- Ты что это такой хмурый сегодня? - спросил Григорий, подойдя к сгорбившемуся на скамейке Вове. В руках Вова судорожно сжимал ополовиненную бутылку пива. Один вид этой бутылки лишал поставленный вопрос какого-либо смысла. Любой проходящий мимо прохожий немедленно делал единственно верный вывод, что Вова похмеляется после вчерашнего. Но в виду того, что Гриша был старым проверенным корешем, Вова нашёл в себе силы выдавить из себя соответствующий общепринятым нормам приличия ответ:
- Будь Вы человеком наблюдательным, Григорий Евгеньевич, Вы бы непременно догадались, что сижу я здесь с пивом не просто так. В одиннадцать утра люди не сидят просто так на скамеечках с пивом, они РАБОТАЮТ, Гриша, РА-БО-ТА-ЮТ! А я - похмеляюсь, плохо мне…
- Да уж, выглядишь ты херовато, просто не то слово, как херовато!
- Я спать не ложился. В гости ходил, а там пассажиров на квартире было столько, что мне просто места не хватило. Даже кресла свободного не было, сечёшь? Пришлось до утра сидеть на кухне и глушить "Смирновку".
- А не глушить нельзя было?
- А я вермут не пью, у меня от него изжога и отравление вплоть до конвульсий, а больше там ничего не было.
- А вообще не пить ты пробовал?
- Ха! А что бы я тогда там делал? Я тебе русским языком говорю: спать было негде. Ну, а так посидели, выпили, обсудили всё.
- Всё? Времени хватило?
- Да, почти. Под утро все вырубились - кроме меня. Я сидел один и встречал рассвет с бутылкой в одной руке и сигаретой в другой. Было очень красиво, - лицо Вовы чуть посветлело.
- Красота требует жертв! - пафосно заметил Гриша.
- Угу… Уже вторая, - Вова кивнул на бутылку, - и никаких результатов. Не помогает. Думаю, ещё немного - и совсем загнусь. Что-то мне совсем тяжко…
- Имею честь предложить Вам верное средство! - нараспев пропел Гриша.
- У тебя "алказельцер" что ли, с собой?
- Лучше! Вот. - и Гриша сунул Вове под нос комочек чёрно-буро-зелёной массы.
- Беломор есть? - деловито и чётко выговаривая буквы осведомился Вова.
- Трубка. Я сам! У тебя руки ходуном ходят.
Быстро, плавно, не сделав ни единого лишнего движения, Гриша набил разборную латунную трубочку, раскурил её и протянул Вове. Вова затянулся так глубоко, что у него почти закружилась голова и, вернув трубку, принялся рассматривать белые барашки облаков, амёбно перемещавшихся на юго-запад. Каждый раз, когда он ощущал в ладони горячую чашечку трубки, он шумно выпускал старый дым из лёгких и немедленно наполнял их обжигающей глотку смесью нового.
Трубка ещё не успела догореть, как Гриша сообщил Вове, что ощущает самый настоящий приход. В ответ Вова смог только кивнуть - его накрыло ещё раньше и он концентрировал своё сознание на привычных, но всегда приятных ощущениях. Похмелье отпускало и ему хорошело с каждой минутой. Наконец ему захотелось заговорить, что он и сделал.
- Хороший хэш. Так достал или купил?
- ТАК сейчас ничего не дают.
- Я тебе калабашек подкину, купим ещё?
- Когда?
- Давай я тебе сейчас дам, а завтра-послезавтра созвонимся.
- Да-аааааа… - Грише было явно не хуже Вовы, его глазки поблёскивали и на губах блуждала счастливая потерянная улыбка. Видя Гришино состояние Вова не рискнул давать деньги ему в руки, а просто засунул их в нагрудный карман Гришиной армейской рубашки.
- На, вот здесь будут лежать. Только не забудь.

- А-а-гхааа, - отозвался Гриша.
Исходя из практики употребления трудно было сказать, какое количество городских пофигистов начало свой день с дежурного косячка, но со всей определённость можно констатировать, что лишь вышеупомянутая парочка выбрала по-французски красивое бульварное место. Отрезок Садового кольца, на лавочке которого обретались приятели, был практически безлюден: так называемые нормальные люди либо сидели в офисах, либо проносились в авто где-то за спинами друзей, спеша по неотложным делам навстречу скорой смерти от чрезмерного служебного рвения. Те же, кто всё-таки умудрялся прошмыгнуть мимо укуренных братьев по разуму, были либо вконец задроченными трудоголиками, либо выжившими из ума пенсионерами, выгуливаемыми своими шавками. Так или иначе, ни один из них не мог помешать корешам наслаждаться солнечным летним утром и счастливо тащиться от столь редкого в наши дни состояния "не у дел".
Как только сквозь толщу ганжевого тумана стали пробиваться резкие и раздражающие звуки и образы внешнего мира, Гриша немедленно предложил набить ещё трубочку, чем немедленно и занялся. Хотя процесс занял целых десять минут, ни одного, ни другого это не напрягало - говорить о пустяках не хотелось. Проще наслаждаться изменением реальности, чем уродовать её бессмысленным словоблудием. Было хорошо.
Через некоторое (неопределённое) время, когда дым от третьей трубки был благополучно унесён в сторону Москвы-реки и даже на другой её берег, Вова медленно поднялся со скамейки и протянул Грише руку для прощания. Гриша, подняв вверх только глаза, размеренным голосом поинтересовался "куда ты так рано собрался, чего ты взыскался?".
- Пробки иду двигать, - как нечто само собою разумеещееся сообщил Вован.
- Я думал - ребята шутят… И что, двигаются? - слегка вздёрнув одну бровь спросил Григорий. Земля, как ей и было положено, полнилась слухами.
- Куда они денутся. Вся фишка в том, что надо постоянно совершенствоваться, не пропускать тренировки, ставить перед собой новые, всё более сложные задачи. Путь к абсолютному совершенству долог и невообразимо тяжёл, поэтому я решил начать его с элементарного телекинеза.
- И давно ты так? - чуть испуганно выдавил из себя Григорий.
- Да уже пару лет как… Минимум. - как бы между прочим, но не без достоинства ответствовал Вова.
- И что, есть успехи? - робко спросил Гриша, чувство удивления которого порядком усугубляло недетское состояние нахлобученности.
- Если бы не было никаких результатов - я бы этим не занимался, - торжественно пророкотал растроганный собственной значимостью Вован. Ему было чертовски приятно видеть замешательство аудитории.
- А что тебе мешает заняться этим прямо здесь? - поинтересовался Гриша.
- Слишком много отвлекающих факторов, трудно сосредоточиться.
- Каких факторов?
- Ну вот ты, например.
- Вот так всегда: приди, пода. пошёл нахер - не мешай, - Грише было обидно, что его лишают возможности лицезреть подобный аттракцион, да ещё в таком состоянии.
- Прости, никому пока ничего не показываю, не тот уровень мастерства. Когда почувствую уверенность в своих силах - ты будешь первым, кто это увидит.
- Договорились. Только не забудь, я - первый.
- Ага, а ты не забудь пластилина купить. Если я до тебя не дозвонюсь - встретимся послезавтра вечерком в "Эрмитаже".
- Забито. Будь счастлив!
- Тебе того же, - сказав это, Вова качнулся в нужную сторону и, слегка раскинув руки, стал удаляться по направлению ближайшего перекрёстка.
Двигание пробок раз и навсегда приобрело в Вовиной системе ценностей чётко выраженный сакральный статус, поэтому прежде чем приступить непосредственно к самому процессу Вова выполнял один и тот де выверенный временем ритуал, а именно: совершенно бесцельно бродил некоторое время по улицам. Но так могло лишь показаться на первый взгляд. На самом деле все его действия были подчинены своей железной логике. Мысленно Вова настраивал себя на то, что вовсе не собирается совершить некое не поддающееся никакому научному объяснению действие, а просто будет заниматься вполне легальным самосовершенствованием. Грубо говоря, он успокаивал свои нервы и готовил их к последующему отключению и заморозке: в данном деле ни о каких волнениях и речи быть не могло.
Несмотря на разгар рабочего дня Вове пришлось побродить по улицам несколько дольше, чем того требовал ритуал: город буквально кишел праздношатающимися нянечками с детьми и вышеупомянутыми пенсионерами-собачатниками, оккупировавшими все подходящие скверики и скамеечки в них своими многострадальными тельцами и тушками. Вова уже было начал всерьёз раздражаться, когда увидел прямо перед собой призывно раскрытые ворота какого-то неизвестного ему парка, обнесённого ржавеющей оградой из выломанных там и сям железных прутьев.
Притормозив в воротах, Вова тщательно исследовал территорию парка, приставив раскрытую ладонь ко лбу в качестве козырька - палило беспощадное июльское солнце - и лишь убедившись, что парк относительно безлюден, направился в его самый дальний и тенистый угол, где и уселся в гордом одиночестве на некрашеную со времён действия "сухого закона" скамеечку.
Насколько хватало глаз земля была усеяна пивными и водочными пробками, что лишний раз свидетельствовало в пользу неискоренимости пагубного пристрастия в отдельно взятой стране, имеющей, ко всему прочему, столь устойчивые традиции употребления алкоголя в потаенных углах и закоулках тенистых садов, куда по вечерам опасаются заглядывать даже люди в мышиной форме.
Конечно, пробки ни в коем случае не начинали ездить, подпрыгивать и кататься, позвякивая, по асфальту сразу же после того, как Вова опускал свой зад на скамейку. Как настоящий профессионал, настроенный на демонстрацию приличных результатов, Вова сначала расслабленно разминался. Он никогда не начинал работать с грязными, ржавыми или сильно погнутыми, втоптанными в грязь, пробками. Первым делом он отыскивал взглядом самую чистую и блестящую пробочку, причём он предпочитал пробки от пива "Miller", так как они всегда были абсолютно круглыми ввиду особой конструкции горлышек бутылок и не деформировались при откупоривании. Начинать работу с ровной, чистой пробки было не только приятно, но и попросту необходимо, так как её не изуродованная поверхность не могла исказить направленную на неё, слабую поначалу, психокинетическую энергию.
Первым делом Вова приподнимал пробку на пару сантиметров над землёй и крутил во всех направлениях, рассматривая и желая убедиться, что именно она - то, что нужно. После этого пробка начинала барражировать над асфальтом на высоте пяти-десяти сантиметров, вычерчивая различные геометрические фигуры: от кругов и эллипсоидов до квадратов и треугольников, причём изображая последние она выписывала углы не быстрым поворотом и даже не резким, просто меняя траекторию полёта самым невероятным образом буквально в одной точке, чем Вова втайне гордился - именно так летали любимые Вовой НЛО, которые он регулярно наблюдал в небе над своей дачей под Троицком.
Затем пробка взлетала повыше, примерно на уровень глаз сидящего Вовы и начинала выполнять фигуры высшего пилотажа, перечисление которых заняло бы слишком много времени. Если к скамейке приближались люди, пробка предусмотрительно взлетала на высоту метров пяти и замирала там до тех пор, пока они не исчезали из поля зрения. Такие меры предосторожности были нужны… временно.
После разминки Вова начинал брать на грудь более тяжёлый вес, поднимая на крыло всё новые и новые пробки, как если бы он был штангистом и навешивал на штангу всё больше и больше железных блинов. Пробки, все как одна, неизменно имитировали некую боевую активность. Они сбивались в стайки или, вернее, в эскадрильи, а затем атаковали друг друга, пока в воздухе не повис плотный рой из отдельных "звеньев", "четвёрок" и даже "двоек", причем во всех подразделениях неизменно намечались "ведущие" и "ведомые". Стоит ли говорить, что все командиры эскадрилий и звеньев были пробками от любимого Вовиного "Miller'a" - их он повышал в звании вне зависимости от их внешнего вида.
Постепенно всё пробки в радиусе двадцати метров вне зависимости от того, лежали ли они на земле или асфальте, под скамейками или в урнах, слетались в Вовину армию и вливались в её стройные ряды. Если пробки прилетали вместе с бутылками, на которые их одели какие-то болваны, предварительно высосав содержимое, то они сначала плавно поlлетали к стоящей у Вовиной скамейки урне и неслышно роняли туда ненужный балласт. Показательные полёты бутыло-бомбардировщиков Вова никогда не устраивал, опасаясь привлечь звуками бьющегося стекла внимания сотрудников силовых структур, обладающих правом кинуть Вову в "обезъянник" за нарушение общественного спокойствия, где он и так уже бывал неоднократно и где находиться ему предельно не нравилось.
Наконец количество барражирующих в воздухе пробок достигло такого количества, что обозвать их скопищем эскадрилий уже не повернулся бы язык: едва ли в анналах чьих-либо ВВС можно найти описание воздушного сражения, в котором одновременно принимало бы участие такое количество истребителей и штурмовиков. Тогда Вова приступил к финальному комплексу своих упражнений - построению трёхмерных фигур. Давно пора сказать, что уже примерно со стадии сотни летающих пробок люди Вову уже не беспокоили. Довольно приличное пространство вокруг него накрывалось прозрачным колпаком, на территорию которого ни один человек, исключительно подсознательно, вступать не хотел, а сам спортсмен со своим мусором просто выпадали из реальности и никто увидеть их не мог. Так что довести клоунаду до её кульминации помешать Вове не смог бы никто.
В качестве финальной фигуры Вова всегда строил большой боевой космический крейсер, каждый раз новой, виденной им предыдущей ночью во сне, модели. Однако ввиду того, что прошедшую ночь он не спал и видеть ничего не мог, Вова решил вспомнить детство и оживить в реальном времени один из кадров столь любимых им "Звёздных войн", а именно столкновение двух имперских космических крейсеров, формой напоминавших новомодные утюги.
Разделив пробки на две равные тучки он достаточно быстро, за какие-то несколько минут, придал им форму двух абсолютно идентичных звездолётов, а затем, повертев уже готовые фигуры в воздухе, чтобы насладиться и проверить их довольно-таки совершенные формамы, повёл их на сближение нарочито медленно, стараясь точно воспроизвести виденную им не раз сцену.
Крейсеры сблизились вплотную и вот уже их туши стали проникать одна в другую, смешивая в беспорядочную кучу пивные пробки всех мыслимых расцветок. Когда две стройные трёхмерные фигуры слились в один безобразный железно похрустывающий ком, Вова сымитировал космический взрыв, в процессе изображения которого каждая из многотысячной груды пробок полетела строго по своей прямой траектории. Пролетев порядка десяти метров все "обломки" замерли на своих векторах движения. Повисев так несколько секунд они все до единой резво дали обратный ход и вновь встретились там, где ещё минуту назад происходила псевдокосмическая трагедия, но уже не в форме бессмысленного облака или имперского крейсера, а в виде египетской пирамиды, которую Вова бережно опустил на асфальтовую дорожку.
Мысленно прикидывая, что тяжелее, пробковая пирамида или он сам, Вова поднялся со скамеечки. Силы у него ещё оставались, конечно, и он ещё мог бы подвигать пробочки какое-то время, но неожиданно захотелось пить, захотелось сильно и как можно скорее и холоднее, ведь дело было не только в проделанной работе, но и в жаре. Ему представилось, как он прикладывается к запотевшей бутылочке "Нарзана", именно его и ничего иного. Нёбо сразу же почувствовало сходство с иссохшей кожей древнего барабана типа там-там, которая рассыплется в прах от первого же прикосновения, если её предварительно не смочить. Достав из кармана пачку сигарет он через силу закурил и, осторожно обойдя доходившую ему до пояса пирамидку, двинулся в сторону ограды парка, ближайшую к нему, надеясь пролезть в одно из отверстий и сразу же найти по ту сторону ларёк.
Для обеспечения необходимой плавности ходьбы Вова применил способ, единственно подходящий с его точки зрения для перемещения в пространстве, к тому же полностью отвечающий его жизненному принципу: "необходимое должно появляться вовремя и только на период его надобности". Поэтому Вова не переставлял ноги с места на место в буквальном смысле. Скорее, его тело плыло над землёю и через каждый метр или около того из воздуха материализовывалась новая нога, чтобы поддержать тело и придать ему необходимый импульс в его плавном дрейфе над землёй. Затем нога передавала эстафету вновь возникшей и т.д. и т.п. Ставшие ненужными ноги не сразу, но всё же постепенно таяли в воздухе, из-за чего позади Вовы на пару десятков метров тянулась вереница дематериализующихся конечностей двух типов: левые и правые. Наиболее отчётливо были видны ноги, только что покинутые телом. Замыкали цепочку еле-еле видимые фантомы, исчезающие один за другим буквально на глазах.
Проходившие мимо люди ничего не замечали, конечно, причём самому Вове нередко казалось, что он сам уподобился своим ногам и прохожие смотрят просто-напросто сквозь него. "Ничего страшного, - решил он, - когда я кому-нибудь понадоблюсь, он меня заметит". Между тем собаки, завидя Вована, предпочитали спрятаться за хозяйские ноги и не высовываться.
Подойдя к ограде Вова в который раз похвалил свою интуицию, редко дающую сбои в вопросе обеспечения тела самым необходимым. Сразу за оградой виднелась палатка, в которой в столь жаркий день просто не могли не торговать заботливо положенным на лёд шипучим напитком. Просочившись в отверстие на месте выломанного в заборе прута Вова подошёл к ларьку и просунув в окошко денежный знак как можно более спокойным голосом произнёс:
- Бутылочку "Нарзана" и похолоднее, если Вам не сложно, - после чего замер, готовясь ощутить в руке влажную прохладу запотевшей бутылки. Допустить мысль о том, что "Нарзан" можно продавать не охлаждённым, он просто не мог.
- Извините, молодой человек, весь кончился, пепси возьмёте?
- …
- Вон туда вдоль ограды пройдите, там ещё точка есть, может у них остался. А что вы хотели?! Вон какое пекло стоит, с руками отрывают! - с вызовом, оттенённым нескрываемой жалостью пробухал женский голос: продавщица явно видела страдальческую гримасу Вовы, тогда как сам он её лица видеть не мог: из-за темноты внутри на ярком солнечном свете стёкла ларька казались зеркальными.
Героически недрогнувшей рукой Вова забрал деньги и с тоской проследил путь, который следовало проделать до виднеющегося где-то в другом конце улицы ларька. Путь в несколько сот метров пролегал по незащищённым от солнца плавившимся пыльным тротуарам. На Вову накатила дурнота и ощущение безысходности. Перспектива получения "Нарзана" не сию минуту, а в хотя и обозримом, но будущем, вызвала у него помутнение рассудка и угасание света, слепящего незащищённые очками от солнца глаза. Вова вздохнул и мысленно издавал иссохший сиплый стон, когда неожиданно почувствовал похлопывание по плечу.
- Тебе "Нарзан" нужен?
- Да…
- Пойдём, тут совсем рядом, во дворе, есть место, где им торгуют.
К Вове постепенно стало возвращаться зрение и он смог разглядеть своего собеседника. Перед ним стоял коротко стриженный молодой парнишка лет двадцати крепкого телосложения, в красных спортивных штанах, белых кроссовках и белой футболке с эмблемой "Спартака". Тёмных очков на нём не было, что позволяло заглянуть непосредственно в его карие глаза, честно и с поистине пролетарским оптимизмом открытые всему миру. Несмотря на многообещающий внешний вид собеседника Вова всё-таки решил попытать счастья и пойти с ним в неизвестный двор неподалёку. И дело было вовсе не в том, что его голос разума был окончательно задавлен одуряющей жаждой. Просто от парня исходили флюиды столь редкого в наши дни дружеского участия, как показалось Вове - вполне искреннего, а не предваряющего, согласно традиции, жестокого избиения при помощи мозолистых от штанги рук, обутых в кроссовки ног и любых подвернувшихся подручных предметов. Ощущение безопасности происходящего не покинуло Вову даже после предостерегающего крика "Эй, парень!" продавщицы, донёсшегося им вслед из палатки. Она то ли о чём-то догадывалась, то ли что-то знала наверняка, но выйти из будки ей помешали смешанные чувства ответственности за вверенный товар и самосохранения. Вова шёл вслед за парнем, разглядывая его искрящийся на солнце выбритый затылок. Несмотря на типичные славяно-татарские черты лица, Вове этот человек казался неким подобием Моисея, пообещавшим скорое выпадение манны. "Что же это ларёк такой, который во дворе стоит?!" - думал Вова, стараясь не отставать от провожатого.
Пройдя сквозь узкий и чудовищно загаженный проход между двумя панельными домами они очутились в тихом и тенистом дворе, вдоль и поперёк засаженном толстыми липами и кустами неизвестного названия, среди которых петляли асфальтовые дорожки для пешеходов и автомобилей. Напротив первого же подъезда дома по левую руку находилась крошечная автостоянка, рассчитанная никак не больше, чем на четыре авто, да и то тольяттинского выпуска. Сразу за стоянкой начинались непроходимые заросли кустарника, в которые чудом втиснулась будочка блёкло-зелёного цвета, наподобие тех, в которых раньше продавались лотерейные билеты "Спортлото", а может это и была одна из них. И хотя припаркованная "Волга" перегораживала почти половину его фронтальной стороны, к призывно открытому окошку пробраться было можно без проблем.
- Дешевле, чем здесь, нет нигде! - заметил парень и, порывшись в карманах, сунул деньги в окошко со словами:
- Одну не слишком ледяную, пожалуйста - затем он обернулся к Вове и добавил - они его иногда тут слишком охлаждают, бутылка в инее и зубы сводит. И вообще, вкус теряется и кайф немного не тот.
Из окошка высунулась рука с предусмотрительно откупоренной, матово поблёскивающей, явно холодной бутылкой "Нарзана". Парень забрал бутылку и отошёл в сторонку, освобождая проход к окошку. Вова сунул в непроглядную темень окошка деньги и сказал:
- А мне похолоднее, пожалуйста, - он собирался прогуляться с бутылкой и считал, что чем холоднее она будет, тем медленнее нагреется на раскалённом воздухе солнце. С бутылкой холодного "Нарзана" можно разгуливать по солнцепёку, не опасаясь солнечного удара - это Вова твёрдо знал с детства.
Через секунду в его руке очутилась сдача, а затем и откупоренная ледяная бутылка минералки. Вова оглянулся: парень стоял невдалеке и явно его ждал. Подойдя ближе он был немедленно мягко отчитан за неопытность.
- Зря такую холодную взял, теперь будешь ждать, пока нагреется.
- А я не люблю его быстро пить. Лучше, как коньячок, медленными глоточками.
- Тоже мне сравнил - коньячок! А мы с пацанами уже год как перед футболом по бутылочке выпиваем. Лучше пива или водяры, стопудово!!! Только не глоточками, а вот так!
Парень запрокинул голову назад и наглядно продемонстрировал Вове, как пьют "Нарзан" правильные пацаны - вылил всю бутылку себе в глотку за раз. Он не глотал, а, скорее, просто изменил первоначальное положение вещей, когда он был пустым, а бутылка полной, на диаметрально противоположное. Приобретя необходимую наполненность, парень с точностью баскетболиста отправил пустую бутылку в стоящую рядом с ларьком урну и взглянул в Вовины глаза. Что-то с пареньком было не так, что первоначально было принято Вовой за обилие углекислого газа в желудке спартаковца: тот как-то странно подобрался, прижал согнутые в локтях руки к телу, слегка согнул ноги и, воткнув подбородок в грудь, сделал протяжный выдох. Затем неожиданно распрямился и закинул голову назад до хруста в шейных позвонках, раскинув при этом руки в стороны и вверх, отчего он сразу стал похож на вконец зазнавшегося дирижёра. Вова решил, что сейчас он непременно согнётся пополам перед несуществующей публикой. Вместо этого парень стал медленно опускать руки вниз одновременно приводя голову в естественное состояние. Голова и руки приняли нормальное положение одновременно. Тут Вова заметил, что с лицом парня произошли некоторые едва уловимые на первый взгляд изменения. Кожа на лице потемнела даже сквозь сильный загар ("прилив крови - решил Вова"), щёки слегка ввалились, придав лицу аскетично-суровое выражение и на Вову взглянула пара добрых, но строгих голубых глаз с заметными золотыми прожилками в белках. Парень улыбнулся Вове неожиданно белоснежной улыбкой и сказал:
- Вот так! Ладненько, пойду я, у меня дела. Ты заходи сюда почаще, местный "Нарзан" - самый лучший!
Ещё раз ошармив Вову улыбкой с никогда им до этого не виденными белыми до голубизны зубами, парень развернулся и зашагал прочь по одной из дорожек и вскоре затерялся среди кустов и деревьев. Ноги его мелькали не часто, но двигался он так, как будто под его кроссовками был не асфальт, а движущийся в нужном ему направлении конвейер, то есть за каждый свой шаг он перемещался метра на три, тогда как шаги были вполне обычные.
Вова внимательно посмотрел на бутылку, успевшую порядком заморозить его пальцы. Он уже понял, что действительно зря взял слишком холодную минералку: ему тоже захотелось выпить свою бутылку единым духом. Решив, что просто стоять и ждать, пока она нагреется, бессмысленно, Вова переложил бутылку в другую руку и пошёл, как ему показалось, по направлению к метро.
Выйдя из двора он почувствовал, что сил сдерживать жажду больше нет и сделал большой глоток. "Нарзан" мгновенно охладил живот и наполнил Вовин желудок приятными газовыми иголочками, на лбу выступила испарина и Вова почувствовал себя в высшей степени замечательно. Ноги сами собой превратились в два колеса и шурша резиновыми шинами и сверкая на солнце никелированными спицами Вова, как новенькая инвалидная коляска с электроприводом, резво покатил к появившемуся в поле видимости домику с красной буквой "М" на крыше. Прохожие шарахались от него в разные стороны, что раззадорило его ещё больше и он приложился к бутылке ещё несколько раз. С каждым глотком скорость всё увеличивалась, а ощущение жаркого дня спадало, пока Вова вдруг не обнаружил, что не ощущает температуры воздуха вообще, из чего он заключил, что она стала идеально соответствовать температуре его тела.
Неожиданно из переулка непосредственно перед Вовой выскочила огромная легковая машина и обдав его рёвом мощной сирены и практически сбив с ног вывернула на улицу и понеслась в сторону ближайшего перекрёстка. Посмотрев ей вслед, Вова не сбавляя скорости слегка приподнял нарушителя и, когда колёса перестали касаться асфальта, пнул взглядом в бок. Продолжая двигаться по инерции вперёд, машина закрутилась волчком и пролетев по воздуху небольшое расстояние, остававшееся ей до оживлённой улицы, вылетела под колёса жёлтого Урала с надписью "Аварийная служба" на борту и была отброшена на встречную полосу. Получив новый импульс, порядком раскуроченная машина влетела уже в зелёный Урал, по-видимому армейский, после чего окончательно вылетела с проезжей части и сбив двух любопытных прохожих, с интересом рассматривавших представление и не успевших вовремя понять, что они актёры, а не зрители спектакля, упокоилась под обломками проломленной стены офисного здания, откуда, искря оборванными проводами, ещё какое-то время вываливалась оргтехника и пластиковая мебель.
Что произошло дальше на улице Вова уже не смог увидеть - угол проносившегося мимо здания скрыл от него чУдную картину. Пожалев, что на улице было лишь две полосы движения, а не четыре, Вова сделал очередной глоток и стал сбавлять скорость, не желая влетать так быстро в метро - за это тоже можно было попасть в "обезъянник".
В фойе действительно прогуливалась пара стражей порядка по обе стороны турникетов. Вова прошествовал мимо них с максимально подобострастным и законопослушным видом, за что был награждён перекрёстным огнём изучающе-презрительных взглядов. Миновав турникет и вступив на эскалатор Вова обернулся назад и выбрав мента полегче, зачем-то задвинул его в турникет. За нарушении правил прохода метрополитеновских турникетов низкорослый страж порядка был немедленно награждён ударом электрических сторожей по бокам, на одном из которых висела кобура со снятым с предохранителя "макаровым" (на случай внезапного нападения террористов). В результате самопроизвольного выстрела милиционер рухнул с простреленной ногой на свежевымытый пол, попутно получив призовой удар от турникета по ушам. Эскалатор ехал слишком быстро и Вова не смог в полной мере насладиться картиной, когда второй мент и оперативник в штатском бросились после выстрела на пол, судорожно выдёргивая табельное оружие и пытаясь визуально обнаружить невидимого террориста.
Решив, что стрельба в метро это уже слишком, Вова быстренько спустился вниз и уже через пятнадцать минут поднимался по эскалатору вверх на нужной ему станции. Чувствовал он себя настолько прекрасно, что ему захотелось спеть. Но именно тут ему пришла в голову мысль поинтересоваться, где же делают такой замечательный "Нарзан", так поднимающий настроение.
Этикетка на бутылке была классическая, можно сказать - стандартная, но производителем оказался не какой-то завод прохладительных напитков, а совсем неизвестное Вове предприятие "Закрытое акционерное общество "Сома Ltd". В состав минералки входили почему-то не только минеральные соли но и "натуральные растительные экстракты". Вова никогда не встречал минералки с растительными добавки, а уж "Нарзана" такого не видел тем более, хотя не раз на спор отличал суррогат от настоящего. Несмотря на добавки вкус был чудесный и не прочитай он этикетку смело сказал бы, что держит в руках оригинал.
Ход Вовиных мыслей был неожиданно прерван. Ничего особенного, просто он заметил отражение своего лица в витрине, мимо которой он проплывал. Увиденное заставило его затормозить и заняться изучением собственной внешности. То есть сначала он вовсе не был уверен, что видит именно своё отражение, но сопоставив скорость своего перемещения со скоростью перемещения отражения решил проверить догадку.
Себя Вова не совсем узнавал. Изменения, произошедшие с его лицом, были аналогичны изменениям лица спартаковца, высосавшего свою бутылку за раз. Потемневшая кожа так же обтягивала осунувшееся лицо, но особенно выделялись глаза. В них не просто появились золотые прожилки - они отсвечивали золотом даже в замутнённом и тёмном отражении зеркальной витрины. Глаза светились так странно, что стали гипнотизировать своего обладателя. Вова поспешно отшатнулся от витрины и налетел на проходившую мимо девушку, которая поначалу возмущённо ойкнула, но взглянув на Вову поинтересовалась, где продают такие контактные линзы. Вова сказал, что объяснение займёт какое-то время. Взглянув ещё раз на Вову девушка согласилась перенести встречу на завтра в удобное время и место. Окрылённый, Вова полетел домой чтобы отоспаться и привести себя в порядок, подозревая что завтра, если он не отоспится, будет похож на оживший труп. Придя домой он, тем не менее, не лёг спать, а до половины второго ночи носился по квартире, убирался, выбрасывал мусор и вообще занимался чёрти-чем, приговаривая про себя: "Что ж это за нарзан-то такой попался!". Кое-как уложив себя спать он ещё раз всё обдумал и решил, что день удался.
Ночью ему приснился кошмар. Вернувшись во сне к заветному ларёчку он обнаружил там длинную змею очереди, чей хвост исчезал именно в том загаженном проходе между домами, через который он изначально попал в заросший зеленью двор. Решив испить чашу сию Вова пошёл в конец очереди и обнаружил себя у той самой торговой точки, где не было "Нарзана" и где его подцепил спартаковец. Непонятно как, но он смог определить что женщина, которая выдавала жетончики с номерами всем вставшим в очередь есть та самая продавщица, кричавшая ему вслед "Эй!". Заметив Вову она замахала руками и заголосила во всё горло:
- Нет! Нет!!! Нееееееет!!!!!!! Тебе жетончик не дам, даже не проси!!!
- Но почему же?! - возопил изумлённый и ужаснувшийся такому повороту событий Вова.
- А потому! Ты туда с непутёвыми ходишь! Мой сынок болеет за "Динамо", а вчера "Динамо" надрало "Спартаку" задницу и моего сыночка избили! И ты был одним из тех, кто сыночка моего ногами лупцевал! Не будет тебе "Нарзана", и не проси!!!
- Но как же я без него проживу?!!
- А как хочешь, так и живи! К тебе теперь ни одна приличная девушка не подойдёт, урод. Посмотри на себя!!!
Вова посмотрел на своё отражение в витрине ларька и понял, что с полным правом теперь может претендовать на кличку "Олигофрен": скособоченное набок лицо несло на себе два глядящих в кучу крохотных поросячьих глаза, из полуоткрытого рта торчали редкие, обломанные чёрные пеньки зубов, меж которых на губы и ниже стекала зеленоватая на вид слюна пополам с соплями. От такого зрелища Вова немедленно лишился чувств…
… И проснулся от звона будильника. Вскочив на ноги он бросился в ванную, на ходу ощупывая щёки и засовывая руку в рот на предмет формы зубов и их количества. Лицо соответствовало норме, за исключением того, что оно было покрыто двухдневной щетиной. Облегчённо вздохнув, Вова залез под душ, чтобы окончательно проснуться, затем тщательно побрился, ещё более тщательно оделся и поехал на, как он подозревал, свидание.
Девушка уже ждала его возле условленной скульптурной композиции, хотя Вова и не опоздал ни на минуту: волновалась, наверное. Однако увидев чистого, бритого, благоухающего и с иголочки одетого Вована она попятилась, затем резко развернулась и оскорблено оттопырив попку зацокала прочь. Вова сначала остолбенел и замер на месте, но быстро опомнился и бросился её догонять.
- В чём дело?! Что случилось? Куда ты бежишь - я что-то не так сделал?!
- Ну ты и урод! - при этих словах Вова невольно вздрогнул.
- В каком смысле?..
- В прямом. Что ты вчера с собой сделал, чтобы так выглядеть?!
- Я что, вчера плохо выглядел? - тупо спросил Вова.
- В том-то и дело, что вчера ты выглядел намного лучше, чем сегодня.
- Мне всю ночь кошмары снились, я не выспался, может … - промямлил Вова.
- Да ты вообще другой был!!!
- Может я вчера и выглядел лучше, но уверен, что и сегодня не урод!
- Да на черта ты мне сегодняшний сдался?! Таких на каждом углу штабелями лежит! Надо же, как хорошо ты умеешь косметику накладывать, трансвестит хренов!
- Я?! Косметику?!! Трансвестит???!!! - каша в Вовиной голове полезла через край.
- Кончай придуриваться! И вообще - отвяжись, у меня дел выше крыши, некогда мне на тебя время тратить. Отстань от меня! Или я кричать буду!!!
Вова, конечно, отстал, от неё, но, пристально глядя ей вслед , не забыл вовремя помочь девушке врезаться и наступить на ногу грузной женщине в летах и с двухколёсной тележкой, которая проявив завидную реакцию и силу метателя молота, перехватила тележку поудобнее и профессиональным отточенным движением крутанув тележку в воздухе по крутой дуге, отвесила бедняжке такой пинок под зад, что та взлетела в воздух и приземлилась в весьма грязную лужу, подняв тучу мутно-коричневых брызг. Анализируя этот пинок по пути домой Вова так и не понял, что сыграло решающую роль в полёте девушки: сила удара тяжёлой хозяйственной сумкой или естественная упругость филея (причём о последнем он втайне жалел).
Домой Вова так и не попал. На ходу сообразив, что без нарзанного прихода ему теперь не обойтись, Вова помчался на ту станцию метро, в окрестностях которой находился двор с заветным ларёчком. Потратив три часа на его поиски, Вова решил, что вчерашний день был всего лишь первой половиной его кошмарного сна: двор, заросший растительностью, а уж тем более ларёк "Спортлото" исчезли бесследно. Более того, Вова не смог даже обнаружить парк, в котором он развлекался с пробками: попадались только какие-то скверики, но среди них не было ни одного, обнесённого оградой. И тут Вова вспомнил про выкуренный вчера с Гришей хэш и окончательно убедил себя, что "Нарзан" из дворика - галлюцинация. Поняв эту простую истину совершенно потерянный Вова печально побрёл по направлению к метро.
Он шёл по совершенно незнакомой ему улице с оживлённым движением, почему-то зная, что скоро нужно будет повернуть направо и он выйдет прямо к станции метро. Будто в прострации, он обошёл груду перегораживающего тротуар искорёженного металла, совсем недавно, по-видимому, являвшегося дорогой машиной представительского класса, между делом взглянул на огромную плешь свежеположенного кирпича в стене недавно отреставрированного особняка, центральный вход в который был увешан бронзовыми табличками с названиями фирм, его занимавшими, а самое главное, совершенно перестал замечать прохожих, всех как один одетых в красные спортивные штаны и проносящихся мимо него на поистине нечеловеческих скоростях.
Зайдя в метро он всё так же не обратил внимание ни на большое количество короткостриженных крепышей, стоящих там и сям и демонстративно скучающе рассматривающих пассажиров, ни на белёсую выщербину в полу прямо под ногами об которую, проходя турникет, он даже умудрился споткнуться. У Вовы было слишком тяжело на душе, чтобы обращать внимание на повседневные мелочи.
Спускаясь по эскалатору он всю дорогу пытался определить, куда сейчас поедет: к Грише - курить хэш, или к Славику, недавно приглашавшему его на распитие пяти литров абхазской чачи. В конце концов он решил, что поедет в ту сторону, куда пойдёт первый появившийся на станции поезд. Загул, способный переваривать возникшую внутри Вовы депрессию, обещал быть как минимум трёхдневным и Вова резонно решил, что он ещё везде успеет: и покурить, и напиться. О "Нарзане" он решил временно не вспоминать, поставив себя в строгие алкогольные рамки. В худой конец сойдёт и яблочный сок.

Lisa (9:24 AM) :
Привет Amigo!
О "Нарзане":
Сначала, мне было жаль, что игры в пластичную реальность происходили с помощью допинга (казалась лишней уветюра с обкуриванием Вована);
потом, я подумала, что все логично и рассказ правильно закольцован;

Lisa (9:25 AM) :
затем, в конце (увы и ах слишком быстрому) хотелось эффекта шапки-кошки "Ивана Васильевича": намека на "Нарзан" в виде рекламного щита в метро или бутылочки в руках у пассажира, или лица "спартаковца" мельком в толпе, но опять подумла о стройных заключительных ступенечках сюжета. Короче, вердикт - ХОЧУ ЕЩЕ!
Ваня, тебе хорошо удаются образы, как кино смотришь...
И еще, ждала Хармсовских ноток, и не ошиблась - были:-):-):-)

LUGEN (1:54 PM) :
зря ты не заметила, что спартаковцы в конце были везде =))))))))))))))))
надобность в рекламе отпадает
ты первая, кому я это попробую объяснить
Вова ничего не нашёл потому , что нарзан - это "счастье в себе", внутреннее
тот самый insight, satori
а он хотел сделать из него инструмент
а вот этого нельзя делать ни в коем случае =))))))))))))))))))))))))))
Lisa (1:54 PM) :
Привет, Amigo!

О "Нарзане":
Сначала мне хотелось, чтобы игры в пластичную реальность происходили без помощи допинга (казалась лишней увертюра с обкуриванием Вована);
Потом, я подумала, что все логично и рассказ правильно закольцован...
В конце (увы и ах слишком быстрому) было жаль, что нет эффекта "шапки-кошки Ивана Васильевича" - ну намека чтоли в виде рекламного щита с "Нарзаном" в метро или пассажира с бутылочкой "Нарзана", или лица"спартаковца", мелькнувшего в толпе... Но, я опять подумала о хорошеньких заключительных ступенечках сюжета...Короче, вердикт - ХОЧУ ЕЩЕ!!!
И, Ваня - как здорово у тебя получаются образы, как будто кино смотришь...И еще, я все ждала Хармсовских ноток, и не ошиблась - были... :-):-):-)
Больше детей хороших и разных!!!