Вторая половина ноября. Я, Ильич и Взрослый второй час стоим в зассаной теплой парадной где-то на Ржевке. Я еще ни разу не пробовал чистый героин, а кажется, что им здесь пропахло все. Стены, заплеваный лифт, детский сад на улице, каждое обшарпанное уродливое здание этого чужого для меня района. Допропорядочные жильцы дома не обращали на нас никакого внимания. Все давно привыкли.
Ильич, матерый наркоман под тридцатку с хитрым прищуром маленьких пронзительно серых глаз, спокойно стоял у лифта и молча играл со своим новым телефоном. Взрослый, не вспомнить его имени, в сотый раз судорожно набирал один и тот же номер, без конца курил и тихо матерился.
-Бля, поехали, - больше всего на свете я не люблю ждать.
-Да сейчас все будет! Надо просто подождать, - хрипло выдавил Взрослый.
"Хуй с ним. Все равно делать нечего".
Хлопнула деревянная дверь парадной - к нам поднимался какой-то здоровяк в спортивном костюме с болезненно бледным лицом.
-Вы к "нему"?
-Ага. Не знаешь, где он шарахается?
-Как и всегда, в своих ёбаных автоматах. Хуй дождетесь, парни.
Взрослый тоскливо выругался и снова начал кому-то звонить. Я и Ильич вышли покурить на улицу. Через пару минут Взрослый вышел следом, попросил подождать здесь и свернул за угол.
-Пошли, - Ильич дергает меня за рукав. Мы идем в темном переулке за бутылкой минеральной воды. Взрослый уже стоит около ларька и переминается с ноги на ногу.
Еще один этаж зассанной парадной, но уже в другом доме. Взрослый делит теплый бежевый порошок на три части. Я достаю кредитку и начинаю крошить твердые комочки.
-Ты чо делаешь-то?!, - спрашивает Ильич. - У нас все есть.
-Не, я не буду колоть, парни. Я понюхаю.
-Бля, кайф только переводишь. Давай мы все сделаем.
-Нет. Спасибо, - я смотрю как Взрослый достает из щитовой закоптившийся фурик, видавший виды шприц и какое-то неизвестное мне на тот момент приспособление в виде прозрачной трубочки и тоненькой иголочки на конце.
Я отделяю примерно чеверть грамма и делаю две длиннющие тонкие дороги, сворачиваю десятку и убираю в обе ноздри. Немного жжот. Нераздробленные комочки выпадают обратно, и я вытираю их носовым платком. Остальное отдаю парням. Они стоят пролетом ниже, где светло. Пока Взрослый возится со своими трубочками, Ильич просит меня помочь, и я без труда загоняю мутный раствор с бурым облачком ему в огромную синюю вену. Взгляд Ильича понятно мутнеет. Выражение лица меняется в одну секунду.
У меня в животе становится тепло. Я выдаю пару тихих нервных смешков и медленно "ухожу" к Ильичу.
Взрослый кряхтит и матерится. Вот ничтожный дурак! Исколол себе всю кисть, а попасть никак не может. Ильич пытается ему помочь, а я безучастно стою и меркзо улыбаюсь. Наконец-то они заканчивают, складывают "инвентарь" в щитовую, и мы заходим в лифт. Он медленно ползет вниз, вместе с моим новым героиновым я.

На улице идет снег. Я пытаюсь говорить и есть шоколадку. Ватное тело. Ватные мозги. Надо ехать домой. Или не домой. Или не ехать. Да похуй.
Снег теплый-теплый. Фонари, люди, автобусы. Ни с того ни с сего я нелепо пробежал метров пять и снова почти бесшумно засмеялся. Спешите, люди-глупцы. Я сегодня не спешу никуда.
-Вон наша маршрутка.
-Подожди...те, - я ухожу в тень рекламного баннера около остановки. Блюю. И пусть весь мир подождёт.

Нам с одной пересадкой. Потом прямо по Народной, Славы и почти до дома. Включаю музыку. Пытаюсь держать глаза раскрытыми, и у меня пока получается.
садимся во вторую маршрутку. Парни вперед, а я сзади. Пристоился в угол с компанией каких-то молодых горнолыжников. Глаза закрываются сами собой, и я оказываюсь в своем уютном мирке. Я сплю. Нет. Я не сплю, но вижу дивный сон. Он настолько сложен, что я не берусь его пересказать. Интересно, как я сейчас выгляжу со стороны? Пытаюсь сопротивляться грёзам, но в безуспешных попытках зацепиться в реальности, натягиваю на самые глаза шапку и прислоняюсь щекой к исписанному морозом стеклу автобуса.