Последнюю неделю памойку на Парк-стрит не убирали, хуй знает пачиму? Соответствующие службы цуки явно саботажники и педарасы, вонь ат гниющих отбросов человечьей жизни стала распространяться по всему району. Бродячие цобаке и котеке стаями и па аднаму стекалесь са всей акруге к злавонным бакам и с расбега запрыгнув на них, рвали острыми зубаме пакеты с пищевыми атходами и петались.

    Этот празднек жизни никак ни магли пропустить местные алкаброды. Алкагаличка Райа-чибурашка пасетила памойку и не осталась с пустыми рукаме, домой она возвращалась с увесистым газетным свёртком, в котором тихо лежал дохлый кролек почивший ат неведамой кролечей эпидемии.

  - Райка чо прёш? – Поэнтересавалас встретившееся па дароге сасетка Райки, Галя по мистическаму савпадению тоже имевшая паганяла Чебурашка.

  - Мяса. – Райка Че (буду называть иг для кратасте Че) нежна пагладела дохлава зверя па пушистай белай морде, предсмертный аскал на кроличей морде паказался Гале Че давольнай улыпкай.

  - Глянь Райк, он смеётся! – Глупа заржала Галя Че.

  - Я его с пухам сварю, так лучше. – Райка чмокнула дохлава кроля в нос. – Уте мой зайчек, хи-хи-хи. Прехади с Катяхом вечером ка мне, тока пузырь принесите.

  - Ладна, предём. гатовь мяса давай. – И Галя Че навалив на спину грязные сумки полные угля антрацыт спизженнава с агальнова склада пашла к знакома бапке, чтоп его прадать.

      Галя была «шахтёршей». Так работнеки склада в шутку называле спившихся бичих и бичей каторые варавале угаль. Была анна страшнай пьянию, страшной са всех старон и снутре и снаружи. Истащённая да састаянея бухенвальдскех узнекав, с чёрным сморщенным как печоное яблако литцом на катором гарели два полубезумных глаза. Мысль в её галаве была адна, какая я, думаю,

всем ясна.

      Прадав угаль Галя Че быстра, метнулась в шенок за  «Максимкой», не мудрствуйа взяла литр. С этим пойлом в пакете она направилась к Витьку-Катяху сваяму старинному сабутыльнику и ваапще близкаму чилавеку, как духовно, так и физически. Катях лежал на старом продавленном диване, местами ис дивана тарчале пружины, матрац был весь в подазрительных жёлта-кариченевых пятнах. Састояние его можно было назвать так – предсмертнае.

    - Витёк вставай бля! Припизди, пахмелись! – Галька Вытащела пластикувую бутыль ис пад леманада «Леманад». – Выпей сто грамм, легче буит.

  - Бля хуйова как Галь, падыхаю! – Катях с трудом превстал на лактях над деваном. – Налей и вадичьки дай. Встать не магу.

    Чебурашка быстро исполнела просьбу умирпющего. Витёк взял два протянутых Че мутных гранёных стакана. Сгруппировался, сабрал в кулак всю энергию «Чи» и залпам выпел стописят «Максимки», сразу запил мерзость вадой, отдал стаканы и откинувшись на деван папрасел сигарету.

    - Дай закурить.

Галя угастила его «примой» и закурила сама.

  - Витёк пашли к Райке, анна кролека сварит, пасидим выпьем, закусим.

  -К Чебурашке? – Катях пускал кольца в паталок и чесал грязную голову, зарывшись пьтернёй в гриве сальных рыжиг валос. – Пашли, хуй с ней.

    Сказано-сделано. Скоро ани были на пороге Райкеной халупы. Зашли в дом. Витёк поморщился ат запаха дохлятины, но вида не паказал. В середине коинаты на керагазе в старой кастрюле без ручек варился дохлый кролек, потроха его лежалее в миске на полу и их жрала аблезлая кошка Че.

  - Кролек пад шубой. – Састрил Катях.

- Вить я их с пушком варю, так лучше. – Райка суетилась вакруг керагаза. – Снимаю.

  Она патушила огонь и большой ложкой достала кролика на тарелку.

Галя выставила на стол бутылку с пойлом. Порезали кусок черстваго хлеба, да головку лука. Катях сквозь призму мутного стакана рассматревал глупое ебало Райки Че и довольно лыбился.

  - Вить налей дамам, гыгыгы. – Хрипло заржала Галя.

Катях налил в три грязных стакана, разломил кролека на части.

- Ну, за любовь! – Довольный таким поворотом событий Катях даже сказал тост.

  Все выпили и принялись закусывать варёным, дохлым кролем. Катях жадно с силой праснувшегося аппетита вгрызался в нежную белую плоть, глотая с пухом, с костями и сухажелеями. Райка Че отламывала па маленькаму кусочеку, отделяла пух и кости и остарожна пасасывала мясо беззубыми челюстями. Галя по странной сваей превычке ела мясо, насадив его на вилку, на глупом её ебальнеке висел клок пуха.

  - Передаём сигналы точного времени. – На стене загаварило радио. – В Маскве пятнадцать часов.

  - бля радио. – Канстатировал уже окасевший Катях.

  - А тепери помледние известия. Сегодня в бальшом кремлёвскам дварце Президентам Барисам Некалаевичем Ельцыным был дан афицыальный абет в честь Президента Саеденёныг Штатаф

Било Клиртора. На абет были поданы: кролек в сопственнам саку, расстегаи, катлеты па каклавски…

  Катях выключел звук радиопрейомнека и снова наполнел стаканы.

- Ну, за кролеков! – он выхлебал спирт и быстра аткусил дохлятины, прожевал. – Офицыальный абет прошу считать аткрытым.

  Чебурашки дебильна заржале, а Райка ещё и пацелавала Витька в губы. Впянула его язык в сваю глотка и принялась сасать, нежно щекоча девственна чистыми дёснами. Катях медленна, но бесповаротна стал вазбуждаться.

продолженее следует.

7.08.2007. В.Д.