Мое первое посещение Бруклина повергло меня в состояние культурного шока.
Еще недавно я гулял по узким улицам европейской Старой Риги, вдыхая аромат крепкого Рижского Кофе, я только что сошел  в аэропорту ДжейЭфКей с подножки рижского трамвая номер шесть, но уже успел протоптать тропинку на широких авеню Манхеттена, вдохнув воздух свободы на последнем этаже Эпайр Стейт Билдинг.
Я уже обошел пешком практически весь остров, ставший центром всего мира, пройдя от Бруклинского моста до приграничной линии с гангстерскими районами на 125ой улице, но я ни разу не был на Бруклине.

В Бруклине я побывал на вторую неделю пребывания, мне было нужно получить необходимый поинт для получения АйДи карточки, на руках был номер социального страхования и паспорт с отметкой постоянного резидента, ровно пять поинтов.
Пяти очков для выдачи моего первого американского документа, бюрократической машине в виде толстой неухоженной тетки в очках, как у Сергея Мавроди, не хватало, .
Русская газета, которую откудо то притащила моя мама, пестрила объявлениями на последней странице Помогаем С Оформлением Американских Документов.
Мы взяли сабвей Кью и поехали туда, где говорили по русски.

Мой Бруклин полностью отвечал представлениям Голливудских режиссеров о гангстерских районах с двух, трех этажными домами, их собратьями из красного кирпича повыше, подмусоренными улицами, старыми автомобилями, мрачными лицами и пустотой.
Мы зашли в двухэтажный дом, прошли по темному, узкому, длинному коридору и зашли в маленькую каморку, среди десятка подобных, с вывеской Русские Дела.
В каморке сидел мужик, который, прияв от нас двадцатку, отпечатал на струйном принтере продуктовую карточку с моим именем, это должно было проканать за один поинт, буквы правда от струйной печати пытались отвалиться поэтому вез домой осторожно, но сам Бруклин не разглядел, мы быстро запрыгнули в вонючий сабвей и унеслись обратно в Город Жизни и неисточаемой энергии.

На Брайтон Бич мы вернулись через день, мне не терпелось посмотреть на тот самый район, Маленькую Одессу на Атлантическом Океане.
Все увиденное повергло меня в шок, я вернулся обратно в СССР!
Советские магазины с советскими продавцами, продающими советскую кулинарию и все то без чего не мог жить, но выживал советский человек, книжные магазины продаюшие ностальгическую литературу, откровенные побъявления на столбах, пркдупреждающие, что доктор Голубев - Мошенник, издевательская для настоящих американцев надпись русскими буквами на дверях русской аптеки Говорим по Английски и чисто советские люди, мрачные и неприветливые, смотрящие на вновь прибывших с откровенным недоверием и злобой, образующие очереди даже там где их не было тычущие пальцем в свежее мясо, задающие один и тот же вопрос Это Свежее?, и требующие попробовать все что лежит на лотках кулинарии.
А над головами скрежеща и грохоча, словно матеря этот Богом забытый район, проходил сабвей...

Через неделю, мама уехала, а я нашел первую работу в компьютерном магазине, конечно же в Бруклине, на Кони Айленде.
Я учил стариков компьютерной грамотности, а те жаловались, что эту услугу не оплачивает Медикейд и каждый день приходили сделать копии заявлений на пособия жертвам концлагерей, такие здоровые пышащие здоровьем пенсионеры, с трудом подходящие под категорию жертв.
Чуть позже, журналист Грант, освещающий криминальную хронику в газете Новое Русское Слово, и жадный до криминальных сплетен, с радостью выложит материал о грандиозной афере с псевдо жертвами Холокоста, которых вывели на чистую воду в Центре Семена Визенталя.
А, может быть это был не Грант, а кто то другой, время тогда было скудное до сенсаций, Бруклин успокоился, итальянцы легализовались в правильные бизнесы, а на Брайтоне только что похоронили последнего погибшего в бензиновых войнах и посадили последнего выжившего.

В магазине я встретил своего первого американского друга  Игоря.
Игорь, крепкий усач с добрыми глазами и залысиной, до приезда в Америку, работал в одном из НИИ в Дубне, но всю жизнь его, по его же словам, интересовала не наука, а искусство зарабатывать деньги, мы подружились,  мы очень быстро нашли общий язык и он предложил мне переселиться в трех комнатную квартиру третьим жильцом, руммейтом.
Мои отношения с  руммейтом в Манхеттене сошли на нет и я уехал от красоты Большого Города в новую жизнь по Адресу 205 Авеню М, для знакомства с новым домом и его жителями, в местной лавке я купил здоровый арбуз, а в ликероводочном  - литровку Столичной.

Бруклин встретил меня мужиком славянского вида, в ковбойской шляпе и с кубинской сигарой во рту.
Он невозмутимо опорожнялся на металлическую сваю, держащую остановку сабвея.
Добро пожаловать в Бруклин, произнес я.
Без труда найдя свой будущий дом на улице Авеню М, я поднялся вверх по скрипучей лестнице на последний, третий этаж и отворил дверь.

На кухне, которая находилась слева по короткому коридору, меня ждали  Игорь и его товарищ Володя, отставной прапорщик и прапорщик в душе, я оглядел квартиру, уютная, некрупных размеров с удобной гостиной.
Мы разрезали арбуз и выпили, потом еще, потом еще...
Утром я проснулся от стука колес проходящего поезда сабвея и с похмельем, вызывающим  в голове пульсирующую боль.

Я стал резидентом Бруклина.

Многое что произошло с того момента, как я въехал в квартиру на Авеню М.
Я полюбил и возненавидел Бруклин, мы,словно братья, ругались и мирились, я ненавидел его Южную часть и восторгался итальянскими районами, молодежным Виллиамсбургом и артистичными Парк Слоупом и Ред Хуком, он укорял меня за самоедство, нерешительность и хвалил за искренность.
Я уехал от него в Стетен Айленд, но уехал, чтобы все равно вернуться в Бруклин.

Обратно я возвращался с женой, мы нашли приличную квартиру и снова началась моя жизнь со старшим братом Бруклином, полная любви и ненависти к нему.
В Бруклине я встретил Филлипа, он работал официантом в  русском ресторане на Кони Айленд авеню.
Наше знакомство было предопределено судьбой - мы с Филей были родом из одного города, родились в один и тот же день и месяц и жили в Бруклине на одной улице в домах напротив друг друга.
По выходным мы все вместе ходили в ресторан Большое Яблоко, что находился на Кингс Хайвей.

Маленькая кафеюшка с кавказской кухней, ничего примечательного, но именно там душа моя находила покой, слушая старые знакомые песни прекрасного ресторанного певца Жени, большого человека с большой душой, когда он уставал петь, Женя, с рюмкой коньяка,  подсаживался за наш столик и вел с нами долгие разговоры о жизни, разговоры до самого утра.

Все проходит, все меняется, где то только зачинается жизнь, где то она заканчивается.

Не стало Игоря.
Вечером, когда я собирался ложиться спать, неожиданно позвонил его товарищ и сказал три слова - Игоря больше нет.
Искатель приключений, его занесло в Африку, где он работал электриком при  российском посольстве, он погиб в автокатастрофе...

Смерть Жени выбила меня из сил, я видел его незадолго до смерти, он не выглядел здоровым человеком, его большое и доброе сердце не выдержало нагрузок человеческой подлости.

Смерть Фили, чудовищно нелепая и неожиданная, добила меня в конец, я до сих пор помню его доверчивый, немного грустный, чистый взгляд неподлого, искреннего человека, который так любил жить...

Бруклин всего этого не заметил, мой старший брат живет своей жизнью, я продолжаю воевать с ним, я люблю его и ненавижу, я навсегда остался здесь, я купил билет в один конец, выхода нет.

Я растерял всех друзей, осталась моя жена, самый настоящий друг, которому я могу раскрыть свою душу и ты, свидетель моих взлетов и падений, мой старший брат Бруклин.

Словно Майкл Корлеоне, герой киносаги Крестный Отец, я сижу один в пустой комнате, а передо мной стоят тени моих друзей, друзей которых со мной нет, они сидят за большим столом, пьют вино из большой плетеной бутылки и смеются.

Я пью вино из большого стакана и улыбаюсь, я вместе с вами ребята, а где то вдалеке, слышен скрежет колес поезда сабвея маршрута Кью...