Стропальщиком работал у меня зэк бывший. Не это удивительно, довелось мне бригадами сидельцев с колами чуть не за взятие хавала на заводе «Путь Ильича» заправлять. Этот тихий был, как все бытовушные убивцы – жену порешил и хахаля ёйного. Курил он в ладошку и поведал историю про Бессмертного зэка. 

В анамнезе мать, пившая тройной и шипр до беременности, во время беременности и при кормлении. Что пил папа – осталось загадкой, куда он делся тоже. История сама по себе интересная, но для ростовской уркаганской глубинки обычная. Паренёк уходя в армию наказал своей ненаглядной ждать его. Правда она ему приходилась двоюродной сестрой, но как-то внимания на это не обращали. Вернулся – она беременная и живёт со своим же дядей. Только беременная от другого дяди, он как раз в город на заработки уехал и пропал. Ну, племянник с дядей подрались, ей при этом тоже прилетело, поэтому роды прошли сильно раньше. Встречали её оба с заживающими хлебалами, но верна она осталась молодому. Ну, как, верна, типа того, короче дяде тоже перепадало и не одному. А померла глупо – подцепила от лесорубов мандавошек. Казалось бы фигня, но применив дихлофос против насекомых, получила заражение и гангрену, фершел ничего сделать не успел. Так маленький Петя осиротел в три года. Отчим тоже ласты склеил через десять лет, из наследства оставив только дом-развалюху и приметную фамилию. Петя Чикатилов закончил в интернате начальную школу, куда ходил каждую неделю 25 км, после чего к учению охладел. Как-то появлялись из района тётки, хотели его в детдом забрать, так он в копне спрятался. Так и жил.

Желания были по-человечески простые – вкусно кушать, много спать и не напрягаться. А приходилось то дрова за харчи рубить, то дачи обносить зимой, то машины грибников. Говоря устами классика – золотые руки парня были заточены под хуй. Однажды по телевизору Петя увидел передачу про тюремный быт. Если бы парень смотрел с начала, то понял – речь шла о европейской образцово-показательной тюряге. Но Петя решил, что речьа о российских кичах, до которых дошел луч демократии. Петя решил получить небольшой срок для отдыха посредством мелкой кражи. Почему так, не в армию? Там же тоже лаской не обойдут и кормёжка регулярная. Потому, что с арифметикой-то всё было в порядке у парня – в армию через год, а тут в малолетку или год пропарят в предвариловке и опять же к пятиразовому питанию. Роковой выбор пал на деревенский сельмаг – традиционный объект вожделений сельских жителей.

Петя оделся поприличней и отправился на свое первое официальное криминальное дело. Сельпо стояло в соседней деревне, 6 километров ходу. В дверях магазина парень столкнулся с местным сторожем. Старик держал в руке двустволку, с примотанным на манер фашистских штыков тесаком и бормотал стих собственного сочинения:

  Я с детства норова предерзкого,
  Виной мои отец и мать,
  Продукт я мира мерзкого,
  Убью всех разом … блядь, блядь, блядь! – подбирал рифму дед, затем вскочил, оглядел дикими глазами всё кругом, увидел Петю, сунул ему ружьё и гаркнул, - сторожи народное добро, я отойду.

Все знали, что замок на магазине сломан. Сняв его, Петя вошёл внутрь, с целью совершить хищение. Три халата из диагонали, пустая касса, перекошенный прилавок и куль железобетонных пряников – воровать было нечего. Набрав пряников и оставив по классике «следы выноса», Петя побрёл в деревню, где угощал всех похищенным, пока баба Нюра не сломала зуб. Вечером того же дня бригада милиционеров ногами вышибла дверь и наполнила собой комнату Петра. Нашли остатки пряников и приметное штыковое ружье, которое Петя решил прихватить - очень оно ему нравилось.

- Вот повезло, - радовался парень, трясясь в УАЗике по дороге в райотдел. Там его встретил добродушный следователь:
- А я думал мы тебя за дачи укатаем, - ласково начал он, а затем вскричал, - Грабил? Убивал? Насиловал? Подписывай быстро!

Петя охотно подписал протокол и блаженно прищурился, предвкушая усиленное пятиразовое питание в тюрьме и интеллектуальные беседы о Шопенгауэре и Кафке в компании эрудированных  сокамерников. Петя ликовал, его план сработал! Через несколько дней Петя переступил порог областного следственного изолятора. Камера была поменьше, чем в телевизоре и пахла находящимися там людьми. Недобрые взгляды уперлись в  Петра.

- Мне положено пятиразовое питание! – нарушил тишину новенький.
- Положено, значит, получишь, - ответил самый небритый и почесал набухающие гениталии, - чистый белок, гарантирую. За что взяли? 
- Пустяк… пряники, - засмеялся мальчишка.
- Ч-ч-ч-икатилов, - испуганно попятились сидельцы, вжимаясь в серые тюремные стены.

К этому времени вся тюрьма обсуждала страшное злодеяние  – убийство и последующее жесткое изнасилование двух кассиров и грузчика сельмага. Три трупа были изуродованы до неузнаваемости и закопаны за сельмагом в навозе. Каждому в анальный проход были затолканы по четыре пряника. Убийство произошло как раз тем самым штыком от памятного ружья. При этом хилый с виду мальчишка цинично требовал у следователей питания, после чего, его стали кормить отдельно из ментовской столовки. Это окончательно добило сокамерников, они таких беспредельщиков ещё не видели.

Между тем жизнь Петра в камере преобразилась. Ему выделили козырную шконку у зарешеченного окна и предоставили все, о чем тот даже не мечтал. Кроме ментовских харчей, было курево, чефир, порнокарты и туалетная бумага. Жизнь удалась, казалось бывшему Петру, а ныне авторитетному арестанту Чикатиле, но через год суд решил ее прервать на Колыме, дав ему вышак. Мохнатый год. Колыма. Пурга.

Петр никогда не писал стихов. Это был единственный плюс в его биографии. Но сейчас, когда он находился в камере ВМН (высшей меры наказания), ему хотелось оставить о себе память, хотелось много писать и часто публиковаться. К сожалению, письменных принадлежностей Пете не выдавали. Неожиданно в дверь робко постучали.
- Кто там? – мальчик в полосатой робе отложил авторский рукописный томик тюремно-колхозной прозы «Ебинеевка с женским лицом ».
- Это мы, конвоиры. Вас  вызывает начальник изолятора, - заблеяли снаружи.

Открытая на самом интересном месте книга осталась на столе. Чикатилов знал, что до кабинета начальника он не дойдет – ушлые зэка рассказали как ведут на вышак. Едва выйдя из дверей, он потерял сознание и сильно-сильно ударился головой, крови было, как будто его уже пристрелили. Конвоиры засуетились и бросились в больничку. Как и все капитаны, лагерный доктор был безжалостной сволочью, для которой задушить зека было проще, чем дать таблетку. И дешевле. Но сейчас что-то шевельнулось в душе капитана, он почувствовал, как тает его каменное сердце и наворачиваются слёзы.

- Лепила, - нахмурился глядя на Петю майор из начальства, - помажь его зелёнкой и давай на рубеж.
- А вот хуй тебе в рыло! Осужденный явно болен и приговор придется отложить до полного его излечения, - упёрся первый раз в жизни дохтур, - закон есть закон. Только пусть в камере лечится, у меня в лазарете десять урок с туберкулёзом, некуда положить. В принципе ничего серьёзного – шишка, рассечение, скобы наложу и лёгкое сотрясение, через неделю оклемается.

Петр очнулся в камере, ощупал голову и понял, что пуля вошла в лоб и вышла в затылке. Он готов был поклясться, что даже осколки черепа нащупал и пальцы были липкими от мозгов. Так вот значит какой он – загробный мир, решил он и снова открыл томик тюремной прозы. Правда через неделю его пытались снова куда-то отвести, но удивительным образом Петя опять потерял сознание и очнулся в камере. Так он понял, что попал в ад, где наказание ему постоянные расстрелы. Майор ругался с каждым разом сильнее, но доктор оставался непреклонным. Даже в Москву жаловался, оттуда приезжала комиссия, поглядеть на феномен, похвалили за демократизм дохтура, а майору сделали выговор. Все попытки расстрелять после лечения закончились неудачей и членовредительством, несмотря, что Петю заворачивали в одеяла, устилали пол коврами – находился буквально пятачок, разбивавший зэка в дребезги. Со временем попытки стали реже, начальник тюрьмы наблюдая эту мистику сошёл сума и застрелился. Дохтур написал по этому случаю докторскую и стал основателем модной в Подмосковье Первой Церкви Бессмертных.

Все следующие годы Петя считал, что живет в загробном мире и удивлялся насколько ад похож на мир живых. Те же уставшие рожи, та же холодная еда и одежда. Умер он в 30 лет с блаженной улыбкой на устах, так и не узнав никогда, что посмертно реабилитирован – на смертном одре в тройном убийстве признался ночной сторож сельмага. Петя похоронен в безымянной могиле во дворе колымской тюрьмы с эпитафией по-латыни, выбитой на средства доктора. Могилу зэки показывают новичкам и шепотом пересказывают легенду. Считается, если в Рождество коснуться правого угла могилы затылком, то пуля тебя не возьмёт.