Петр Гаврилович любил брать в долг. А отдавать долги он не любил. Не любил он и давать в долг, потому что брать в долг гораздо приятнее. По этой причине Петр Гаврилович регулярно каждую пятницу получал различного рода пиздюлей от кредиторов. Раньше он любил пятницу, как день недели, потому что тогда можно было выпить, закусить, забыть о службе, полюбить женщину, пообщаца за жызнь с друзьями.

Но когда он женился на гражданке Сидоровой, то он перестал бухать с друзьями по пятницам. Гражданка Сидорова требовала много денег, и Петр Гаврилович стал брать их в долг у друзей, рассчитывая, что они забудут про долги. И что раз они друзья, то пиздить ево не будут.

Но друзья через пару месяцев забыли былую дружбу и принялись настойчиво пиздить Петра Гавриловича в надежде вернуть кровное. Пятницы все больше начинали не нравиться Петру Гавриловичу.

А поскольку друзья все еще любили пятницы, то собраться и выпить в этот день было для них святым делом. А раз так, они каждый раз вспоминали, что у Петра Гавриловича есть, или должны, или могут быть их деньги и шли его искать. Поэтому Петр Гаврилович очень-очень сильно стал не любить пятницу. Потому что уже в четверг у него начинали болеть незаживающие синяки и напоминать о себе недержанием отбитые почки

Впрочем, приход пятницы и особенно окончание рабочего дня давали о себе знать еще и нервной дрожью и судорожным сокращением низа жывота. Куда бы Петр Гаврилович не прятался, под диван ли, в шифоньер, на балконе, друзья приходили к нему вытаскивали на свет божый и начинали просить деньги.

Друзьям Петра Гавриловича иногда бывало скушно после выпитой вотки и тогда они приходили просить деньги очень надолго, практически до утра. Гражданка Сидорова запиралась (ими) в туалете, Петр Гаврилович вынимался из под дивана или из шкафа и начинал развлекать своих друзей различными сказками, когда, как, сколько и кому он отдаст много денег. Очень, очень много денег.

После того, как Петр Гаврилович, обессиленный, сидел на диване, хлюпал носом, шевелил ушами, и делал прочие шалости, надеясь развелечь друзей далее, не в силах что нибуть им еще сказать, друзья начинали развлекать Петра Гаврловича.

В принципе, Петр Гаврилович не стал бы на них обижаца, если бы они и не потрудились его развлекать, но поделать он ничего не мог. Поэтому гираически получал пиздюли, а его друзья развлекались, пока не решали, што надо бы оставить хоть што-то на следующую пятниццу. Токда они уходили, хлопнув тем, што осталось от входной двери и предварительно убрав доску (кстати, оторванную походу от той же двери), подпирающую дверь ванной.

Этот шаг был продуман и отработан до автоматизма, поскольку давал возможность гражданке Сидоровой освободитца из ванной и начать процесс оздоровления Петра Гавриловича, не могущего самостоятельно прийти в чувства, с целью подготовки его к следущей пятницце. На этот случай у гражданки Сидоровой всекда была заготовлена аптечка с лекарственными препаратами и медицынскими принадлежностями.

Сначала такие меры с каждым разом укрепляли уверенность друзей, что Петр Гаврилович вернет им деньги, а Петр ГАврилович все больше проникался желанием сделать это как можно скорей.

Но со временем уверенность друзей расти перестала, а потом и вовсе стала уменьшаца. Петр Гаврилович же от суровых развлечений закалялся душой и телом и становился все менее чувствительным к побоям. Соотвецтвенно, и желание ево вернуть своим друзям долги тоже угасало как пламя свечки под перевернутым стаканом.

Друзьям иногда удавалось все же приподнять этот стакан и дать пламени надежды немного разгореться, но цепкие руки Петра Гавриловича хватали краешек стакана и опускали его обратно.

В конце концов они уже поменялись ролями. Каждую пятницу гражданка Сидорова открывала дверь, чтобы ее вновь не выносили, уходила в ванную. Петр Гаврилович наебенивался воткой для анестезии и ждал своих друзей у порога. Получив первых пиздюлей, он отрубалса уже чисто автоматически. Друзьям ничево не оставалось делать, как еще по разу пнуть его для профилактики, развернуцца и уйти, чувствуя себя лохами.

Гражданка Сидорова выходила из ванной, выглядывала на лестничную площадку, чтобы удостоверицца, стоит ли закрывать дверь. Потом шла в комнату, укладывала синючего Петра Гавриловича отсыпаца до утра, стирала ему носки и готовила борщ. А Петр Гаврилович просыпался утром, принимал 100 грамм для здоровья, заедал густым, огненно-янтарным борщом и брался за телефон, чтобы позвонить новому другу и попросить немного денег в долг. Ибо пиздюлей он больше не боялся.