«Музыки осталось мало

Она хнычет, она устала

Она между веков застряла

И никак…»

Иногда мне кажется, что за окнами Первое мая. Солнце подсвечивает узкие листики растущей под балконом акации, и блестящий кафельный пол лоджии покрывается ажурной бездыханной тенью.

Я сижу на маленьком плетеном диванчике, курю сигарету за сигаретой и безотрывно пялюсь в открытую дверь балкона.

Я жду, когда стремительное утреннее солнце вспыхнет в вывеске отеля Индочайна, ткнется лбом в объявление Пномпень-лаундри, повернет оторопевшую голову в мою сторону и наконец-то зашарит глазами между листиков моей ненаглядной акации. Я боюсь упустить момент, когда едва уловимое веяние ветра чиркнет по ярко-зеленой листве дерева и призрачная кружевная тень замельтешит, запрыгает по кафельным плиткам и белым колонам нашего пномпеньского балкона. Сочетание бесцветной яркости солнца, насыщенной зелени листьев и, прыгающая игра солнечных зайчиков и создают ощущение холодного, послезимнего, первомайского света.

Подобный свет можно увидеть только рано утром и, возможно, после дождя.



Я сижу на красных подушках дивана и жду. Беспрестанно вращается и гудит потолочный вентилятор, за окном всепоглощающий бесконечный зной, а интернет и местные экспаты утверждают, что со дня на день должен пойти дождь. Они уже полтора месяца это утверждают. На календаре 15 мая, а беременные влагой облака изо дня в день толстеют, волокут за собой серое токсикозное небо и никак не опростаются переношенным дождем.



Я допиваю свой кофе, натягиваю невесомое красное платье, прячусь в широкополую шляпу и очки и бреду к запаркованной у вьетнамского кафе машине. Улицы Пномпеня пустынны. Исчезли туристы, разъехались престарелые страдающие гипертонией сезонные развратники. Безлюдны шелковые и ювелирные лавки. Массажистки и маникюрши спрятались под крышами салонов. Дрыхнут в гамаках местные извозчики. Безмолвны и унылы уличные кафе и харчевни. Даже злобный склочный вьетнамец наконец-то оставил меня в покое и не ругается по поводу несанкционированной парковки. Я завожу машину, включаю магнитофон, и понятливая Анжелика Варум в очередной раз рвет на части мое отупевшее от жары сердце.



Как это было только Бог один и знает,

В поэме столько лишних строк

Нам доверяя

Из склеенных страниц двух одиноких птиц

Его волшебная рука соединяет.



Мне кажется, что на этом «перекрестке двух планет» остались только три родственных друг другу души. Это - я, мой муж и Анжелика Варум. Смотрю на автомобильный термометр, вижу отметку плюс 51 и понимаю, что дождя не будет. Никогда не будет. Мне приходит в голову, что тропический дождь это миф, сказка, вымысел. Легенда, рассказанная кхмерам загадочными инопланетянами. Я верю, что величественную ангкорскую цивилизацию создали неземные пришельцы и не верю в то, что в в этой стране когда-нибудь пойдет дождь.



Я так и знала будет так

Я так и знала.

Непредсказуемый пустяк, не так уж мало

Мы завидуем снам, Мы ищем их там

Где виден белый свет на перекрестке двух планет

Два начала…




Подтверждает мои догадки далекая Анжелика




Я снова пялюсь на термометр и понимаю, что никуда сегодня не поеду. . Захожу в ресторан к вьетнамцу, прошу приготовить два супа «Phо» «фо ту гоу» и тащусь в ближайший супермаркет. Риверсайд тих и безлюден. Путешественники, монахи, проститутки, влюбленные, уличные торговцы, попрошайки и даже крысы прячутся в своих жилищах и ждут относительной прохлады ночи.



Покупаю воду, продолговатый арбуз, безвкусный кхмерский багет, консервированные сардины и бреду домой. На перекрестке Риверсайд и 130-й спят на асфальте голые смуглые дети. Чумазые, растрепанные, прекрасные, совершенные ангелы этого жаркого Камбо-ада.



В парадной нашего дома нет окон, там сумрачно и прохладно. Большинство иностранных постояльцев разъехались по домам, и только старая долговязая американка сидит на ступеньках лестничной клетки, курит траву и слушает льющуюся из под дверей нашей квартиры музыку.

Мой муж уже месяц слушает Бизе. Каждый день снова и снова Карменсита утверждает, что у любви как у пташки крылья, а Хосе категорически ей не верит. Каждый день они спорят и доказывают друг другу собственную правоту. Ни к чему хорошему любовные разборки не приводят. Трагический финал неизбежен.

- Аре ю фром Раша?- в очередной раз спрашивает у меня американка. Морщит загорелый лоб и с трудом произносит русскую фразу. Как Ваши дела?

- Хреново. Плохи наши дела, леди. Мы скоро сдохнем на этом перекрестке цивилизаций. Вот только нажремся вьетнамского супа и сдохнем,- тоскливо улыбаюсь я и говорю, что все у нас хорошо.

Я сижу на красных подушках нашего плетеного дивана, единственный русскоязычный канал окончательно вступил в сговор с кхмерами и серия за серией демонстрирует сопливый русский сериал «Звон ручья серебристый». Мозг даже не шевельнется, чтобы разбудить моторику, встать и поставить хорошее кино. С улицы доносится шорох сыплющихся из кузова самосвала камней. На расположенную неподалеку стройку привезли щебень. Равномерно потрескивает и все ускоряется звук миллионов падающих струящихся камушков. Треск становится громче, громче. Я понимаю, что на стройку прибыло огромное количество машин и все они одновременно вываливают на сухую землю тонны дробленого гранита. На улице раздается смех, визги, крики. Гул голосов нарастает, сливается воедино с шорохом сыплющейся щебенки, и я наконец-то встаю и выхожу на балкон.

Господи, я смотрю вниз и вижу сотни улыбающихся смуглых, поднятых к небу лиц. Двери кафе, магазинов, отелей салонов распахнуты настежь. Прыгают, бегают, носятся как угорелые черноволосые голые дети. Множество людей стоят на балконах и тянут к небу открытые загорелые ладони. Треск, шум, гам. Стук открывающихся дверей, внезапный порыв ветра, звон разбитого стекла и наконец-то я понимаю, что трещит не щебень. До меня доходит что это тяжелые крупные капли воды падают с небес и с треском разбиваются о раскаленный асфальт. Эти холодные прозрачные горошины секут, жгут мои разгоряченные руки, плечи, голени. Капли становятся все чаще, превращаются в струи, сплетаются в косы и холодными извилистыми жгутами хлещут окаменевшую землю.

Внутри меня тоже что-то хлещет, бьется, мечется и я не выдерживаю, смотрю на беснующихся внизу детей и часто-часто топаю ногами, трясу головой, размазываю по лицу слезы, ору, кричу, визжу во все горло.

- Дооооождь!!! Доооождь!!! - плачу, прыгаю, танцую. скольжу по кафелю мокрыми ступнями. забегаю в комнату, подлетаю к компу и вижу, что сеть взорвалась тысячами возгласов

- Доооождь!!! Доооождь!!! В Пномпене идет доооождь! – орут на всех языках мира местные экспаты. И мои последние сомнения исчезают, печатному слову я верю больше чем собственным глазам.

Тонны, кубометры, километры. Я не знаю в каких единицах можно определить эти бесконечные потоки воды льющиеся из треснувших лопнувших пополам облаков. Через полчаса улицы превращаются в бурлящие полные купающихся детей и взрослых реки. Уровень воды на балконе становится все выше, засорившиеся за зиму водостоки не справляются и не успевают выплюнуть за борт дождевую воду. Тонкие струйки преодолевают десятисантиметровый порог и струятся по полу комнаты. А мне ее мало! Мало, мало воды. Бегу в ванную наполняю водой тазы, ведра, тащу их на балкон. Хватаю тряпки и драю, мою перила, колоны, стены, чищу ливневки , скребу щеткой окаменевшую пномпеньскую пыль и снова выливаю на балкон ведра воды.

- Доооождь!!!

-------------------------------------------------

Я доигралась, допрыгалась, дотанцевалась.

В момент, когда в Камбодже наконец-то начались тропические ливни, я заболела. Простыла. Кашель, сопли, слезы,скрежет в горле и высокая температура. В тот долгожданный момент, когда с неба наконец-то полилась вода, мой организм меня предал. Какой там на фиг иммунитет?! Какие, к черту, витамины? Не помогали ни таблетки, ни сиропы, ни антибиотики! Организм отстранился, лениво наблюдал за моими ухищрениями и гадал, справлюсь я или нет.

Я не справлялась. Сильно не справлялась. На улице плюс сорок, в квартире плюс тридцать и температура тела тридцать девять. Мне было так жарко, что словами этого не передать. Каждый миг, каждую секунду тело не переставало гореть, полыхать влажной кожей, а если случался приступ кашля, то обессиленная и мокрая, я падала на кровать и старалась не делать ни единого малейшего движения. Организм задумался и полностью переложил ответственность за мою жизнь на Будду.

Муж повез меня к доктору. Кхмерская медсестра обрядила меня в шуршащую одноразовую рубашку. Померила давление. Раз, второй, третий. Расцвела в улыбке и шепнула что-то врачу. Пожилой эскулап спросил по-французски, не болит ли у меня голова. Быстро пошарил фонендоскопом под шуршащей пеленой рубашки. Сказал, что мадам должна много спать и хорошо кушать и сплотившись с медсестрой торопливо выпихнул меня за дверь. Я не могла с уверенностью сказать, что у меня болит. Болело все. Каждая изможденная кашлем мышца. Я поняла, что еще немного и кхмерский Бог отдаст мое болезненное тело в руки своего христианского коллеги.


Внутри меня поселилось состояние истерической безысходности. И причина этой безысходности была не в болезни, она таилась в глубине моего изнуренного жарой мозга.

Вы помните, как я ждала дождь? Как полтора месяца изо дня в день я ждала свежести и прохлады? Я была уверена, что вместе с дождями, в Пномпене прекратится зной, и можно будет беззаботно гулять по улицам и наслаждаться чистым, прохладным воздухом. Я надеялась, что вместе с дождями, ко мне наконец-то придет ощущение чистоты и обновления. И вот, я дождалась, в Камбодже начались тропические ливни.

Да, температура воздуха понизилась – с пятидесяти до плюс сорока. Но на улице стремительно поднялась влажность и город моментально превратился в огромную парную. И, самое главное! Когда в Пномпене наконец-то пошли дожди, то в воздухе запахло не свежим озоном, не приятным ветром, не зеленью растущей травы, не ароматом цветущих деревьев. В кампучийской столице поднялась отвратительная, тошнотворная вонь. С базаров, рынков, от мусорных ям, из каждой неубранной подворотни заструился запах гниющего растревоженного дождем мусора.

Некоторое время я надеялась, что это поначалу так, что когда-нибудь грязь уберут и вонь улетучится. Что после очередного ливня земля остынет, ветер переменится и наконец-то придет свежая весенняя первомайская прохлада. Какое-то время я верила, что все еще образуется. Но… в один ужасный горячечный день, я осознала очевидное. Внезапно я прозрела и поняла то, что знает даже нерадивый школьник. Я отчетливо, окончательно осознала, что в Камбодже ДЕЙСТВИТЕЛЬНО нет времен года. Что это не выдуманная, не нарисованная, а самая что ни есть настоящая страна вечного лета. Я наконец-то поняла что ни весна, ни осень, ни зима никогда не придут в эту жаркую азиатскую обитель! Мои надежды рухнули, рассыпались и вместе с ними высохла, умерла моя эйфория от этой благословенной улыбчивой страны. В этом примитивном, наивном откровении и таилась причина моей безысходной истерии. Я ничего не могла изменить и никак не могла смириться с очевидным.



Вместе с тем узкоглазая тропикозная смерть не очень-то во мне и не нуждалась. Давление стало приходить в норму, кашель поутих и даже мужу надоело дожидаться моего перемещения в мир счастливых. Супруг уехал разрабатывать свои кхмерские горы, а я решила, что прежде чем умереть, мне просто необходимо совершить торжественный предсмертный шопинг. Я села на тук- тук и поехала на 240-ю.



Я бродила по этой ухоженной кхмерской улочке в центре Пномпеня. Ныряла из одной лавки в другую, любовалась яркими бусами ручной работы, камбоджийскими шелками и столовыми аксессуарами. Вертела в руках разноцветные сумки, шляпки, шарфы и туфли. Но яркие, полыхающие красками вещи не вызывали в душе восторга. Я продолжала лениво ходить по магазинам, присаживалась за столики немноголюдных кафе, выпивала свой фреш без льда и шагала дальше. Даже не взглянув на витрину очередного магазина я , зашла в следующий на моем пути салон и остолбенела. Мои глаза ошалело запрыгали по почти позабытым, давно не виденным предметам и не могли поверить в реальность представшей картины.

Это был магазин спальных принадлежностей. В нем продавались, пледы, покрывала, пуховые перины, подушки и… одеяла!!! На полу, на полках, на стенах на витринах магазинчика увесисто и вальяжно разметалось, разлеглось огромное множество одеял. Великолепные, стеганые, блестящие, матовые, ярких камбоджийских расцветок и пастельных европейских тонов. Украшенные вышивками, узорными строчками, аппликациями, лоскутными вставками. Маленькие, средние и огромные одеяла ручной работы. Они были бесподобны. Каждое одеяло было просто произведением искусства! Я не могла на них наглядеться, просила развернуть еще и еще одно, трогала, щупала, гладила, ласкала ткань руками. Я, совершенно отчетливо понимала, что покупать одеяло в Камбодже это глупо, бессмысленно, что здесь нет возможности им пользоваться, что это совершенно неразумная, дорогостоящая прихоть моего больного разума и, все равно, не могла уйти из магазина.

Я купила одеяло! Самое-самое красивое. Белоснежное, узорчатое, стеганое одеяло, с яркими зелеными аппликациями в кхмерском стиле. Мягкое и плотное одновременно.

Я несла домой объемный сверток с покупкой. Напрочь позабыв об извозчиках, спотыкалась, бежала, прижимала к груди свое чудесное прекрасное приобретение и не обращала внимания на жару.

Дома я зашла в спальню, застлала постель новыми сатиновыми простынями, укрыла их своим роскошным теплым одеялом и нашла пульт от кондиционера.

Знаете, за полгода жизни в Камбо я ни разу не пользовалась кондиционером. Уж не знаю, кто, когда и каким образом плотно впечатал в мой мозг уверенность в том, что кондиционер это плохо. Перепады температур опасны для здоровья, кондишн сушит воздух и вреден для кожи, неочищенные фильтры провоцируют аллергию, - твердо усвоила я с незапамятных времен. Даже в те моменты, когда мои легкие захлебывались от изнурительного смертельно- опасного жара, я ни разу не включила кондиционер. А сегодня нашла пульт, смело ткнула пальцем в волшебную кнопку, установила датчик на 18 градусов, вышла из комнаты и плотно затворила за собой дверь.

Через полчаса я приоткрыла эту дверь, втиснулась в охлажденное пространство спальни, отвернула уголок одеяла и скользнула вовнутрь постели. Я свернулась клубочком, почувствовала позабытую прохладу плечей и коленей, прижала к лицу мягкий стеганый краешек рукотворного камбоджийского чуда и уснула. Крепко, сладко, безмятежно. Как дома.

-------------------------------------

Я выздоровела.

К приезду мужа диск с «Кармен» тщательно спрятан в дальнем углу шкафа, а из выстроенных на кафельном полу колонок снова и снова поет и улыбается неугомонная Анжелика Варум.

«Знаю, что по весне мне не летать во сне

Но почему зовет душа просто встать и сделать шаг?» – вопрошаю я следом за Анжелой.

«Я распахну окно в звездное полотно

Знаю, что я туда вплела два безоблачных крылааааа»

Изо дня в день мы с Варум верим в любовь, надрываем горло песнями и требуем чуда.

«Если любовь не отцвела

Подари мне два крыла». Ла-ла-лааа,

Муж услышал. Кого именно меня или мою любимую Варум. Не важно.

Билеты куплены, Рюкзаки собраны. Объективы упакованы.

Жизнь продолжается. Первое мая форева!

Послезавтра- Сайгон!