...В углу сильно рвало какого-то бомжа. Мерзко отплевываясь, он издавал страшные, звериные, исходящие из самых нижних кишок звуки, каких не издает наверное, даже раковина, всасывающая остатки воды, и которых не издавал О. Бендер, когда Корейко всадил ему в горло нож. Надо бы зайти в другой вагон" - подумал я, несмотря на то, что уже занес ногу через порог этого. Влетев в соседний вагон уже после объявления о закрытии дверей, я встал у входа и мой взгляд упал на прихипованного вида парня с бутылкой "девятой" Балтики. Немного помявшись, я прошел полвагона и сел на единственное свободное место. Напротив сидел явный олигофрен лет восемнадцати, со стрижкой под горшок. Сдвинув колени и развинув в разные стороны лодыжки, неестественно длинными, абсолютно бескровными пальцами он сжимал плоскую коробку с изображенной на ней красоткой в купальнике, сидящей на мотоцикле. "Игрушка для склеивания, - подумал я. - Для тех, кому от пяти до восьми".

Как-то странно ощерясь, парень "в горшке" разглядывал коробку, зачем-то поворачивая ее разными гранями. При этом его верхняя губа с белесыми юношескими усиками по-обезьяньи приподнималась, обнажая не по годам желтые зубы. Наконец ему надоело это занятие, и не переставая щериться, он принялся разглядывать объект напротив, сидящий слева от меня. "Кого же он так разглядывает? - пронеслось у меня в голове, опухшей от бессоницы. И что это шуршит слева от меня уже третью остановку?" Осторожно повернув голову налево, я увидел, что объектом напротив была неопрятная молодая женщина, в меховых сапогах и в пятнистом сером полушубке, который носили девочки-подростки в конце девяностых. В одежде, которую сегодня заботливые люди оставляют у подъезда. Обветренными руками она не переставая перебирала что-то в своем пакете, лежащим у нее на коленях, издавая газетное шуршание. Уже третью остановку подряд. Незаметно она извлекла из своего пакета пластиковую вилку с насаженным на нее кусочком потемневшего яблока и отправила фрукт себе в рот. Я снова посмотрел на олигофрена. Тот, полностью обнажив верхние зубы, уже не отрываясь изучал объект напротив. Судя по мерзкому блеску в его глазах, женщина ему явно нравилась. Она же не обращала на него ни малейшего внимания. Впрочем, как и на остальных.

Внимание олигофрена с коробкой отвлек вошедший в вагон старик-нищий, с облупленной палкой в руке, и остановившийся прямо между ним и мной. К лацкану его пальто был приколот кусок грязной картонки с тусклой надписью красным карандашом "помогите на лечение, пожалуйста" (с). Никто из пассажиров за кошельком не потянулся . У нищего была парализована правая часть лица. Бровь, полноса и вся щека сливались в единую массу, достающую до подбородка. "Господи, как же гадко стало ездить в московском метро, подумалль я, но с тут в противоположную дверь вагона вошла старуха, держа подмышкой полного ребенка лет четырех, с АБСОЛЮТНО плоским лицом. Некрасиво, как куклу, старуха бросила ребенка себе на колени. На бледном, как поганка и совершенно плоском лице почти не было глаз и носа. Вместо носа - какой-то чуть заметный бугорок. Зато рот был похож на огромную трещину, которая появляется у перезревшего арбуза, если его изо всех сил сжать руками. Я вспомнил дурацкий тарантиновский фильм, где главные герои оказались запертыми среди вампиров, невольно представив себя в этой роли. Я выходил из вагона, проклиная наш климат с его морозами и гололедицей, из-за которой я сегодня не стал брать такси; политику партии и Людей, из-за которых я попал в положение героев Тарантино, - в ситуации, в которой вряд ли бы оказался будучи в метро, году в Восемьдесят Девятом...

Ну что, кг/ам?