Два месяца назад меня уволили с последней работы. Последней – потому что я надеюсь с этих пор посвятить себя не «работе», которая от слова «раб», а занятиям, которые от слова… Бог его знает, от какого они слова, но я хочу делать то, что я умею и люблю. И надеюсь, что мои знания окажутся людям настолько полезны, что они не откажутся обеспечивать меня маленьким постоянным доходом. А пока  строю планы и потихоньку тружусь над сбычей мечт, у меня вдруг, первый раз за многие-многие годы, образовалось совершенно свободное время. Пока что я никому не нужна, и никому ничего не должна. Я не имею никаких тылов и уж тем более никакой уверенности в завтрашнем дне.

И мне кажется, это прекрасно.

Сегодня утром светило солнце, было тепло. Не знаю, сколько градусов – термометр я уронила с четвёртого этажа два года назад, когда мыла окна. Но гулять с собаками я вышла в балетках и спортивной кофте, и чувствовала себя в окружающей атмосфере охуительно, наверное, как плод в околоплодных водах. Не горячо и не холодно, самое оно.

Я проснулась не поздно, в двенадцатом часу. Полежала на кровати, прислушиваясь к себе. Нигде не болело, я выспалась, и прятаться от мира под одеяло совсем не хотелось. Потягиваясь и стуча когтями по скрипучему полу, подошли собаки. Почесала собак. Гулять они ещё не очень хотели – ночью мы выходили поздно. Откинула одеяло, критически осмотрела собственные ноги. На левой коленке, как обычно, синяки – кажется, в последний раз я долбанулась о раковину, когда вылезала из чужой ванны. Собственной ванны у меня нет уже месяц, точнее, ванна есть – мыться в ней нельзя. А левой ноге вечно не везёт, то я её подверну, то расцарапаю.
Сунула ноги в тапочки. Обычно я хожу босиком, но сейчас весь пол в цементной пыли. Пошла на кухню умываться. Чистя зубы над круглой стальной мойкой почему-то вспомнила с уроков испанского «me lavo, me afeito». А я вот нихуя не бреюсь, и правильно, что я, мужик что ли, каждое утро бриться.

Завтракать было нечем, и я пошла гулять. В парке через улицу народу было мало, всё-таки, будний день. На лавочке болтала с подружкой хозяйка пуделя Джефри, очаровательная дама средних лет, что-то такое от «Миссис Харрис едет в Париж». Всех собачьих владельцев я знаю в лицо, а по имени – только животных. Джеффри радостно обнюхался с моими собаками и снова прилёг у ног хозяйки. Мы пошли дальше, к пруду.

Позапрошлой осенью буря повалила над прудом старую липу, потом садовники подравняли обломок – получился большой уютный пень, черный и широкий. Я села на пень и сняла тапки. Тёплый ветер приятно гладил босые ноги. Младшая собака залезла в воду по грудь, фыркала и ловила носом мелкую рябь. Старший подошёл ко мне, прижался лохматым боком, посмотрел на это безобразие неодобрительно. Он не любит водные процедуры.

Нагулявшись, я отвела собак домой. Чем ещё мне заняться?

Оглянулась вокруг. Дом пребывает в такой раздрае, что не то что браться – даже думать о том, чтобы взяться за наведение порядка страшно. Неделю назад закончился ремонт в туалете и ванной, то есть, как закончился. Рабочие сказали, что хотят за исполнение моих ебанутых идей больше, чем говорили сначала. А я сказала, что, в таком случае, нам стоит расстаться друзьями. Не то, что мне жалко денег, хотя они лишними не бывают. Просто не люблю, когда мужчины торгуются.

В результате половина ванны у меня красиво отделена собственными руками, а, чтобы закончить вторую половину, на руках сперва должны зажить ссадины и мозоли. В коридоре свалены в беспорядке осколки плитки и мешки с затиркой, тут же окаменевшие шпатели и вёдра с застывшим плиточным клеем. Что-то мне было нужно, вспоминаю я смутно. Ах да, я хотела купить сверло. Двенадцать тридцать семь, самое время отправиться за сверлом.
В подъезде под лестницей меня ждёт велосипед. Может быть, он не такой модный, как у молодого соседа с первого этажа, зато у моего есть удобная корзинка перед рулём, и ещё я с него упала всего пару раз. Я повязываю на голову зелёную косынку – постричься надо уже давно, да вот, всё как-то времени не находится.

Во дворе мне приветливо машет охранник.
- На прогулку?
- Да так, за покупками съезжу.
Двор почти пустой, соседские Мерседесы и Феррари разъехались по своим особо важным делам. Я не торопясь кручу педали, объезжаю шлагбаумы и лежачих полицейских. В нашем дворе всё очень цивильно, автомобилисты старательно борются сами с собой.

В строительном магазине мальчик смотрит на меня, как на ненормальную, когда я прошу сверло по дереву на 25, зато вот в гастрономе мне рады. Этот магазин работает, сколько я себя помню – а помню я себя лет двадцать. И продавщицы в нём одни и те же, и время их как будто не касается. Те же чистые голубые фартуки, приветливые лица.
- Сегодня для ваших собак отличные кости!
- Давайте же их сюда скорее два килограмма!
- А вот ваша любимая ливерная колбаса, только сегодня привезли, свежайшая!
- Да, хочу вот эту палочку!
- Сосиски будете?
- Нет, сосиски чересчур. Давайте фарша лучше говяжьего.
- Голубцы будете делать?
- Пожалуй, макароны по-флотски.
- Приятного вам аппетита!
- Спасибо, хорошего дня!

Во фруктовой лавке у Гели, красивой, словно гурия из стихов Хафиза, покупаю египетскую клубнику. Напротив, у неприветливой Лены, которая похожа на домовёнка Кузю – бутылку молока. Подумав, я делаю круг и заезжаю в «Горячую выпечку» на Карповке. Усатый дядя работает в этом окне под зелёной крышей тоже лет пятнадцать, как минимум, ещё в школе мы бегали сюда за сосисками в тесте. Ни сам он, ни его чудесные пирожки не изменились за это время. Я беру булочку с корицей и плюшку с ягодами, обсыпанную сахарной пудрой. Каждая по 13 рублей. Ни в знаменитой кондитерской в Белене, на Португальском побережье, ни в старейшей кондитерской Неаполя не делают таких вкусных булочек, как на Карповке по 13 рублей.

Я возвращаюсь домой, вытаскиваю на балкон табуретку. Из клубники и молока шейкер делает замечательный коктейль, я запиваю им булочки и любуюсь на пустой двор внизу. На мгновение я ощущаю укол лёгкого беспокойства. Как же так, ведь все эти люди, на лексусах и поршах, уехали куда-то. Наверное, у них есть какие-то важные занятия, которые делают их счастливыми. Которые важны для них и по каким-то причинам они находят необходимым ими заниматься в такой солнечный и тёплый день. А я, безработная и незамужняя, счастливая обладательница велосипеда и двух дворняг, сижу на балконе своей разгромленной, будто после взрыва, квартиры, треска булочки и думаю, что мир совершенен. Может быть, всё не так, и я заблуждаюсь? Может быть, надо бежать, скорей, что-то срочно делать, устроиться снова в офис, делать карьеру… Может быть, всё что я задумала осуществить, все мои планы – полная ерунда, и никогда ничего из этих глупостей не получится.

Может быть, я не могу выложить сама десять метров мозаичной плитки, просверлить дырку диаметром два с половиной сантиметра. Может быть, у меня никогда не получится зарабатывать на жизнь головой, а не жопой. Может быть, мои идеи никому не нужны, и всё, что я хочу сказать миру – никому не упёрлось в хуй. Может быть, никогда ничего не получится, и я погибну в собственной квартире под грудой хлама и недоделанных стен, и собаки будут потихоньку обгрызать меня, начав, предположим, с пальцев ног.

Но коктейль из клубники с молоком слишком вкусный, а булочка с корицей – чересчур ароматная, чтобы грустные мысли могли завладеть мной всерьёз.

Позавтракав, я сажусь за компьютер и тихонько пишу. Излагаю, компоную, подбираю слова. Стараюсь поставить себя на место читателя, думаю, что ему может пригодиться, что нет. Мне приятно ощущать себя полезной, хотя пока что эта польза совершенно абстрактна, и непонятно вообще, увидит ли когда-нибудь все мои старания кто-нибудь, кроме кошки, которая тоже вот, задремала под жужжанье ноутбука.

Ремонт, а вернее, разгром, занял всё пространство моей квартиры, не оставив мне ни стола, ни стула. Я пишу, забравшись с ногами на кровать, время от времени меняя позу, когда у меня затекает спина.

Капают минуты в углу экрана, окно аськи лаконично сообщает мне о жизни других людей: тот пришёл, этот вышел, она – просит не беспокоить. Мои друзья и бывшие коллеги сидят на работах, вот, сейчас наступит шесть вечера и контакт-лист потихоньку опустеет. А ночью снова оживёт, бессонными любителями чатов и адептами вялотекущего алкоголизма.

- Что ты там делаешь? – спросит меня контакт, которого я видела, кажется, последний раз в прошлом году.
- Лежу на кровати.
- На той самой кровати?
- Конечно, на какой же ещё.
С этой кроватью меня и его связывают воспоминания, когда-то жгучие, больные. Сейчас – смешные, нежные.
- Здорово тогда было.
- Ага.
- Волшебство?
- Волшебство.
Помолчит, поперебирает статусы.
- Ну, я домой поехал. Прощевай, - и смайлик пришлёт, *KISSING*
- Пока, - и я ему что-нибудь, в ответ.

Закрою окно сообщений, схожу, сварю кофе. И снова на кровать, к своим проектам. Собаки кружат, словно акулы у плота со спасшимися от кораблекрушения. Кладут на покрывало усатые морды, трутся боками. Почешу собак – и снова пишу. Подбираю слова, придумываю. Гадаю: получится – не получится? Выйдет – не выйдет? Радуюсь сама себе.

А к ночи крыша начинает ехать понемножечку. С наступлением темноты сомнения обступают плотнее, откуда-то берётся тоска и тревожность. Я бессмысленно прохожусь по почтовым ящикам, страницам сообщений. Нет, никто мне не пишет, я по-прежнему никому не нужна и ничего не должна. Сумерки чётче обрисовывают бардак в доме, ещё яснее – неразбериху в моей голове и в душе. Что, куда, зачем? Ничего не понимаю, да и есть ли, тут, что понимать. Хочется набрать номер, позвонить кому-нибудь, спросить, просто, без задней мысли: «Ну, как ты? Как дела?». А позвонить некому. В аську кому-нибудь ломануться – не ответят. Тишина, собаки сопят под кроватью.

Кровать сама - необъятная, широкая, от края до края едва видать с моей близорукостью. Огромная, как жизнь. И как в ней обуютиться – непонятно.