- Мальчики, не надо грязи, вы же не рейнджеры сраные, а самцы козырные – тихо и медленно, как душевнобольным, выговаривала она им, - да, мне пора спариваться, я залила кровью 10га, но это не повод сбегаться со всей округи, засовывать носопырки мне под хвост, устраивать быдляцкие разборки и мордобой. Они смотрели на нее, открыв пасти, слюна текла ручьем и собиралась у передних лап. Шок сделал их похожими на дебилок с синдромом Шерешевского-Тернера.
- Вот дура, ну какая же ты дура. Доколе ты будешь отпугивать потенциальных спермадоноров, доколе я тебя спрашиваю. Так никогда здорового потомства и не заведешь - раздался трескучий голос с нижней ветки стоящего рядом дуба. Волки дружно задрали бошки наверх и с ужасом посмотрели на щелкающего клювом дятла.
- Заглохни зануда, на хрен мне щенки, что я ними делать-то буду, арифметике на костях невинно убиенных зайцев учить, а «Азбуку» ты им на пеньке выдолбишь - она внимательно смотрела на них, чуть с опаской, но без страха. Красивая, сочная, молодая волчица, заунывно, но внятно говорящая по-русски, - «ребятки давайте сделаем вид, что ничего не было, и разойдемся, как путаны и крышующие их менты».
- Злая ты, злая и вредная, детишков бы тебе родить, счастья материнского испытать, небось в той жизни не до этого было, все карьера, да ебэры. Вон, какие кобельки хорошие, крепкие, прямо «кровь с молоком», тьфу ты «шерсть с мясом», да бля «сперма со смаком», да ну нах, запутался совсем. А ты их гонишь, да и не понимают они тебя - нудил дятел, опасливо поднимаясь на ветку выше.
- Если не заткнешься, сожру, вместе с клювом сожру - огрызнулась она, - знаешь ведь, не в словах дело, а в интонации, лично мне не нужны сейчас разборки с двумя здоровыми голодными и продинамлеными хищниками.
- Не сожрешь, ты вегетарианка - злорадно парировал он. Волки зомбированно следили за их дискуссией, синхронно поворачивая головы.
- Ну, даже если и так, уйду от тебя моралиста припадочного, и даже хромая глухая лиса с бельмом на оба глаза схавает тебя в секунду – устало сказала она.
- Не бросишь ты меня, шельма мохнатая, кто тебе будет оладушки-пирожки у бабок по деревням тырить – привел контрольный аргумент в конец охреневший дятел.
- Ладно, проехали, че с самцами будем делать, отваживать по старой схеме, у них ведь инстинкт размножения сейчас превыше самосохранения? – озабоченно спросила волчица.
- Ага, стервь ты беспринципная, сделай еще парочку чистокровных волчар импотентами бесплодными, обреченными на позор и забвение.
Глубоко вздохнув и набрав в легкие побольше воздуха она проникновенно запела, многозначительно подвывая фразу «Голубая луна, ГОЛУБАЯ…». Волки присели, прижав уши, потом с сомнением посмотрели друг на друга, подобрали слюни и рванули в разные стороны, мечтая стереть из памяти весь этот кошмар про волчицу говорящую с дятлом.
В глубине ее желтых глаз светилось щемящее одиночество, которое заставляло выть на луну, забывая о безопасности и главном законе волка-одиночки «утухни плесень пока свои не порвали». Пела она преимущественно песни Цоя и Бутусова, сводя с ума  дятла, большого поклонника Юрия Визбора. Она нашла его пару лет назад, когда он был маленьким птенцом, совсем недавно вылупившимся из яйца. Он бегал под деревом, размахивал крыльями и орал, - «я в раю, я умер и попал в рай, аллилуйя», истерику пришлось прервать смачным ударом лапой. С того знаменательного дня они не расставались.
Благодаря нему у нее впервые появилась правдоподобная версия происходящего. Потому как найти здравое объяснение, почему на свет появилась волчица, помнящая свою предыдущую человеческую жизнь, и сохранившая способность говорить было весьма проблематично.
Выстраданная бессонными ночами и жаркими дискуссиями с выклевыванием глаз и затрещинами а-ля «железная лапа»                                                                    версия эта выглядит так: люди умершие внезапно, случайно и нелепо, раньше своего срока, отправляются в тело новорожденной твари ровно на тот срок, что они не дожили до изначально отмеренного им. Видимо ТАМ, не готовы их принять, а может очередь или тупо мест нет.
Ее смерть была похожа на анекдот. Она катастрофически опаздывала на свидание, по дороге, в пробке, пыталась нанести макияж и рисовала стрелки на нижнем веке, когда в жопу ее «Хонде» врезался какой-то придурок. Карандаш проткнул глазное яблоко и вонзился в мозг – внезапная и почти безболезненная смерть. Следующее ее воспоминание: нора, псовая вонь, шерсть, сосок, молоко, счастье. Он умер от короткого замыкания во время занятия сексом с электровагиной, а очнулся, пробивая головой скорлупу яйца, как потом оказалось, в гнезде дятлов.
Очень быстро она поняла, что «Маугли» это не сказка, а пособие по выживанию. Встав на лапы, научившись охотиться и освоив законы волчьей стаи - осознала, что это не для нее и ушла в одиночное плавание. Зверья говорящего, кроме дятла, за годы поиска она не встретила, хотя пройдены были тысячи километров.
- Ладно, долбоеб-профессионал, пошли хавчик искать, - сказала она, игриво виляя хвостом, все-таки сказывалась нервозность ситуации и радость от ее благополучного разрешения, - разрешаю тебе прокатиться на моей шикарной попке.
- Гран мерси, жертва обломанных инстинктов, только блох бы не подхватить с твоей «шикарной» или там вошек каких.
- Нет, ты все-таки  хамло. Ворчливое и нудное. Но как подумаю тебя на перья разобрать и шляпку соорудить, так сразу совесть сука напоминает, что старость надо уважать, ведь в прошлой жизни ты мне в отцы годился. Хотя от такого папика замуж сбегают лет в 18 уже, ты небось из этих, как их - домашних тиранов или может холостяков-женоненавистников.
Она медленно шла, аккуратно ставя лапы и вдыхая ароматы сумеречного леса. Какой все-таки это кайф - жить в гармонии с окружающей средой и собственным телом, кайф которого не дано испытывать двуногим. Дятла потянуло на откровенку. Все-таки нервы не железные, да и возможность появления новых претендентов на создание счастливой волко-дятловой семьи оставалась.
- Ну-ну, не слишком ли бурная фантазия для мохнатки с клыками, хотя был такой грешок. Ебака я знатный был, а вот характером суров, бабы меня любили, но окольцевать ни одна не смогла – в треске его явно прослушивались горделивые нотки, - хотя была одна, хороша чертовка, умна, фигуриста, с гонором (и не надо тут тему гонореи развивать, а то начнешь сейчас «тут пушок, тут пушок, где доктор три-пера нашел»). Взяла дурища и залетела. Только я сразу ее предупредил – мне ни жена, ни ребенок не нать, я еще жизнью насладиться не успел. Сразу ушла после этого, гордая фря, как сейчас помню, звал ее ласково «Инка-училка».
- Инка-училка говоришь, а ну-ка слезь с меня, на пенек вон встань, в глаза смотри – откуда ты родом? – волчица растерянно переминалась с лапы на лапу, отбивая хвостом ритм блокадной симфонии Шостаковича.
- Ты чего зубы скалишь, ишь взбеленилась, ща пена изо рта повалит. Молодой я был, дурной, потом найти хотел, да не смог, так бобылем и прожил. В Хуярике жизнь свою просирал, ты хоть знаешь где это - серость потомственная.
Волчица нервно облизнулась, задрожала всем телом и осторожно, как в замедленном кино села. Всю свою сознательную жизнь искала она кобеля этого поганого, что мать ее обрюхатил и бросил. Сначала искала, чтобы к папе прижаться, потом чтобы рожу лживую в кровь порвать, потом чтобы просто поговорить, понять…Ну и как можно понять человека променявшего обожавшую его женщину на электровагину.
До темноты потом метались по лесу крики - «доча, родненькая, не губи, не бери грех на душу, а если меня ящеркой возродят или еще хуже тарантулом, как разговаривать-то будем, дочааа».