Вримина настают трудные и стаять с разинутым ебальнеком нильзя. Паэтому сийчас, падонак, расскажу тибе как нада баротся за сваи права. Есле каснутся истории, то с ранней юнасти я атличался абастрённым чюством справидливасти и кагда видел, что в мой пластековый стакан налито вотки меньше, чем в саседний, громка требавал долития. Так закалялся мой характер, падгатавливаясь к будущим испытаниям.

Каждый можит аказатся на пути гасударствинной системы или, там, бюракратичиской машины. В тот вечир это был я. Я, как парядачный семьянин, шол дамой, к жине и детям и мне захателась пассать. Если ты выпил поллитра водки и два литра пива, это ниизбежно. Да и с точки зрения межличнастных атнашений, придпачтительно кагда муж, придя дамой, обнимает жину и дитей, а не мчится в сартир, даставая на хаду падтекающий хуй. Паэтому, будучи преличным чиловеком, я свирнул с людной улецы ва двор дома, абнаружил там какую-то будачку и принялся абассывать эту будачку.

На сиридине працесса я пачуствавал лёгкае пахлопывание па пличу. Аказалось, что по свойственной мне рассеянности, я не заметил двух ментов. А они миня заметили. Это были, в принципе, незлые, приятные, люди. Ани разришили мне завиршить сваи дила, паинтерисавались састоянием маиво здаровья, материальным благопалучием, местом праживания. Наверно, не на все их вапросы я атветил правельно, паэтому вскоре приехал уазек, миня астарожно пасадили в ниво и атвизли в атдиление.

В атдилении миня пасадили не в абизьянник, а за какую-то загародку, типа барной стойки. Это, беспесды, гуманно, паскольку у падвыпевших узников не вазникает стресса из-за реской смены апстановки. Наверно паэтому я впалне спакойна саабщил сваи паспартные данные и дажи сделал кое- какие палитичикие заявления, типа бухать и ссать есть ниатъемлимое право гражданина РФ. Бюракратичиская машина ни абратила на маи слава никакова внимания и заполнила какую-то бумашку, каторую мне дали прачитать и падписать. Сначала у миня непалучилось прачитать, но патом я дагадался закрыть адин глаз и осазнал садержимае бумажки. В этом грязном памфлете гаварилось, что я громко ницинзурно выражался, не ариентировался на местнасти, имел ниадекватное павидение и всё это делал бухим в гавно.

Ни слова а том, что я сцал. Но ни это миня вазмутило, а то, что я якобы не ариентировался на местнасти. Это была явная лож и я, как чиловек и гражданин, обьявил что не буду падписывать. Рядавые страители палицейскава государства папытались сламить миня, абьявив, что я буду сидеть у них всю ночь. Их хитрый расчёт, как я понял, строился на том, что через часок другой я паймаю пахмелье, захачу дамой и прагнусь пад систему. Но я придусматрительно пил в тот день без закуски, паэтому и не сабирался предаватся унынию и весило абщался с акружающими. Па прашествию двух часов, бюракратичиская машина прасекла, что так проста миня не взять и адин из ментов ещо раз придлажил падписатся, чтобы не быть атпизжинным.

На придлажение палучить пиздюлей я атветил знаминитой фразой Жириновскова, что у миня мама русская, а атец юрист. От сибя я дабавил, что паэтому миня нельзя пиздить. Мент молчаливо согласился с маими ниаправиржимыми довадами. Я был памилаван, падержан ещё полчаса, для приличия и атпущен на свабоду. Граф Монте-Кристо не ащющал такой радости, аказавшись на свабоде. Патамучта он был в мешке брошен в халоднае, мокрае море. А я вышел на свежий приятный воздух, паддатой как следует, в сорока минутах неспешной ходьбы ат дома.

Придя дамой, я рассказал жине, а том что с системой можно и нужно баротся, что судьба димакратии в наших руках. После заснул крепким сном чиловека, выпалнившего свой гражданский долг. Через две нидели мне пришло извещение от службы судебных приставов, что я должин гасударству 100 рублей. Я ахуел. Ведь я ничо ни падписывал, свидетелей никаких небыло, так, палучается, любому чилавеку можно обьявить, что он 100 рублей должин. Полный песдетс.

Так как я большую часть времени прибываю трезвым, то мая гражданская пазиция аслабла. После таво, как извищение пришло ва втарой рас, жина пашла в банк и заплатила, а я не вазражал. Вот так вот система адержала риванш. Но я не сдаюсь и па прежниму ссу на улиццах города. Я свабодный чилавек и ниибёт!