Мне понадобилось  ровно три часа и двадцать  пять  минут,  чтобы  выбраться  из
тягомотины московских пробок и допилить до рая: в деревне Восточный Приют с чистого неба сияло солнце. У меня здесь прикуплен славный бревенчатый домик с печкой на дровах, сортиром на дворе и всякое такое. Въезжая в этот сад Эдема – по сравнению со столицей, мать ее! -  через мост,  я  увидел  чудесные  белоснежные поля  с  тонкими струйками рощиц, окаймляющих квадраты и прямоугольники. Доехав до своей избы, что посредине селения была, я возликовал. Мне так хотелось поскорее устроить пикник где-нибудь на  природе, проверить на практике свои  новые идеи и практики. Дело в том, что я ударился в буддизм и серьезно продвигаюсь в этом направлении. Действительно, серьезно.

  Но на мою беду, не успел я открыть ворота, меня заметил, вернее, сначала мою подержанную красную Ниву, мой сосед Василий. Вася с местного кирпичного завода. Он подошел какой-то весь помятый, сказал, что он  отчасти проводил старый год, но для полноты ощущения ему не хватает рубликов триста-четыреста. Сдержанно поздоровавшись и поздравив с наступающим, я сообщил ему пренеприятнейшее известие, что свободным капиталом не располагаю, так как собираюсь прожить в деревне до десятого января.

  Пошмыгав сизым носом, Вася отправился восвояси. Только я перевел дух, как тут же подскочила соседка Варя слева, боевая крепкая разведенка – баба еще в полном соку!- предложившая Новый год отмечать у нее. Она сладостно ощерилась:
  - Первач у меня двойной очистки. Заходи Иван, гостем будешь.

  Я промычал нечто неопределенное и загнал машину во двор – для этого пришлось с часочек потрудиться, махая деревянной лопатой, чтобы очистить проезд. Затопил печь, выгрузил продукты. Решил спуститься с пригорочка и сходить в сельмаг за свежим хлебом – в Москве брать не стал, так как здесь отличный хлеб пекут.
Шагаю по деревне, а сам думаю:
    - Да, тут тебе не  Индия. Здесь брат, российская глубинка -  сказал я горько про себя, но все же решил  попытать счастья и встретить Новый год по полному буддисткому обряду.

    Вообще говоря, я в мирской жизни редактор в журнале «Вопросы религии». Чудное и славное это занятие, не обременяющее меня, а напротив, позволяющее все глубже и глубже проникать в мир Шакъямуни. Это тоже  самое,  что  дать рабочему ликеро-водочного завода пить сколько душе его заблогарассудится. Но ему это делать запрещено,  и единственный для него способ - обойти закон и тайком сделать по-своему. Я рассмеялся, подумав: что,  если  бы я  был Фуке, китайский мудрец девятого века, который бродил по Китаю, непрестанно звоня  в колокольчик, то подарил бы каждому то, чего он более всего себе желает. Но, лучше для этого, все же быть Буддой!

  Я зашел в сельмаг, погутарил с продавщицей Настенькой, купил ароматный пшеничный хлеб - до завтра должно хватить, а наутро  снова приду. Было  много еще добрых и не очень встреч сегодня тридцать первого декабря. А иногда просто на меня подозрительно  косились колхознички – мол, что за гусь репчатый, холеный, хорошо и вычурно одетый, на голове новенькая соболья шапка, в руках дорогой сотовый Wertu. Непорядок! Лучше бы он, дай Бог, ночевал бы под кустом – думали они. Злобные недалекие людишки. Хотя насчет кустиков они как в точку глядели!

  К вечеру у меня все было готово для встречи Нового года. Миновав околицу, у опушки рощи я внимательно огляделся и, удостоверившись, что ни впереди, ни
сзади нет нежелательных элементов,  быстро  углубился  в ряды березок, осин и тополей. С редкими мощными стволами дубов. Не теряя времени в  поисках тропы, я  пер  напролом,  ломая сухие ветки, прямо в сердцевину рощи, где собирался заночевать. Надо мной выстлалось звездное небо и заметить меня  можно было разве что с вертолета. Как преступник,  продрался  я сквозь ломкую чащу,  выбрался,
весь  потный, завяз в снегу по пояс,  промочил ноги – в сапоги набился белый пух, едрит его через коромысло! - наконец нашел  подходящее
место, вроде небольшой округлой поляны. Развел костер, но особенно  старался его  не
раскочегаривать. Я  расстелил старое ватное одеяло и спальный мешок на сухом шуршащем  белоснежном ковре. Белые березки шевелили ветками. Глаза мои дрожали. Неплохое местечко, если бы не жуткий холод да инфлюэнция, мать ее! Простуда донимала,  и я постоял пять  минут на голове. Рассмеялся неожиданно вслух:
  - Что подумали бы люди, увидев меня в таком виде встречающим Новый год?!

    Стемнело окончательно.  Я взял  котелок, наполнил его снегом. Полученный кипяток
смешал с  апельсиновым  концентратом – получилась запивка. Достал бутерброд с сыром
и с удовольствием съел.
  - Сегодня,  - думал я,  - буду спать крепко и долго,
буду  молиться  под  звездами  Господу, чтоб  даровал мне  будущее Будды  по
совершении труда и подвига Будды, аминь.

По сотовому определил двенадцать часов и жахнул из кружки водочки граммов двести за желтого быка! Хорошо, елы-палы!

И,  поскольку близилось еще и Рождество, добавил вслух:
  - Да благословит Господь всех вас, да будет веселое доброе Рождество
над вашими крышами, да осенят их ангелы рождественской ночью, ночью крупной,
яркой, настоящей Звезды,  аминь.

  Я прилег  на спальник, курил и думал:
  - Все возможно. Я  и Бог,  я и  Будда, я и  несовершенный Иван Пустынник,  все сразу,  я
пустое пространство, каждая вещь -  это я. И все время в этом мире, из жизни
в  жизнь,  я  должен  делать то, что  надо,  то,  что  должно  быть сделано,
предаваться  безвременному деланию,  бесконечно совершенному внутри себя,  к
чему  слезы, к  чему  волнения,  все  совершенно,  как суть  духа,  как  дух
банановой кожуры," - прибавил  я и  рассмеялся, вспомнив моих друзей-поэтов,
дзенских безумцев, бродяг Дхармы из Медведково, я  уже начинал скучать по
ним. В заключение я помолился за Зою.
    "Если бы она была жива и могла бы поехать со мной, я, может  быть, смог
бы  что-то  ей  объяснить,  что-то  изменить.  А может,  не  стал  бы ничего
объяснять, а просто занялся бы с ней любовью".
    Я  долго  медитировал,  скрестив ноги, правда,  мешал  шум электричек.
Вскоре высыпали звезды, и мой хилый костерок послал им немножко дыма. В
час ночи я  забрался  в  спальный мешок  и  спал  неплохо,  хотя всю ночь
ворочался из-за веток и щепок под листьями. "Лучше спать в неудобной постели
свободным,  чем в удобной постели несвободным". Еще одна  новая пословица. С
новым  снаряжением я  начал новую жизнь  как  истинный Дон-Кихот  доброты  и
мягкости.  Проснулся  я  с чувством бодрости,  первым делом помедитировал  и
прочел маленькую молитву: "Благословляю тебя, все живущее, благословляю тебя
в  бесконечном  прошлом,  благословляю  тебя  в  бесконечном  настоящем,
благословляю тебя в бесконечном будущем, аминь".
    С этой молитвой, взбодрившей и вздобрившей меня, я собрал вещи, вышел из рощи,  нашел колодец, умылся, прополоскал рот и напился вкусной чистой воды. Теперь я был готов  к  необъятному по сложности восхождению к самадхе. А там на милой, уютной кухоньке всего мира, должно быть, моет сейчас посуду Будда и ждет меня…