1982 год. Колыма. Камера ВМН.

Конвоир приказал Кресту остановиться у выкрашенной в ядовито-зелёный цвет двери. Над смотровым глазком выделялись три огромные трафаретные бледно-серые буквы – ВМН. Не каждый знает, что означает эта аббревиатура. Впрочем, зачем ее знать каждому? Пусть о ней помнят те, за кем эта дверь закрылась навсегда. Высшая Мера Наказания. В истории человечества эта мера была разной. Да и сейчас она в каждой стране своя – одни сгорают на электрическом стуле, другие умирают в судорогах с петлей на шее, третьих забивают камнями. Для Креста же эти три зловещих буквы означали – расстрел.
О чем думает человек, переступивший порог камеры для смертников? Мысли многих так и остаются тайной за семью печатями. Но иногда на свободу прорывается крик души, голос отчаяния, попытка переосмысления своей жизни.
Крест никогда раньше не писал стихов. Даже в юности, когда до беспамятства влюбился в веснушчатую девчонку из соседнего подъезда. Впервые переложить свои путаные мысли на рифму ему удалось за дверью камеры ВМН. Начало было предельно откровенным:

Я искал небесную дорогу
Я искал счастливую звезду.
Только в путь не взял с собою Бога…
Взял я черта на свою беду.

Удивляло Крестинского то, что он по началу совершенно не испытывал страха перед смертью. В случившемся заключенный винил только себя и не искал никаких оправданий. Через некоторое время в его тетради появились следующие строки:

Нет, ни в кого не брошу камень,
Скажу спасибо палачу.
Своей рукой гашу я пламя
И по счетам сполна плачу…

«Чего добился я в этой жизни? – думал он по ночам. – Какой след оставил после себя? Для чего я вообще появился на этот свет? Чтобы делал, если бы мне сейчас предложили: «Начни с нуля»? Вывалил бы на стол перед следователем всё, что припрятал? Стал бы честно трудиться? Не лги себе, Крест! Ты можешь обмануть следователя, судью, хозяина тюрьмы, кума. Но! Себя ты никогда не обманешь. Освободи тебя сейчас, и ты снова возьмешься за свое ремесло. Скольких людей ты встречал на своем жизненном пути, которые, отсидев громадные срока, да еще и не по одному разу, вновь и вновь возвращались на прежнюю тропу, чтобы снова поспорить с судьбой и попытать счастья.»

Кто тот наивный человек, назвавший тюрьмы и лагеря исправительными учреждениями? Не зря народная мудрость гласит: горбатого могила исправит. Из последних скупщиков золотого песка у Креста был ингуш Мусса. Тот три года просидел в камере смертников, после чего ему заменили ВМН на лишение свободы. То ли справедливость восторжествовала, то ли Фемида приоткрыла на миг глаза, чтобы взглянуть, сколько денег положили на одну из чаш её весов, но Мусса уже через пять лет снова снаряжал курьера на материк. Некоторые перевозчики умудрялись вывезти на себе до двадцати килограммов золотого песка. Никто не знал, откуда старый ингуш берет столько золота, но работать с ним мечтал любой курьер. С ним за одну поездку можно было заработать столько денег, сколько с другими не заработаешь и за год. Еще долго вспоминали Муссу собратья по ремеслу, когда тот ушёл навсегда. Он так и не умер своей смертью, сгинул за дверью с надписью ВМН.


Чем дольше находился Крест за тёмно-зелёной дверью, тем путанее становились его мысли. Иногда сутки напролёт предавался воспоминаниям о детстве – вот он шагает с мамой в гости к бабушке, вот соседский кот трётся о его ногу, вот маленький Петя стоит в углу на коленях – папа наказал за разбитое стекло…
Внезапно картина сменялась сценами из взрослой жизни. Скамья подсудимых, молоденький конвоир больно ударивший по рёбрам, драка в камере…
А сколько раз мысленно Крестинский с рюкзаком на спине снова прошёл по таёжным тропам, сколько золотого песка всыпал в специальные пояса для курьеров, сколько в его руках побывало алмазов…

Но о чём бы не думал Крест, всегда его мысли возвращались к Алке Трофимовой.

«Где ты сейчас, моя любовь? – мысленно обращался он к возлюбленной. – О чем и о ком думаешь? Милая моя, как я теперь жалею: зачем втянул тебя в этот дьявольский промысел? Разве теперь заменят золотые россыпи свободу? Прости меня, любимая. Я и на том свете буду всегда помнить о тебе. Никогда не забуду твои нежные руки и бездонные синие глаза. Ты навсегда останешься в моей памяти ясным солнцем и безоблачным небом. Когда меня поведут на казнь, я буду думать только о тебе, буду мысленно произносить твое имя. Ну и пусть меня убьют. Пусть. Рано или поздно все равно мы все умрем, но зато в моей жизни была ты – Алка. Нет у меня роднее и ближе человека. Где найти слова, чтобы выразить мои истинные чувства? Как жаль, что я не поэт. Хотя для тебя, родная, пытаюсь писать стихами. Строго не суди, до Александра Сергеевича мне далеко. Целую тебя, моя прелесть. Целую каждый твой пальчик, сердце останавливается, когда вспоминаю запах твоего тела… Ты знаешь, любимая, иногда по ночам прямо явно ощущаю на лице нежные и такие ласковые волосы. Как же я хочу сейчас обнять тебя, взять на руки и нести долго-долго. Помнишь нашу березу, которую мы прозвали девственницей? Алка, какие мы были дураки. Мы всерьез относились к ней, как к человеку. Помнишь? Мы даже стеснялись ее. Она подглядывала за нашей любовью. Если ты когда-нибудь свидишься с ней, передавай ей от меня привет. Она еще долго будет жить, и переживет нас с тобой, если, конечно, какая-нибудь сволочь не повалит на дрова. Хотя вряд ли – слишком глубоко в тайге она поселилась. Аллочка, ты помнишь все? Уверен, что когда-то у тебя настанет достойная жизнь. Освободишься, живи двумя жизнями – и за себя, и за меня. Не жалей, любовь моя, о том, что было, думай о том, что осталось. Скажу тебе откровенно, я не боюсь смерти. Только вот обидно умирать за какие-то погремушки. Когда-то где-то в юности прочитал: «Люди гибнут за металл!» Это про меня…»

В последнее время Креста всё чаще и чаще начинали обуревать мысли о несправедливости его наказания.
«Но почему? Почему нужно расстреливать людей за какой-то золотой песок, за камни, которые дала нам природа.
Алка, я никого не убил, но почему же должен отдать свою жизнь? В конце-концов это несправедливо. Я сидел под следствием в камере с убийцами. Им дают восемь, десять, двенадцать, редко пятнадцать лет лишения свободы. Они выйдут на свободу и снова кого-то могут убить. Но я-то никого не убивал. Почему должен умереть? Если бы ты сейчас слышала меня, наверное, спросила бы: «Запаниковал, дорогой?». Нет, Алла, я не паникую. Просто не могу понять, почему государство отбирает у меня жизнь? На каком основании? Ведь сказано же: не убий! Или нашему государству класть на заповеди? Стоп! Но ведь и я не придерживался этих заповедей. Сказано и другое: не укради! Я легкомысленно пропускал божьи слова мимо ушей. Чего ж я теперь хочу? Справедливости? Хитро, гражданин Крестинский. Справедливости не бывает с одного боку. Хочешь справедливости? Поступай справедливо всегда, везде и во всем. Тогда и станет всё на свои места. Пусть не ищет праведного суда тот, кто сам заповедям не следовал. Не может быть судьба к тебе благосклонной, если ты сам грешил на каждом шагу. Поделом, тебе Крест, поделом!
Кто я вообще в этом мире? Песчинка. Золотая ли? Нет, просто песчинка или даже пылинка на теле громадной планеты. Земля – это планета? Или это моя могила? Почему она названа людьми одним словом? И планета, несущаяся сквозь звезды и грядка, на которой растет легкомысленный овощ состоящий на девяносто процентов из воды? Почему?
Я, наверное, схожу с ума. Я не хочу умирать, Алка! Не хочу! Но даже не попав сюда, в камеру для лиц приговоренных к ВМН, все равно пришлось бы расставаться с жизнью. Или, ты скажешь, это другой случай? Ту смерть назвали бы естественной. А какой смертью умру я? Если разобраться она тоже естественная. Закономерный итог моих деяний.
Господи, дай мне разум, разобраться в этом. Что будет со мной после выстрела палача? Неужели мое сознание больше не вспыхнет очередной мыслью? Неужели после моей смерти все рухнет? Сколько людей ушло до меня? Сгорели заживо на костре, были обезглавлены или четвертованы, корчились на колу. Одних люди помнят по сей день, других - забыли уже на следующее утро. Палачи казнили людей не только за воровство, некоторых - даже за слово. За что убили Христа? За то, что кому-то не понравились его высказывания? И он знал, что его убьют. А ты? Крест, ты же тоже знал, что тебя казнят. Врешь! Не знал. Вернее не хотел в это верить. Надеялся, что тебя никогда не поймают, и ты будешь наслаждаться жизнью до… До чего? До конца? Ну, брат, так ты до конца и наслаждался. До своего конца. Ты сам избрал этот путь. Ты своими действиями и поступками подписал заранее себе приговор. Только озвучили его другие. Чего же ты сейчас хочешь? Ничего я не хочу. Ничего!», - Крест неожиданно заплакал и только после этого сообразил, что говорит сам с собой.
Вечером он сделал последнюю запись:

Любил ли я тебя? Не знаю.
И как поверишь мне теперь?
Когда я сам же закрываю
Перед тобой стальную дверь…

О том, чтобы тетрадь передали после казни на волю, он договорился с одним из охранников заранее. Две части записки тоже находились у этого человека.
Дверь отворил усатый седой капитан и тихо сказал:
- Осужденный Крестинский, на выход! Вас вызывает начальник изолятора…
Тетрадь осталась на столе. Крест знал, что до кабинета начальника он не дойдет. Его вели на казнь…