- А что профессор, я уже живее стал, всех живых. Нет сил писать. Как-то это всё смешно. Сегодня я проснулся в два и до девяти лежал на диване, нет, я не сделал зарядку, ничего такого. Я и сейчас писать ничего не хочу. Я делаю это просто так, чтобы чем-то занять себя. Мне плохо профессор. Потому что мне совершенно нечего делать в выходные. Я мог бы поехать к друганам, но и это было бы опять то же самое, что и раньше. Нет, надо думать как жить дальше.
- Вы можете отойти от привычного формата нам не обязательно придерживаться вот такого вот – вы говорите, я говорю, мы с вами говорим, и на нас маски. Вы можете оттянуться, нет, оторваться. Да, я ваш профессор, а вы учитесь у меня жить, да, это правда, но нам и, в первую очередь, вам, не обязательно быть эдаким зомби – говорить что нужно, думать, что нужно. Здесь у нас свобода, у нас во всём свобода. Вы можете расслабиться. Пожалуйста.
- Ах так профессор? Вы Себе это как представляете? Что я буду матом ругаться? Блять, ну хорошо, это помогает, да, но я сейчас, как бы это сказать…
- Чувствуете себя слабаком?
- Блять, да причем здесь это?
- Ну хорошо, что вы ничтожество?
- Блять. От ничтожества слышу. Блять, профессор, ну хуле ж мы тут пиздим? Весь мир умрёт. Мы сами умрём. Все умрут. Все, кто сейчас живут – все умрут. Блять, даже дети малые, и те умрут. Но это я конечно так немного сильно взялся. Пусть слова текут сами. Что вытечет? Да хуй знает. Просто всё не так. Сейчас мой мозг, хотя я считаю, что это моё сердце, сейчас всё моё естество пищит как устрица перед съедением. Профессор, надо чтобы звуки были мелодичны, и мелодия сама собой вывезет – она отправится к своим, в сою страну оленью. Блять, грусти нет, и тоски нет, и пустоты нет, и одиночества. Я пожалуй скажу стихами.

Из всех кого ты знаешь, умрут все.
Из всех, кто знает тебя не умрёт никто.
Надо стремиться к счастию всё равно.
Слабыми были мы.
Слабыми жили мы.
Стали мы силою, но
Всё равно жизнь – гавно.
Сколько на планете зелёных материков?
Вот ты вот, радуешься что здоров,
Радуешься что живешь,
А знаешь ли ты, что всего лишь вошь
Маленькая такая
Может вползти тебе в трусы
В момент зачатия капли росы
И кровь хлещет уже из всех дыр
И выбегает из маминой спальни блять мойдодыр
А души из мясорубок тянутся трубочками мясца
И нужно лишь просто однажды узнать запах
Своего же лица.
Свет от планет
Хрустальной ночью
Льётся на нас
Очень очень
Озабоченных кризисом управляемости машин
Шин
У России кривой аршин
И им только и можно легонечно измерять
Кто блять, а кто вовсе не блять.
Но нельзя страдать!
Господу скажи в службу единственного окошка
Просто лишь что устал немножко
Что жизнь хромоножка
Действует как магнит
На тех, кто рядом бежит
И сливки, льющиеся с потолка
Уже река.
Комары- комарики
На воздушном на шарике
В парике
Носятся пьяные с мыслью о старике
Тоже – у них ведь тоже есть бог
Оглох.
От этих вот блох
У меня есть спасение
Землетрясение
Взноса внесение
В кассу странственных платежей
И я становясь умней
Вношу копеечку эту
И спасаю планету
Каждым стихом
Ни с кем по взаправдашнему не знаком.
Но хохолком
Своим
Лезу непоправимо в кадр
Всегда, когда там динозавр.
Ласточки скоро принесут весну.
На крылышках тонких
Они принесут весну.
Я отхожу ко сну.
Одиночеством вытирая
Грязищу с сапог
Я ничего не смог.
В сущности – продолжения нет.
Останется конечно же
И след
На поверхности мозга
Как картина Босха
Углём написанная на пизде.
Пизда – везде.
Но я просто стукаю по кнопочкам этим
И наивно верю что нужен детям
Пусть пока не своим.
Я –дым.
Счастием засветилась плёнка
Где ты, Алёнка?
Девочка милая, а?
- Очень, очень образно.
- Мы с вами профессор, когда-нибудь это закончим? У меня нет сил жить. Всё, что происходит, совершенно невыносимо. Я очень устал. Я допускаю, что такое состояние. Я очень допускаю, что сам себя извёл, извожу, этим вот образом жизни, таким несмышленым, но меня сейчас прорвало, и пусть это лучше будут буквы, пусть это будет катарсис, но мне просто очень, очень, очень плохо. Я сейчас пишу это, а из меня будто бы несёт водопад, будто бы меня прорвало, и я бегу, очень быстро, вырывая из себя эти слова с мясом, мне очень хочется чтобы мой текст звучал, я просто таки не могу остановиться, я должен реветь, не в смысле плакать, а в смысле рёва, когда ветер вырывает с корнями баобабы, когда его огромная сила реет над планетой и сносит всё живое в плоскость грязного грязного грязного грабежа. Грабят людей – у них отъяли сейчас слякоть, я буду и дальше ещё профессор искать слова, звуки которых своим мелодическим звучанием должны напоминать мне о том, что я жив. Но жизнь невыносима профессор. Вы меня слышите?
- Я тут. Я здесь. Это мазохизм. Но вам сейчас это самое то, что нужно. Вы что, хотите плакать?
-Я бы понял вас, если бы вы заплакали, профессор. Ну побудьте хоть чуточку человеком. А? Что такое? Что в вас такое, что заставляет вас быть чрезмерно строгим, нести маску, что вам так дались эти ваши добропорядочность и опрятность? Спасайте меня, профессор, пожалуйста. А может быть вы и есть бог?
- Я с вами, мой мальчик, я не бросаю вас, и не брошу.
- Как же это всё образуется? Как образуется то, что я так страдаю? Вы поймите – всё, всё что я делаю это потому, что я безмерно страдаю. Что мне жизнь? Кажущаяся милой девочкой, забавой, наслаждением иногда, она имеет очень острые зубы. И когда они впиваются в мясо – это, поверьте, очень больно. Так больно, что волосы, если их рвать изо всех сил, приносят меньшую боль. Я конечно не погибаю, но эта запись – крик растерзываемой антилопы, которую едят живой. Что мне эти ваши попытки успокоить меня? Сейчас я реву. Это рёв раненого медведя, это истошный вопль кабана, у которого капканом оторвало ногу, я испытываю такую боль, что нет никакого обезболивающего, чтобы её унять. Я горю живьем, это и есть страдание. Букв на клавиатуре не хватает, господи. Господи, я допускаю, что есть логика в твоих деяниях, но как мне жить дальше, боженька? Я так уродлив, я так немощен, я так разбит, я растерзан, мне нечего больше любить, я яприношу горе и себе и людям, я сгораю от боли, боженька. Я милый твой раб такой вот странный, такой вот с оголёнными нервами, несчастный, боженька, дай мне капельку твоей вещественной наркоты, чтоб душа перестала болеть, хоть на минутку. Боженька у меня нет сил дальше жить, просто нет сил. Прости меня. Прости меня, Прости меня. Боженька, прости меня. Я жив всё-таки.
- Пока ты звучишь, сын мой, звучи. Я слушаю тебя, сын мой. Прошу тебя, не останавливайся и не прекращай.
- Боже, боже, справедливый и милый, добренький боже. Для чего ты создал меня страждущим и несчастным? Боженька, неужели в прошлых жизнях я напакостил так, что боль не оставляет меня в этой жизни ни на минуту? Я грешен, я ужасен, я страшен, я окровавленная струя твоя, боженька, я просто рвусь и я реву весь разорванный на куски. Боженька, спаси меня, боженька, дай мне сил, дай мне дорогу, я пойду по ней, но я не могу так более, господи. Не могу. Не могу. Не могу. Не могу. Я умираю. Боженька, прости меня. Это сумасшествие. Господи, я горю в аду уже сейчас, при жизни, что же будет после смерти? Боженька, я глуп, но ты ведь меня сделал таким? Я глуп, и совершаю постоянно ошибки и за них плачу еще большей болью, боженька, я просто горю весь в огне. Боль, боль, это невыносимо.
- Я слышал твои слова. Ты сошел с ума. Ты сойдёшь с ума и этим я спасу тебя. Ты станешь блаженным дурачком и не будешь чувствовать боли.
- Нет, боженька, нет, не делай меня дурачком, пожалуйста, не делай. Лучще я умру как нормальный человек. Лучще уж я буду чувствовать боль, но не делай меня дурачком.
Светлые лучи.
Светлые лучи прямо с неба несли освещение земляным жителям, и жизни их продолжались.
Господи, да что я такое говорю. Я в бреду. Это бред наяву. Но кто виноват? Я? Или кто-то еще? Я не знаю. Господи, прости меня.

О красоте, о красоте
Забудь мой мальчик в темноте
Ты вознесись на небо к свету
И ты спасешь собой планету.

О чистоте, о чистоте,
Забудь мой мальчик в пустоте
Ты заполняй собою небо
И дашь планете много хлеба.

О правоте, о правоте
Забудь мой мальчике в наготе
Одень себя в одежды Бога
И это будет всем подмога.

- Я профессор, схожу с ума?
- Да что вы, со всеми бывает. Просто так получилось.