прямо в шнобель. Рядом с нами в собаке (электричке) ехал чувак похожий на Фоменко. С него мы тож постебались по этому поводу. А я начал отыскивать двойника Трахтенберга, но усилия были напрасны.
Старую продавщицу, бегавшую туда-сюда и продающую разные голимые товары пассажирам электрички, Коля сразу же записал себе в жёны, а потом так и звал. Он вообще со всеми людьми мог заговорить как со старыми знакомыми, все вокруг него – друзья, девушки постоянно кружат вокруг, несмотря на отталкивающий хипповский внешний вид. Не знал он как зовут парня одного, крикнул произвольное имя, попросил пиваса. Пацан в недоумении: «Я – говорит – не Димон, а Женя», а Коле-то похую, пивом угостили и хорошо.
Приехали мы на нужную станцию, Коля Каркадэ, как бывалый грушинец взялся показывать нам дорогу на поляну нужную. И по распиздяйству своему повёл нас в противоположную сторону. В конце концов добрели мы на нужное место, спускаемся по длиннющей лестнице на поляну. Каркадэ бежит впереди и приветствует всех встречных и обгоняемых людей радостным восклицанием «Я Ёбнутый! Люди представьте – Я Ёбнутый». Цивилы молча выпучив глаза стремились свалить подальше, посерьёзнее люди метко замечали «Заметно» или «Мы видим». Лишь некоторые вменяемые человеки смогли поддержать Колю, и отвечали не без гордости «Я тоже!!!».
Бежим с Аней за Колей, умираем от смеха. Но дошли до места, где были его знакомые и ткнули мы рядом свою (точнее Колину) палатку. Хотя сразу договорились позже переехать на другое место.
В лагере с нами весь пипл был в манду обдолбаный и невменяемый. В связи с этим мы не шибко контачили с ними, в основном только по делу. После длиннющей дороги мы с огромным аппетитом похавали всевозможное говно, на которое хватило денег. К моему счастью, Аня, как и я оказалась стрэйэджершей (т.е. не пьёт она нифига и не курит) и вегетарианкой. Поэтому мы с ней оч хорошо поладили и первое время вдвоём тусили везде.
Оставшиеся пол дня пролетели мимо, что мы и не заметили. Почти всё время мы шатались по большому палаточному городу и занимались нихуянеделанием. Случайно я встретил Угла (Блевонтия) и нашёл их лагерь, в котором впоследствии часто тусил. Пьяный Угол всё время только и делал, что бродил по поляне и зажимался со всеми девчёнками вокруг. Демонстрировал полный фри-лав и прилюдное порно.
С Анькой Худышкой мы много времени потратили на поиски места где бы можно было ей искупаться, но нашли мы только болото. А с другой стороны озера был райский берег, но на него Анька идти не хотела. Потому надежды на купание были отложены до лучших времён.
Счастье мне привалило в том, что встретил случайно единственного знакомого – Валитара – нашего местного поэта. Обрадовались мы встрече, он ведь тоже не ожидал меня там увидеть, я рассказал, какими дорогами добирался и что жрать хочется не по детски, он отвёл меня к своим знакомым, попросил накормить и свалил. Люди дали мне пожрать несвежих холодных и недосоленных макарон, горький огурец, который я не смог доесть даже. Но когда мне налили чай, я за макароны и огурец отыгрался на печеньях и бубликах. И ушёл сытый.
Потом немного послухал я музычку у сцены одной, уж не помню, что там играло, а потом завалился спать довольно рано. Забыл написать, что 1. за этот день пару раз нам пришлось идти затрипизды, чтобы набрать воды. 2. почти всё время я ходил, держа за плечами флаг с большущей пацификой. Некоторые окружающие трандели по этому поводу. Один крендель крикнул, чтобы я мир засунул в жопу, другой вообще высрал что-то вроде «Опять этот с флагом идёт. Надо его зарезать».
Ночь опять выдалась раздолбанной. Коля привёл в палатку свою старую знакомую, с которой ночью думал обниматься. Но сонный и бухой Коля не в состоянии был определить с какой стороны от него лежит подруга и обнимал того, кто был с другой стороны. Беда в том, что с другой стороны лежал я. Каркадэ то ногу на меня закинет, то голову положит, а мне только и оставалось что изворачиваться, потому что разбудишь его – пиздеть начнёт и одеяло забирать.
Утром невыспавшийся я с большим аппетитом похавал натыреные неподалёку яблоки. А что потом происходило весь день, я не помню. Остаётся только догадываться, что было что-то интересное. Скорее всего опять ходил я, пинал хуй, слушал музыку и как-то проводил время.
Помню, что пошли мы купаться куда-то затрипизды, но нашли нормальное место. Там в это время купалась пара нудисток (не шибко красивых, правда) и несколько людей и купальной одежде. Вода была чересчур холодной, но я всё таки справился с этим и искупался. А Анька даже в одежде купалась.
А ещё тётка одна подкатила ко мне, и предложила бесплатную услугу… J услугу доступа к Интернету. И я десять минут бесплатно торчал в сети, писал письма, читал гостевухи и т.д. и т.п.
Вечером, когда почти стемнело мы перенесли свою палатку в другой лагерь. Там было повеселее, пипл был взрослый, но чумовой. Правда, я так и не запомнил некоторых по именам, но тусили мы с ними нехило. Сходили мы с Анькой к ближайшей сцене под названием Пеньки. По-моему это была лучшая сцена, хотя и неофициальная по слухам. Там лабали мужик с девчонкой что-то вроде блюза. И меня их музло зацепило. Песенка такая весёлая и оптимистическая была «Анна играет фугу», классно слушалась. Ещё несколько групп мы послухали интересных и почему-то ушли.
А в нашем лагере в это время зажигал Джон – тоже отвязной чел. Приходим мы, а вокруг костра сидит пипл, и хором поёт всевозможные песни, которые играет Джон. У этого старого панка скоро второй ребёнок будет, а он всё вечно молодой и вечно пьяный. Пели не шибко классные песни, но пели с душой и кайфом, поэтому от такого времяпрепровождения впечатления остаются отличные. И так несколько часов различные песни, Джону некоторые люди подыгрывали на различных погремушках. Несмотря на то, что моё предложение спеть Янку или СашБаша не было поддержано, уходить совершенно не хотелось. Я долго ещё мог всё это слушать, но мероприятие как-то резко закончилось, когда все при полной темноте решили сготовить жратву. Попив чая, я отправился дрыхнуть.
А предстоящее утро уже готовило нам пренеприятнейший сюрприз…
Просыпаюсь часов в 10 утра. Платка превратилась в болото… Пол ночи на нас хренячил дождь, а палатка наша бессовестно промокала. Макушку мы заранее закрыли небольшой пленкой, но по бокам без проблем просачивалась вода. И соответственно в палатке по краям стояли лужи. Отыскав старый ненужный носок, я стал убирать воду из палатки, обмакивая его и выжимая на улице. Девушки, сидевшие там под навесом с ужасом и сочувствием наблюдали за мной. Но когда дождь не прекращался ещё несколько часов, я уж начал стрематься, что праздник испорчен. Но днём дождик выключился, появилось солнце и всё стало заябись. Всё, кроме того, что кругом была сплошная грязь. Идя за водой я напрасно старался не испачкать свои легендарные кроссовки. Но, увы, и отнюдь. Они стали выглядеть, словно сделанные из говна. А люди поумнее, правда их было катастрофически мало, ходили босиком. Одного чудака пришлось увидеть, который реально в грязи был по уши. А в луже одной вообще идиллия: две девчонки в купальниках швыряются грязью друг в дружку и порой в прохожих. Сами они вообще словно после грязевой ванны.
Апосля некоторого приведения себя в порядок мы с Анькой двинули на поиски её друзей, которые расположились в неизвестном месте. Поиски не дали результатов. Найти людей там было очень сложно, потому что очень много людей находилось в палаточном городе. О числе грушинцев разные источники дают разную информацию: от ста тысяч человек до полутора миллионов. В любом случае немало.
Ещё вчера Каркадэ спиздил у Ани бандану, у меня флаг и похерил их где-то. Аня спрашивает «Где моя бандана», Коля просто так отвечает «Просрал». На мой вопрос о флаге был получен точно такой же ответ, и забавные объяснения «Да ладно, был флаг у тебя, теперь ещё у кого-то появился». Ну ничего, я уже смирился с этим, и зла на него не в коем случае не держу. Тем более при таком-то объяснении.
Затем, возле рынка я встретил в усрань пьяного Угла, практически голого, только срам прикрыл он полотенцем и гуляет. И пытается заговорить с прохожими, все его посылают, кроме кришнаитки одной, довольно старой, но интересной. Угол решил с чего-то, что я голоден, позвал к себе в лагерь поесть. Приходим, он вспоминает, что жрать у них нечего. И так несколько раз он тормознул. Ни с того, ни с сего решил вдруг, что я с Украины приехал. У них в Ижевском лагере чувак один бренчал на гитаре, и мы с ним спели пару песен Вени Дркина. Одна из них, моя любимая – про милицию.
В этом лагере я познакомился с Катей – ижевской панкухой. Она потащила меня слушать группу Зажигалка из их города. Но найти, где эта группа выступает мы не смогли. Поэтому долго сидели у одной сцены и слухали всё подряд. Была там и полная лажа, но были и нехилые музыканты. Конечно же названий групп я не помню, но они бы ничего не дали читателям, так что не парьтесь.
Прошёл слух, что в лагере кришнаитов раздают бесплатно жратву, а т.к. Катя была дико голодной, решили мы двинуть туда. Их лагерь оказался достаточно внушительных размеров, на большой сцене непрерывно циклично несколько мужиков играют одну и ту же музыку, и много-много раз поют свою молитву: «Харе Кришна, Харе Рама, Харе Харе, Кришна Кришна, Рама Рама» или что-то в этом роде. Рядом с мужиками несколько девушек танцуют аналогично: одно и то же по кругу. По всему лагерю воняет какой-то дурманящей хреновиной, типа краски смердящей. Возле сцены куча народу тоже пытается танцевать. Вообще я описал всё это довольно негативно, на деле оно выглядело повеселее, но все равно обстановка сектантская не для меня.
Мы попытались взять еду без очереди, но нас не пустили, пришлось встать в конец длиннющей очереди. Кришнаидская еда должна быть вегетарианской, но я решил её не есть, потому что хер знает какие там галлюциногены могут быть. Стоя в очереди услышал я, как несколько человек начали задвигать рэперские темы. Покричав немного, они начали хором читать что-то из Дамата и Маста Ч. Приятно было услышать родные слова, но пришлось мне свалить оттуда потому что еды на всех не хватило и очередь разошлась. А неподалёку панки орали не менее родные песни вроде «Наша правда, наша вера, наше дело - Анархия». Но присоединяться к ним мы почему-то не стали, а причалили к палатке, где начитанные кришнаиты отвечают на вопросы, касающиеся их религии. Сели мы рядом с одним челом, он там рассказывает всякие басни и душе человеческой о Кришне, мы внимательно слушаем. Девушка какая-то спросила у него, как они относятся к любви, когда партнёры разных возрастов. Он начал чего-то втирать, и вдруг я решил сумничать и толкаю адскую фразу «…например в Америке в 60-ых годах был 90-летний проповедник дзен-буддизма по имени Судзуки, который путешествовал с 20-летней любовницей по имени Цветок Лотоса и читал лекции студентам…». Все в ахуе то ли от меня, то ли от Судзуки, я даже сам не ожидал, что так блесну якобы начитанностью. Ещё немного потрещав с этим чуваком мы свалили.
Прихожу в свой лагерь, а там адская (не в смысле сатанистская) музыка выжимается из огромного количества инструментов. Даже барабан притаранили откуда-то. И опять долгие долбления по музыкальным инструментам в паре с сильными вокалами отгоняли сон. Но как-то лечь спать удалось всё-таки.
Утром народ варил гречку, и собирался кинуть в неё вонючей тушёнки. Когда я попросил сделать нам с Анькой каши отдельно без тушёнки, пипл охуел с меня. Мне пообещали, что если не буду хавать дерьмище вроде мяса, то «в сорок лет писька стоять не будет». Я ответил, что будет стоять как батон, но мой рацион обсуждался всеми ещё долго. Я к таким делам привык, потому не заморачивался.
К нам в лагерь приходило много интересных людей с которыми было интересно общаться. Капля, он же человек-бочка, как сам представился мне накануне (зовётся бочкой из-за габаритов своих) был взрослым человеком, смахивавшим на обычного обывателя. Но на деле оказался порядочным распиздяем постоянно стебавшимся над чем-нибудь. С ним был Андрей по прозвищу Мазай, тоже всё время пиздел что-нибудь прикольное. Чел рэперской внешности по имени Андрей нихерово бомбил по барабану, кружкам и всему остальному. Пипл тащился от его стука, там реально было во что врубиться.
Но больше всех мне понравился старый панк Костя. У него волосня почти до пояса была, потёртая косуха, но он вовсе не был каким-нибудь пропитым и выжившим из ума маргиналом. Наоборот очень чувствительный, спокойный и располагающий к себе человек. В нашем лагере он чувствовал себя очень хорошо, потому что у нас были очень близкие ему люди Костя и его жена Женя из Оренбурга. Они познакомились несколько лет назад, когда волосатый Костя (у другого Кости кстати тоже длинные волосы были) тонул в болоте каком-то, а другой Костя с Женей шли мимо и вытащили его. Он им и по сей день очень благодарен, поэтому тепло к ним относится, по возможности общаются они, возможность, правда, выпадает только на Груше. Костя даже хотел познакомить свою семью (жену и двух детей) с оренбургскими товарищами.
Я сразу подарил Косте свой сборник стихов, а он мне свой. Он сказал, что в моих стихах должно быть что-то родное ему. Он тоже раньше по его словам панковал. Тяжело ему было всё это, несколько раз он пытался повеситься. Однажды, когда уже вот-вот собирался шагнуть с табуретки, вдруг передумал, услышав Егора: "Не бейся шестерёнкой в механизме государства, армейской мясорубке не давай себя жевать... Делай с нами делай как мы, делай лучше нас...». Раньше я не шибко уважал эту песню, но после Костиной истории изменил своё мнение в лучшую сторону. Долго мы беседовали с ним. Ещё он рассказал, что до сих пор ему сложно ходить по своей улице, потому что гопники постоянно кидают на него давящие ненавидящие взгляды. Тем не менее, Костя остаётся жёстким неформалом, свободной личностью, и просто хорошим человеком.
Апосля обеда взял я кучу своих сборников и пошёл распространять, некоторые раздавал прохожим, некоторые сунул продавцам на рынке, чтоб продавали или отдавали за свободную цену. Затем пришёл в Ижевский лагерь и подарил качественный сборник (на хорошей бумаге было несколько штук, остальные на газетной) Лёхе Лесу в качестве подарка на днюху. Там как раз шло празднование и поздравления. Когда почти все разошлись, остались я, две Катьки, Грин и спящие Пушкин и Угол.
"А любовь кровавым папой/ нас накрыла сивой лапой,/ и валяемся мы дружно на матрасах заливных,/ Ветер бух на всё пустое/ и народное простое / аки-бяки руки-сраки,/ пальцы-пальцы и глаза... " - в общем это про нас. Валялись мы на пенках и одеялах, баловались, стебались. Обливались водой и делали массажи. Затем пошли купаться. Катюхи взяли бритву, чтобы брить подмышки (зря я, наверное, такие интимные подробности рассказываю… но иначе не было бы прикола с ирокезом), но я их припахал побрить мне голову по бокам, потому что ирокез зарос давно. Почти два сантиметра волос было на висках. Вокруг люди купаются, а я загрязняю воду своими волосами, наверное некоторые долго отмывались от моей шерсти... прикольно. Но побрили меня девчонки вдвоём только с одной стороны, потому что все мы замёрзли стоять в воде. Катя рассказала мне, что когда она с мобом ехала в Самару их забрали свынюки (менты), когда они несли пустую баклаху пива в мусорку. Свынюки продержали их ночь в обезъяннике и взяли штраф.
Вечером мы опять двинули в лагерь кришнаитов. Там потрещали с тем же проповедником. Я опять поразил его своим мнением, толкнув телегу о том, что смысл жизни в её процессе, что мы живём и это само по себе круто, надо от жизни получать удовольствие, а другого смысла жизни нет. А чувак этот поведал мне, что надо служить богу, и ещё что кришнаиты поддерживают власть (которая запрещает их религию) и всё в таком духе. Наши мнения очень сильно разошлись, но я ему всё равно подарил свои стихи. Ещё немного мы пообщались с панками, один из них пытался выбрить другому ирокез, но при почти полной темноте и совершенно тупой бритве ничего не вышло. В результате на голове у чувака остались словно выгрызенные волосы.
Народ из моего лагеря собирался этим вечером идти куда-то на речку, и там самореализовывать себя в музыке. Но когда я пришёл, все были на месте, то ли уже пришли, то ли не уходили никуда.
Ложусь спать в час ночи, а Анька сонная говорит «Мы в пять часов уезжаем». Я охуел от этого, но подумал, что это или она бредит во сне, или в пять вечера они сваливают. Но, увы. Через три часа они меня разбудили, потому что надо было собирать палатку и вещи и уезжать. Грустно мне стало… Но проводил я их на электричку. Вернувшись в лагерь, я познакомился с ещё одним отличным челом Рустамом по прозвищу Малыш. Было раннее утро, когда много народа спит (хотя движуха продолжалась круглые сутки), но мы долго сидели и болтали об очень многих вещах. Рустам был растаманом, но уважал и Панков и хиппанов и ещё многие движения. Говорили мы и о растафирианстве и о хип-хопе, который оба любим, и о музыке реггей, да чёрт знает о чем ещё. Он сам из Оренбурга, а там часто тусуется группа Адаптация, и Рустам сказал, что Ермен Анти и вся группа не поддерживают НБП, хотя нацболы и пытаются пиздеть, что Адаптация это нбпшная группа.
Мы пошли гулять по всем лагерям, и забрели в один, где дед бухой в усрань пел Высоцкого. Пел старательно, захлёбываясь, торопясь, что аж слюни изо рта летели, но выглядело это забавно. Послушали мы музло у некоторых сцен, и так ходили туда-сюда делая ничего. Вроде всё хорошо было, но настроение становилось подавленным из-за предчувствия окончания Груши и отъезда.
Рустам познакомил меня с девушкой, которая прилетела на Грушу аж с острова Сахалин.
Днём Лёха Лес добрил мне вторую сторону башки, чтобы ирокез был совсем солидным, а через пару часов уже доебались наци-скины до меня. Я шёл за водой, они тормознули меня, сначали придрались к рэперским штанам, потом к ирокезу, потом к пацифике на напульснике. Но как всегда в таких случаях я тихонько ушёл от разговора и попиздил по своим делам мирно. Вообще менты и бонхэды меня последнее время слишком часто задалбливают, это походу сговор, ну ничего, ещё никто ведь не уходил от Баракуды, значит и я выживу.
Вечером шёл я к кришнаитам, но дошёл с трудом, т.к. по пути тормозил несколько раз. Иду по рынку, там пацаны продают эксклюзивный товар: выжатая половинка лимона, немного кетчупа на бумажке, спичечный коробок, ириска и ещё всякий мусор. А главное – это распродажа: всё по пять рублей. Обрадовавшись такой халяве, я купил у них ириску в кредит, т.к. наличных денег у самого было катастрофически мало.
Уйдя от предпринимателей-аферистов с новым приобретением, я наткнулся на нескольких грязных панков-музыкантов аскающих лавэ на обратную дорогу. Ехать собирались автостопом. Я с ними попел немного гражданку, всякие песни типа зоопарка, колыбельной (на которую я сделал флэш-клип), солдатами не рождаются и др. А прохожие подавали им сигареты и алкоголь. Мне перепало немного кукурузных палочек, но я был доволен, что потусил с ними.
Иду дальше, слышу слова «… да будущего нет, но есть охуенное настоящее…», гляжу сидят на дороге несколько бухих хиппи и философствуют. Я присоединился к ним, потрещали мы обо всём, почитали стихи, познакомились. Это были Саня, чёрт знает откуда, Коба и Миша Шут – оба из Сызрани (высрани), и оба знают легендарного Колю Каркадэ. Попозжа на нас случайно, так же как и я, наткнулась девчонка Мина, она выглядела как обкуренная, но умная. И вообще я много понял из общения с ними. Раньше у меня был стереотип против пьяных или обкуренных, но теперь я понял, что среди них не меньше хороших людей, чем среди трезвых. Тем более, если трезвых брать из обывателей, а бухих из мыслящих неформалов.
Это был предпоследний официальный день фестиваля, но были люди, которые только приехали на него. Например к нам присоединились мужик с тёткой, которые приехали аж поздно вечером в этот день. Конечно там и после закрытия есть чего поделать, но уже не так интересно.
Коба был любителем почитать стихи. Отошёл он купить пиваса, возвращается, а у него лишние двадцать рублей в руках. Говорит подошёл к продавцам, начал декламировать стихи, а продавцы ему заплатили, чтобы он заткнулся.
Пошли мы с Миной, Шутом и Кобой в лагерь сызраньцев. Коба по дороге потерялся. Пришли, а в лагере у них «свадьба». Всё по правилам: свидетели, кольца, подписи, всё остальное. Мину запрягли быть свидетельницей, хотя никого из супружеской пары она раньше не знала. А мне досталась почётная роль осветителя: я подбрасывал сортирную бумагу в костёр, чтобы было светло. Жениху и невесте подарили пачку гондонов, ещё немного люди подурачились и стали бухать серьёзно. И я упиздил оттуда.
Ночевать мне было негде, и я отправился в ижевский лагерь, отвоевал там одеяло и завалился спать.
Утром предстояло расставание со всем и всеми…
Многие уезжали, даже не попрощавшись со мной. А мне было грустно и дерьмово. Ходили мы с Джоном по пустым лагерям и собирали оставшиеся от грушинцев ништяки. Ништяки были качественными конечно, многие оставляли макароны, картошку, хлеб чёрствый, кетчуп и ещё много хороших продуктов. Я набрал целый пакет жратвы, чтобы вести её в эколагерь, позже пакет даже не выдержал и порвался. Пришлось искать другой на помойке в Самаре.
У меня и у других всё было готово к отъезду. А Джон начал собирать вещи, складывать палатку за час до отправления электрички, и это при том, что до неё идти пол часа. Конечно он опоздал, а мы с Костей и Женей укатили в Самару. Вот парадокс - я приехал на Грушу с одной маленькой сумкой, а уезжал с двумя большими и увозил кучу жратвы J.
Меня ругают порой, что пишу больше не о мероприятиях каких-то, а о себе. Но так уж выходит, я старался показать фестиваль глазами очевидца, от первого лица, так сказать, чтобы люди оценили обстановку там, и сами захотели поехать, а не как у журналюг в статьях «На выходных прошёл такой-то фестиваль, трали-вали». Потому и получается автобиография.
Всё вышеописанное проходило на 32-ом Фестивале имени Валерия Грушина в июне-июле 2005 года.

Часть 3. Экологический лагерь протеста в г. Отрадный.
После Грушинского фестиваля мне предстояло ещё одно важное, интересное и полезное мероприятие. Я собирался заехать в г. Отрадный недалеко от Самары, потому что радикальные анархо-экологи организовывали там лагерь протеста. Добиваются они (на момент написания рассказа, экологи всё ещё там и собираются бороться до конца) приостановки экологически опасного производства на заводе ООО «ТД Реметал-С». Это завод по переработке алюминиевого лома, который шибко гадит в воздух, и дышать с бывшем эко-лидере Отрадном становится тяжело.
После изнурительной дороги я прикатил на вокзал в Отрадном, и стал расспрашивать людей, где найти лагерь. Они и знать не знают ни о каком эколагере, хотя завод, по словам одного мужика, «уже всех достал». Я уж подумал, что никого не найду, но увидал на автобусной остановке кучу пипла неформальной внешности. Они подозвали меня, и, о чудо, они уже знают даже, как меня зовут. Спрашивают «Ты Осснэйк?». Ебать-колотить, да я ж знаменитый!!! Ответил, что да. Теперь нас было 10 человек, и все вегетарианцы (или строгие веганы). Я с радости, не раздумывая похавал их салаты, и ещё всё что можно. Несколько часов ещё мы сидели на остановке, говорили о музыке, играли в фризби (по народному: швыряли летающую тарелку), и ждали ещё нескольких товарищей. Приехали два белорусских парня и один самарский. Один из белорусских ехал рядом со мной в электричке до Самары, но тогда мы не были знакомы.
Когда уже начало темнеть, мы добрались до места, где решили разбить лагерь. Поставили палатки, и по темноте стали собирать дрова и разводить костёр. Пожрав припасённой мной вермишели, попив чаю, потрепавшись обо всём подряд пошли мы спать. Меня опять без проблем вписали в палатку, и единственной проблемой был холод.
Утром в лагерь приехал чувак, которого зовут, как меня, у него тоже ирокез, он тоже стрейтэджэр и вообще мы с ним многим были похожи. А так же приехали ещё пара знакомых пиплов. После некоторого раскачивания мы взяли листовки, плакаты, клей и пошли распространять агитматериалы. Состояли они из десяти тысяч листовок, и пары сотен плакатов, часть из которых была расклеена ещё на Грушинском фестивале.
Поначалу мы ходили в районе, где даже трёхэтажные дома – большая редкость, в основном двухэтажки стояли, и мы раздавали листовочки бабушкам и дедушкам, которые нас поддерживали, но надежды на победу не выражали, лишь пессимизм и равнодушие смирившихся обывателей наблюдалось нами.
Прилично уставшие мы решили возвращаться в лагерь. А там уже нас ждал сюрприз… Приходим, там стоят две мусорских машины, одна из которых – микроавтобус. Палатки наши разобраны, вещи просмотрены и собраны, а менты уже уходят. Оказалось, что угомонились они только благодаря приехавшей вовремя активистке какой-то правозащитной организации. Говорят, она ментов и фсбэшника построила и орала на них. Короче менты укатили, стащив наш топор. Но пропажу топора мы обнаружили позже.
На совещании было принято решение переехать на другое место, во-первых оно находится рядом с заводом, против которого мы протестовали, во-вторых там можно набирать питьевую воду, в-третьих оттуда нас уже не выпрут, в-четвёртых там мы были ближе к цивилизации. Но совсем сваливать, как посоветовали мусора, ни у кого не было и в мыслях, потому что никто ещё не уходил от Баракуды J. (Кому надо – поймут прикол).
На новой поляне было куча муравейников, но пришлось муравьям потесниться, чтобы мы расположились. Я пошёл натырить в близлежащих гаражах кирпичей для костра, и встретил по-пути двух заблудших хиппи, которые искали наш лагерь. О нём эти хиппаны узнали только на Груше, без каких-либо подробностей, но решили приехать, потому что хотели принять участие в полезно-интересной работе.
Часов в шесть к нам приехали какие-то кренделя, начали без предупреждения фотографировать, и нагло себя вести. Сказали, что они журналюги, а предъявить удостоверения не хотели, только лепили тупые отмазы на счёт удостоверений. Мы все попрятались по палаткам, чтобы не палиться перед камерой, а им сказали, что пока не будет удостоверений, не будет и разговора. Позже, они испортили нам ужин, приехав снова, уже с удостоверениями про-правительственных журналюг. Несколько активистов согласились с ними побеседовать, но не совсем охотно.
Потом приезжали нормальные журналисты местной типа оппозиционной газеты. Правда их «оппозиционность» под большим сомнением, но с ними можно было нормально общаться, и репортаж должен был получиться нормальным. И фотографировали они только договорившись с нами.
К тому времени нас постоянно стерегли менты, говоря, что охраняют нас от местной шпаны. И их забота дошла до того, что они запретили нам жечь костёр. Потом ещё два мужика солидных приехали, и вроде бы дружеским тоном стали втюхивать, что мол делать нам нечего, что знают наши «истинные» цели и кто нам платит. А на счёт наших истинных целей, за пару дней до нашего приезда, по городу Отрадный распространялись статьи, что приедут пьяные беспредельщики анархисты-националисты «то ли выборы срывать, то ли мигрантов выгонять» и «устраивать в Отрадном конец света». Вот-с.
Кстати, с первого дня в лагере был принят строгий мораторий на спиртные напитки. И он соблюдался без проблем, потому что анархисты знают, что алкоголь может повредить делу, и себя легко контролируют.
Вечером было проведено общее собрание, подведены итоги дня и намечены планы на следующий день, а планов этих было достаточно. Мы долго жалели, что неначем гитарить, некоторые остались сидеть у костра и пиздеть, а я пошёл спать.
На следующий день четверо человек, среди них я, опять пошли раздавать листовки и клеить плакаты. На этот раз оно пошло живее, потому что развернули свою деятельность мы ближе к центру и цивилизации.
Весь материал, что взяли мы распространили, поэтому с чистой совестью вернулись в лагерь. Там в это время московские нтвшники снимали репортаж о нас. По НТВ несколько раз были неплохие репортажи и об экологах и об анархах, поэтому работалось с ними нормально. Правда, я в съёмках не принимал участия, и даже не знаю когда показывали сюжет.
Последующие несколько часов я занимался ничем, лишь подписывал и дарил людям сборники стихов своих. Поспал, позагорал, похавал на скорую руку, попрощался со всеми и побёг на вокзал. Срочно надо было сваливать домой. А люди в этот вечер собирались идти купаться на речку. Мне жутко хотелось с ними, но пришлось уезжать.
Справедливости ради должен заметить, что в наш лагерь анархо-экологов приехала одна нацболка и один комсомолец, конечно по этому поводу была к ним небольшая дискриминация, но в целом мы ехали заниматься там не политикой, а экологией, поэтому старались быть терпимее. К тому же нбпшная девчонка оказалась довольно хозяйственной и активной, поэтому с ней дела пошли неплохо.
В ближайшие планы экологов входило: сбор информации о вреде заводского производства, общение с жителями, сбор подписей, разговоры с врачами и составление статистики людей отравившихся из-за этого завода, распространение листовок, чтобы получить массовую поддержку населения, организация независимой эко-экспертизы.
P.S. В целях конспирации я не писал ничьих имён. Пиплу там приходится шифроваться основательно.

Часть 4. Дорога обратно.
В девять вечера я ужо был на Самарском вокзале и на моё счастье через два часа шёл поезд в Пензу. За эти два часа я познакомился с несколькими неформалами (металюгами и хиппанами), у которых денег на дорогу не было вообще, а дорога предстояла немалая. Поиграли мы с ними в карты, пообщались, а потом я пошёл на поезд. Опять с обратной стороны запрыгнул, когда поезд тронулся, и старыми путями пролез в вагон. Там как-то легко нашёл вагон с сидячими, а не лежачими местами, причём вагон был почти пустой. Вот это попёрло!!! Я отлично поспал, а рано утром был уже в Пензе.
Через два с половиной часа из Пензы ехал автобус в Тамбов, отметить это я решил сном. Лёг мирно на автовокзале поспать, а через пол часа уже был в ментовке. Опять свынюки обшмонали мои тряпки, которых уже практически не было и после небольшого пиздежа и наездов отпустили. Без проблем я доехал до Тамбова. А по дороге в Воронеж водители пропалили, что я не доплатил, но я прикинулся шлангом, а с таких спрос невелик, поэтому и до Воронежа они меня довезли. А там уже везенье покинуло меня окончательно – поездов ночью до моего города не было, а для автобусов было слишком поздно. Похуел я немного с горя, и пролез в платный зал ожидания бесплатно. Там прошла жуткая ночь, но можно сказать, что я спал. А утром прикатил домой…