Оказывается, Женечка жила совсем недалеко от вокзала. Марик решил пройтись пешком, а попутно заглянуть в магазин – не с пустыми же руками идти на свидание к девушке.
А чего он мог купить на остатки своих денег? Пару бутылок вульгарной бормотухи и шоколадку «Аленка», которые затолкал в чемодан.
«Ладно, не барыня какая! - успокаивал он себя, поднимаясь на третий этаж стандартной пятиэтажки, в которой жила Женечка. – Должна портвешок-то уважать».
Он не успел даже нажать на кнопку звонку, как дверь тут же распахнулась – видимо, Женечка заметила его еще в окно. Она была в коротеньком халатике, открывающем ее стройные и уже загоревшие ноги, и вся пунцовая – то ли от смущения, то ли от радости. Волнистые ее волосы были распущены по плечам, маленькая, но крепкая грудь часто вздымалась. Марик даже загордился собой: надо же, как заставил волноваться девчонку! Могём еще!
Он не стал тратить слов на приветствия, а просто втолкнул хозяйку обратно в квартиру, захлопнул за собой дверь и, опустив чемодан на пол, обнял Женечку и жадно впился губами в ее пухлогубый ротик. Она буквально затрепетала, когда Марик сдвинул руки с ее талии на упругую попку и притянул ее к себе, упершись своим вздыбившимся в брюках членом прямо ей в промежность.
Девушка обмякла в его руках и закатила глаза.
«Во, блин, обморок, что ли?» - испугался Марик и, вскинув легкое, килограммов на сорок пять всего, тельце Женечки на руки, понес ее в глубь квартиры. Войдя в гостиную, он увидел стоящий у стены широкий мягкий диван и, протопав к нему, осторожно уложил Женечку. Она все еще была без сознания. А может, притворялась – кто их, женщин, знает, с этими их всякими штучками-дрючками.
Марик быстро сориентировался в незнакомой квартире и прошел на кухню. Там он нашел в посудном шкафу большую фаянсовую кружку и, набрав в нее воды из-под крана, вернулся в гостиную. Отхлебнув из кружки, он щедро прыснул водой Женечке в лицо. Она вздрогнула, открыла глаза и спросила шепотом:
- Что со мной?
- Не знаю, лишилась отчего-то «чуйств», - с улыбкой пожал плечами Марик, любуясь лежащей на диване девушкой. С разметавшимися по дивану волосами, с хорошеньким зарозовевшимся личиком, с вытянутыми и оголившимся, но при этом плотно и целомудренно сдвинутыми стройными ножками, она была чудо как хороша.
У Марика помутилось в глазах, сердце знакомо кувыркнулось в груди и застучало чаще, а в брюках снова стало тесно. Он не выдержал и, наклонившись к Женечке, припал к ее губам, одновременно дав волю рукам. Марик осторожно гладил ее маленькую грудь с остренькими бугорками напрягшихся сосков, потом, нетерпеливо перебравшись пониже, начал легонько проводить горячими подрагивающими пальцами по тонкой шелковистой коже внутренней стороны бедра, затем пробрался под трусики и….
- Нет, нет! – с трудом оторвавшись от губ Марика и одновременно с силой упираясь руками ему в грудь, лихорадочно зашептала Женечка. – Подожди, я не готова…
- Да что ж такое, ёлки-палки! – едва не взвыл Марик. – Сколько ж ты меня будешь динамить, девочка моя? Зачем же тогда позвала, а?
- Подожди, все еще будет, - извиняющимся тоном сказала Женечка, проводя ладошкой по колючей щеке Марика – он сегодня еще не брился.
Чувствовалось, что Женечка очень хотела Марика, но никак не могла решиться на последний шаг. Нет, даже не шаг, а шажок – подчиняясь вспыхнувшему в ней инстинкту влюбленной юной женщины, ей надо было лишь оставаться во власти желающего ее мужчины, но еще неискушенная во всех этих делах, она страшилась дать волю своим чувствам.
Марик все понимал, и потому не стал форсировать события, хотя и стоило это ему больших усилий. Мало того, что Женечка ему очень нравилась, он ведь уже почти
месяц был без женщины, и у него, как у пацана какого, еще в больнице начали случаться ночные поллюции. А разрядка – вот она, протяни только руку… Причем с желанной девчонкой. И снова облом!
Марик вздохнул и отстранился от Женечка. Она же опустила ноги на пол, села рядом и прижалась к его плечу.
- Пойдем, я тебя чаем напою, да и голодный ты, наверное.
- Ну, пойдем, - без особой охоты сказал Марик.

Пока шумел включенный электрочайник, Женечка сноровисто нарезала хлеба, колбасы и сыра («Достают где-то, - уважительно подумал Марик. – А у нас в райцентре один хек да минтай, да килька в томате… Житуха, бля!»).
Потом Женечка вынула из холодильника и поставила на стол маленький запотевший графинчик, в котором плескалось граммов сто пятьдесят водки, выловила из стоящей на подоконнике трехлитровой банки пару желтовато-зеленых, дразняще пахнущих укропом и чесноком огурцов, и их тоже порезала на аккуратные колечки и один к одному разложила на плоской тарелке. Марик гулко сглотнул – он как-то враз почувствовал, что зверски хочет есть.
- Ну, чего ж ты сидишь, как прибитый? – насмешливо сказала Женечка. – Только что был живее всех живых, а тут сидит, сопит. Наливай, что ли…
- Да это я на тебя залюбовался, - спохватился Марик, и потянулся к графинчику. В это время где-то там, в глубине квартиры, послышалась трель телефонного звонка.
- Ты распоряжайся тут, а я пойду, послушаю, кто это, - потрепала Марика по взлохмаченному светлому чубу Женечка и, выходя из кухни, мимолетно и многообещающе прижалась своими точеными коленками к бедру сидящего за столом Марика.
У того снова перехватило дыхание, и он попытался усадить девушку к себе на колени. Но Женечка со смехом вырвалась из его объятий и ушла к настойчиво дрындящему телефону. Марик воодушевленно тряхнул головой, счастливо осознавая, что у него все еще впереди, причем ждать, по всему, осталось совсем недолго, и потому поспешно прошел в ванную. Там он прямо над раковиной прополоскал с мылом начавшее было вновь вздыматься от предчувствия предстоящей «работы» свое хозяйство, но и тут же опавшее - вода из крана текла только холодная.
Вернувшись на кухню, он отхлебнул прямо из графинчика. Водка была хорошая, мягкая и, ласково пройдясь по пищеводу, уютно устроилась в желудке. Следом Марик отправил с хрустом разжеванный огурчик, потом – колбаску и сырок, сдобренные большим куском белого мягкого батона. Тепло из желудка тут же распространилось по всем жилкам организма Марика, слегка затуманило ему мозг, оставив в нем обостренной и незаретушированной лишь одну мысль. И эта мысль не давала ему покоя: «Пора, брат, пора!».
Подчиняясь ей, Марик выпил еще немного водки, кинул в рот ломтик огурца и встал из-за стола. Но выйти из кухни он не успел, потому что вернулась Женечка. Она выглядела немного сконфуженной.
- Что случилось? – разглядев в ней эту перемену и проглотив разжеванный огурец, обеспокоено спросил Марик. – Родители возвращаются, да? Мне выметаться надо, да?
- Да нет, нет, садись, - заторопилась Женечка. – Сейчас скажу. Но сначала дай мне тоже выпить.
Марик разлил остатки водки по маленьким хрустальным стопочкам, и они чокнулись и выпили – Женечка торопливо, а Марик уже степенно, даже церемонно, оттопырив в сторону мизинец.
Выдохнув и помахав у рта ладошкой, Женечка, наконец, сказала:
- Знаешь, кто звонил?
- Конечно, не знаю, - ответил с набитым колбасой и сыром ртом Марик.
- Карлыгаш!
Марик поперхнулся и закашлялся. Женечка протянула ему кружку с уже остывшим чаем. Отпив и пропихнув застрявшую в глотке закуску, Марик сморгнул навернувшиеся на глаза слезы и просипел:
- И чего ей надо?
- Ты знаешь, я проболталась, что ты приехал, - виновато сказала Женечка. – И она очень обрадовалась и сказала, что сейчас же отправляется ко мне.
- Да зачем она нам сейчас здесь? – почти закричал Марик, предчувствуя крах всем своим мечтам и надеждам.
- Я же ей ничего и не успела сказать, - оправдывалась Женечка. – Она бросила трубку. И думаю, что уже едет к нам.
- Ну ёкарный бабай! – вздохнул Марик. – И вообще, что эта Карлыгаш в городе делает? Она же где-то в деревенской школе работает?
- Да деревня эта в десяти километрах всего, - пояснила Женечка. – Так что Карлыгаш туда только на работу ездит, а живет-то здесь. А после той болгарской поездки мы подружились. И она очень часто тебя вспоминала. Думаю, она даже влюбилась в тебя, сердцеед несчастный! Вот потому-то, как только узнала, что ты здесь, и помчалась тебя увидеть.
- Хм, - сказал Марик. – И как скоро она будет у нас?
- Ну, не раньше чем через полчаса. Карлыгаш живет в другом конце города.
- Полчаса? – переспросил Марик, и глаза у него загорелись. – Полчаса – это хорошо…
Он встал из-за стола и сделал шаг к Женечке. То же самое сделала и Женечка. Она раскраснелась даже после той капелюшки выпитого, что осталось ей после Марика, и глаза у нее блестели ярче обычного. И она понимала, чему обрадовался Марик. Женечка покорно обхватила его шею тонкими руками, когда Марик поднял ее легкое, гибкое тело и понес на диван.
- Что ты делаешь? Ну не надо, не надо, пожалуйста! – горячечно шептала она, когда Марик нетерпеливо срывал с нее халатик и сдергивал трусики. При этом Женечка совершенно не сопротивлялась и ножки, ее под стремительным напором Марика как бы сами собой разошлись в стороны.

Все произошло намного быстрее, чем за предполагаемые полчаса, которые отвела им находящаяся сейчас где-то в пути к дому Женечки Карлыгаш. Когда Марик, навалившись на Женечку и нетерпеливо потыкавшись своим возбудившимся до каменного состояния членом в ее промежность, наконец угодил в жаркую и влажную теснину и одним рывков проник в нее до самого упора, Женечка негромко взвизгнула и напряглась. Но когда Марик зашептал ей на ушко какую-то ласковую чепуху, одновременно начав совершать осторожные и все убыстряющиеся фрикции, Женечка снова расслабилась и отдалась во власть охватившей ее страсти. Она острыми ноготками впилась Марику в спину, прижимая его к себе.
И как ни крепился Марик, взорвался он всего минут через пять после того, как вошел в Женечку. С хриплым стоном, с зубовным скрежетом и вытянувшейся изо рта ниткой слюны, которую, слава Богу, Женечка не успела увидеть, так как все это время, закрыв глаза и прикусив нижнюю губку, мотала головой из стороны в сторону.
Она больше не визжала и не стонала, но по ее исказившемуся лицу, по учащенному дыханию можно было понять – Женечка становилась женщиной с блаженством, и это блаженство ей доставлял он, Марик!
Тяжело дышащий Марик откинулся на спину рядом с Женечкой – диван, надо думать, совершенно не случайно оказался заблаговременно разложенным, - и неожиданно почувствовал острую боль в паху слева, там, где у него был совсем свежий послеоперационный шов. Марик провел рукой по низу живота, посмотрел на ладонь и увидел на ней кровь.
- Ну ни фига себе! – присвистнул Марик, садясь на диване.
- Что такое? – спросила, открыв, наконец, глаза, Женечка. – Кровь? Откуда? Боже мой, это моя?
- Ага, твоя, - усмехнулся Марик. – Твоя, милая ты моя Женечка, должна быть под тобой. А это моя. Видишь, как я любил тебя, даже себя не жалея?
Женечка испуганно ойкнула и, соскочив с дивана, стала тщательно рассматривать то место, на котором она только что потеряла свою девственность. Но там было все чисто, если не считать одного, почти незаметного на фоне коричневой велюровой обшивки, темненького пятнышка.
Женечка накинула на себя халатик и побежала в ванную. Вернувшись оттуда с влажной намыленной губкой, она стала тщательно оттирать это крохотное пятнышко. Вскоре на диване выросло уже большое влажное пятно, в котором крохотное, от вытекшей из Женечки капельки крови, было растворено окончательно и бесповоротно.
- Так, а у тебя что произошло?
Покончив со следами недавнего прелюбодеяния, Женечка уже с профессиональной сноровкой взялась за Марика. Присев перед ним на корточки, она тщательно осмотрела его пах, осторожно пальпируя его при этом и спрашивая: «Тут больно? А тут? Здесь?».
Ее теплое дыхание легонько и щекотно касалось кожи в паху Марика, и он неожиданно вновь возбудился, что и выдали вздыбившиеся трусы – их Марик успел натянуть на себя, пока Женечка хлопотала над диваном. Подчиняясь безотчетному порыву, Марик взял Женечку за плечи и вновь потянул ее к себе.
- Ах ты, шалун! – засмеялась, вырываясь и отстраняясь Женечка. - У тебя, дорогой, чуть-чуть, на пару миллиметров, разошелся шов. Ну, ничего страшного, сейчас йодиком смажем и залепим. Тебе надо избегать резких движений, понял? А ты что делаешь, а?
Она вновь счастливо засмеялась и, потрепав Марика по влажному чубу, прошла к сверкающей полировкой и зеркалами, заставленной хрусталями и прочей посудной дребеденью стенке. Достав оттуда домашнюю аптечку, Женечка обработала шов Марика в прохудившемся месте, наложила марлевый тампон и закрепила его парой ленточек пластыря.
- Все! До свадьбы заживет, - чмокнула она Марика в колючую щеку, и тут же загрустила, вспомнив, что Марик-то как раз уже женат. Марик уловил Женечкино настроение, но ничего не сказал, а лишь коротко поцеловал ее в ответ в капризно надутые губки и пошел в ванную.
Когда он уже заканчивал свои гигиенические процедуры, в прихожей раздалась птичья трель. И раз, и другой, и третий. Послышался шорох поспешных Женечкиных шагов, щелкнул отпираемый замок.
- Здравствуй, подружка, здравствуй!
Это был голос Карлыгаш, причем явно нетерпеливый.
- Ну, и где же наш несчастный путешественник?
- Да здесь я, здесь!
Улыбающийся Марик вышел из ванной и тут же был атакован Карлыгаш. Она буквально повисла на нем и осыпала мелкими поцелуями все его лицо. От нее пахло тонкими, похоже, не нашими, духами и немного – хорошим коньяком. Потому-то Карлыгаш и была такая смелая и развязная.
Женечка молча и ревниво топталась рядом, не зная, как осадить неожиданную резвость своей гостьи.
- Фу, какой небритый! – наконец сама отпустила Марика Карлыгаш. – И еще от тебя несет водкой и… И Женечкой. Да, Женечка, я не ошиблась?
- Ну, пойдемте, пойдемте, что мы здесь-то торчим? – ушла от ответа Женечка, и первой последовала на кухню, за ней прошли Карлыгаш и Марик.
Карлыгаш, похоже, наплевала на все прежние ограничения в связи со своим физическим недостатком, и была в юбке выше колен и в туфлях на высоком каблуке. Удивительно, но вышагивала она них довольно грациозно, и в том, как ее дугообразные ноги выписывали замысловатые полукружия, чтобы не зацепиться одной за другую, был даже некий своеобразный шарм.
- Так, а вот спиртного у меня в доме больше нет, - сообщила своим гостям Женечка. – Так что могу предложить только чаю с бутербродами.
- Эх, что бы вы делали без меня! – весело сказала Карлыгаш, поставив на стол свою объемистую сумку и вынимая из нее ополовиненную бутылку армянского коньяка с пятью звездочками на этикетке. – Давно у меня в холодильнике стояла. Дай, думаю, прихвачу на всякий случай. И надо же – пригодилась!
- Ой, а у меня лимончик к коньяку есть! - вспомнила Женечка и полезла в холодильник.
- Вещь! – одобрительно крякнул Марик, отвинтив пробку и понюхав. – Давненько не пивал такой…
Он разлил коньяк по стопкам, выпили по одной, потом по второй, раскраснелись, расшумелись. Девчонки потребовали, чтобы Марик во всех подробностях рассказал, что с ним было в Черновцах, как он потом добирался один с разрезанным и зашитым животом.
Марик был в ударе, и во всех красках живописал свои последние приключения, Женечка с Карлыгаш то замирали в ужасе, то заливисто хохотали.

Веселая компания и не заметила, как бутылка с коньяком опустела. За окном была уже ночь, засветились огоньки в соседних домах, перестал шуметь транспорт на улице. Можно было ложиться спать, да и у Женечки был уже сонный вид, и она то и дело клевала носом. Но вот неестественно оживленная Карлыгаш вовсе не собиралась уходить и время от времени кидала на Марика многозначительные взгляды. Она, конечно, девчонка была ничего, но Марик выпил еще не столь много, чтобы забыть про ее невообразимо кривые ноги, да и с некоторых пор стал чувствовать определенную моральную ответственность перед Женечкой. Вот если бы еще выпить, самую малость…
- Ох ты, черт! – хлопнул себя по лбу Марик. – Как же это я забыл! У меня же кое-что есть с собой!
Он сходил в прихожую, выудил из чемодана одну из бутылок портвейна и шоколадку, и все это торжественно водрузил на стол.
- Я вам как ме… медицинский работник… работница говорю: смешивать вредно, - пролепетала Женечка и икнула. – Марик, по… пойдем спать, а?
- О как: «пойдем спать!» – насмешливо повторила Карлыгаш и даже захлопала в ладоши. – Ведь чуяло мое сердце: вы тут зря времени не теряли. Молодцы! Ну да ладно, наливай, Марик, что там у тебя… Выпьем за любовь!
- За любовь вы… выпью, да, - согласилась Женечка, и они все втроем торжественно чокнулись и выцедили по стопочке розового портвейна. Поскольку стопки эти были крохотные, Марик тут же повторил.
- Я в туалет хочу, - вдруг жалобно сказала Женечка, встала из-за стола и пошатнулась. Марик вскочил со стула, обхватил ее за плечи и довел до туалета, закрыл за ней дверь. Слышно было, как Женечку тут же стошнило. Из туалета она вышла бледная. Марик отвел ее к дивану и уложил, подсунув под голову маленькую подушечку.
- Вы…выгони ее, Марик, - прошептала Женечка. – И возвращайся ко мне…
И тут же заснула.
Марик пошел с твердым желанием избавиться от Карлыгаш, но и не заметил, как за разговором они допили первую бутылку портвейна, и он еще раз прогулялся к чемодану.
Когда была ополовинена и вторая бутылка, Карлыгаш вдруг по-хозяйски сказала:
- Ну, хватит на сегодня. А это тебе на опохмелку утром, если захочешь, конечно. А сейчас пошли спать.
Когда они вышли в гостиную, Карлыгаш увидела спящую на диване Женечку и разочарованно протянула:
- Ну, вот! А мы где ляжем? Не в хозяйской же спальне?
Марик не переставал удивляться свободной манере поведения этой сельской учительницы. Да и какая она, к черту, учительница? Это кто же доверил ей детишек?
- Я в школе не такая, - словно прочитав его мысли, заявила Карлыгаш. – Я хорошая. У меня даже две грамоты есть от районо. Это я с тобой такая неестественная. Ну и выпила еще… Неужели не видишь, как ты мне нравишься?
Она подошла к Марику вплотную, положила ему руки на плечи.
- Ну, хоть поцелуй меня, что ли. И все, и я поеду домой, не буду вам мешать…
Карлыгаш прижалась к нему грудью, и он, мельком взглянув на диван, где, подложив руки под голову, спала Женечка, махнул рукой – блудить так блудить! – осторожно поцеловал Калыгаш в ее полуоткрытые губы.
- Нет, не так! – прошептала Карлыгаш, и сама буквально зажевала губы Марика и, повиснув на нем, потянула вниз, на толстый и огромный ворсистый ковер, который закрывал собой добрую половину пола в гостиной. И они упали на этот ковер, и Марик, снова потеряв голову от страсти, в два счета раздел Карлыгаш, в чем она и сама ему охотно помогала. Затем он по-хозяйски устроился между ее бледных, так и оставшихся незагорелыми кривых ног, где ему ничего искать не пришлось – Карлыгаш сама поймала рукой его вздыбившийся «нефритовый стержень» и со стоном направила в нужное место.
Вот когда Марик убедился в преимуществе дугообразных ног: Карлыгаш закинула их ему на поясницу и заключила в такой железный замок, что он не смог вырваться из него, когда даже закончил после четвертьчасовой тяжелой напряженной работы.
- Еще! – потребовала Карлыгаш.
- Где я тебе еще возьму? - тяжело дыша, возмутился Марик, пытаясь вырваться на свободу.
- Где хочешь! - игриво хихикнула Карлыгаш, еще крепче сжимая ноги. В этой возне они напрочь забыли про Женечку. А зря.
- Сволочи! – равнодушно сказала она, проснувшись от шума и поглядев на творящееся почти у ее ног безобразие совершенно бессмысленными глазами. – Вот только запачкайте мне ковер…
И, отвернувшись к спинке дивана, снова заснула
Вот только тогда Карлыгаш разомкнула кольцо своих ног, и Марик свалился рядом с ней на ковер, чувствуя, как у него снова тупо болит в низу живота.
- Бля, я так с вами снова в больницу загремлю! – выругался Марик. – Все, всем спать! Оргия закончилась.
Карлыгаш нехотя согласилась и, благодарно чмокнув его в щеку, завалилась на диван рядом с Женечкой, обняла ее, и скоро они посвистывали уже в два носа. Марик сдвинул два кресла, выключил свет и устроился на этом импровизированном ложе. Спать, спать! Завтра, нет, уже сегодня, снова в дорогу. Последний бросок в двести километров, и он дома.
Уже засыпая, Марик вяло подумал: «А ведь дома жена! И эта… как ее… Люба. А я уже как выжатый лимон. Ну, ничего, как-нибудь…»