Ниоткуда,
ни из леса,
ни из тридевять земель —
в брод брала Принцесса лесу
и по икру с лесы мель.
Мель на лесе
    трепыхалась
и метала в брод икру.
Мель со смеху
    усыхала,
как Принцесса на пиру.
Полыхала пыль в тумане,
задыхалась Мель в пыли,
а Принцесса,
    как в дурмане,
лесу в брод брала.
        Вдали
полыхал от искры замок,
трепыхалась
    ночь в огне.
Мель пожаром упивалась
на последнем рыбном дне.
В рот брала Принцесса пыль и
торопилась на пожар.
Я там не был,
    вы не были.
Это быль?
    Нет, это жар.
Мель на мели молодела,
Мель на мели моль жрала,
невпопад отпадно пела —
строго в рифму.
    Удила
Мель на мели не кусала,
осторожность не блюла:
зла не знала,
    не держала,
не желала ближним зла.
К дальним
    в мыслях не кишело
в мелкой пазухе камней.
На припеке Мель шалела,
нарываясь на шрапнель..
И шрапнель —
    в висок дуплетом —
Мель сразила наповал
вместе с мелечьим куплетом —
в мозг дуплетом.
        Кашевар
ощипал на мели перья,
в шляпу стильную вонзил
и увез из пышных прерий
в забубенную Сибирь.
Перья гнулись и касались
пухом пуха, как могли,
и как в масле сыр катались
от касания.
    Угли
их объятия спасали
от окольных холодов.
Знать не знали,
    не желали
знать, что пали.
    Вновь и вновь
что-то хрипло бормотали
на предательском ветру.
Рвать — не рвали, не метали
понапрасну в стынь хулу.
Кашевар любил сосиски
на березовых углях.
Под сосиски много виски
на охоте пил.
    На днях
сбрендил с бренди до предела
от ни пуха-ни пера.
Ну да перьям что за дело:
не задело — и ура!
В том и дело,
    что задела
пуля-дура два пера.
Ревность к перьям пулю ела,
Кашевара стерегла.
Только он покончил с бренди
под сосиску на углях,
карабин возьми и сбренди:
рикошетом в перья —
    блях!
Пали перья
    прочь из шляпы
на таежные снега.
Разметало, раскидало —
за болота, за луга.
Полыхает
        пух
        любовью,
и —
    живее
        всех
            живых —
нюх
    срывает
        перьям
            кровлю

и
    влечет
        пух
            к пуху
                их.
Нюх пыхтел навстречу пуху
на освистанных ветрах:
пять экваторов по кругу,
восемь полюсов —
        на страх
и на риск
    астральных ветров
и эзоповых ветров:
ветхий
    к ветхому
        на ветхом —
то вприсядку,
        то верхом.
За секунду на припеке,
пухи-пахи впопыхах
две пуховые дурехи
заложили пух и пах.
В пух истлел опальный замок,
овдовела Мель в пыли.
Кашевар сманил из рамок
восемь девок.
    Бренди ли
омрачило Кашевару
ночи с дворней:
    битый год
не встает у Кашевара —
на заутреню народ.
А Принцесса доедает
на припеке камыши,
строго в рифму в бедрах тает,
прозой память ворошит.
Не о Мели, не о лесе
гадко грезит по ночам —
просто нервы куралесят,
оплывает вслух свеча
геральдического шарма
косметических причуд.
Се-ля-ви, такая карма —
извините, не лечу.
Вечер пухом брод латает,
Кашевар альков громит.
Мель на мели не летает,
Мель на мели моль плодит.
В брод брала принцесса небыль,
окрыляла Мель в пыли...
Я там не был,
    вы не были.
Это жар?
    Нет, это быль.