Н-да, блять, как гласит адин ис зоконов виликава Айзека Ньютана «всё што должно йобнуццо, поздно или рано всё- таки йобнецца». дальше идут формулы.
Што собственно и случилось на родене любителя яблаг в наши дни.
А йобнулась собсно не много не мало, а английская тиатральная багема в леце некаева режесёра пад ником  Джеймз Фарелл.

Фканец заибавшись пастановкой класеки типо Ателлы, каралевы Лир и кнегини Макбед, тетан  альтернативнай сценаграфии решылся на саздание шыдывральнава пездетса пад названеем «Маналоги сперматазоида»
Такую ривалюцыонную пастанову, канешна же не могли прапустить в адделе культуры ридакцыи удафком и тут же свизались с «этим нидаёбаным стонеславским» (па апределению уборщицы ридакции) па тилифону
- Мистиэр Фарел или как там вас бля, как вы атносетесь к славам хуй и песда?
- Я с них прусь
Этава было дастатачна, штобы уже черес час наш кариспандент стаял в кабенете лучшева друга Мельпамены.
- Какая у вас статуетка, как лофко ана стелизована пад хуй.
- Это хуй, стелизованный пат статуетку, сэр. Прайдёмте в зал, там идёт гиниральная репа, а па пути я раскажу вам а замысле спиктакля.

- Ваабщета первые признаки гениальнасти псехеатры заметили у миня ещё в детсве, кагда в раждественском шоу я играл Пеноккео. С помощью палки варёнай калбасы и двух бельярдных шароф я слихка ачелавечел сваево пирсанажа. Правда песинку «скожыте как ево завут» дапеть мне недали. Давайте здесь срежем путь, ступайте мой друг в пизду и налево. Ат прошлово спиктакля асталась гаримычная. 300 кг атборново папье-маше и два мешка шерсти.

- Затем был остросацыальный мюзикал «Рыдающее гавно». Тонны свижайшево материала, рукоплискание галёрки и в итоге пренудительная гаспеталезация и два года аменазина.
Но искусство сцуко ниубьёш – васкликнул шыкспир нашых дней и пачисал миста инъекцый.
- И прешол апафиоз – трагедия «Рамео и Жулетто». Это был пездец.
- В чём же он был ? - спрасил кариспандент сам уже близкий к культурному шопездец шоку.

- дело в том… эээ , што Ромео у меня был чисоточным клещом, А Джулъета – мандавожкой.
Всё действие паренёк прабирается к вазлюбленнай, через апаснасти, дизадарант и керасин.
Её же любит другой мандавож, каторава давят ризинкой испад трусов. Тут зал рыдал песпесды.
И вот любящие так сказать сирца встричаются, хабадки тянуцца друк к другу. Но мощная струя дихлафоса убевает абоих в мамент яйцеклатки.  Где мой платок, сцуко….
- Аа, дихлафос был тово..натуральный?
- СЭР! Я нитирплю в сваём тиатре падделок. Зритель пакидал зал пришибленный горем. А вот и сцена.
На ней дисяток мужыкоф в белых хвастатых кастюмах палзли в какойта слизи. Их жбаны укрошали матовые плафоны с номерами. Вавсю звучал рамшштайн. Целью пластуноф была голая жырная баба сидящая на жопе. Под жопой был табурет. Над галавой бабы неонаво мегало «Аэмреди!»

- Какоф накал, а? – рижыссёр фдрук фскачил и заарал– stop-stop-stop! (стоп-стоп-стоп, ёбанарот! – прим. перев.) Номер 1432! На хуй са сцены! Так лажать бля! В эденбург, энимал!!!
Наканец та адин из мегамалафейников даполс до цели, зацыпился за бабью ляшку, йобнулся в слись и прашиптал сквозь плофон : «первыйнах».

- Верю. – прашиптал рижысёр и захлопал влажнай ладошью аб ладожь.

Как всегда спездето дахуя. Паклоннекам правды сюда:
http://www.newsru.com/cinema/09aug2006/sperm_monologues.html