Весь день Иван отсыпался после рейса. Гонял фуру в Тобольск и обратно. Устал как собака. Рейс выдался вполне обычный: те же чепки вдоль трассы, проститутки плечевые и стационарные, толстые, как голодающие шахтёры Белфаста, гаишники с рано осиротевшими детьми… Рутина.

Проснувшись, Иван некоторое время лежал на спине, продляя приятную истому. Ольга ещё не пришла с птичника, да и бог с ней. Сегодня начинаются Святки. Девки с парнями устроят гулянки, гадания разные. Шуточное колядование.
На дворе двадцать первый век, но эти обычаи уходят крайне неохотно. Да люд и не торопится их отпускать. Ибо приятно.

На улице быстро темнело. По телевизору пьяный в ельцинда Мягков шарахался по чужой квартире. Иван рывком сел, сунул ноги в тапки и прошёл в отгороженную заборкой кухню. Сладострастно с подвыванием поссал в ведро, стоящее под рукомойником. Да по хрен, Ольги нет, стал быть, и указывать некому.

Тут же умылся и, растеревшись махровым утиральником, решил перекусить. Порывшись в холодильнике, обнаружил эмалированную миску с горкой жареных пирожков. Прикусил один, удовлетворённо хмыкнул. Годится - с мясом. Посмотрел в обычном загашнике: литровая бутыль водки задорно подмигнула ему из недр шкафа. Ну, что сказать, молодец баба.
Пристроившись в комнате напротив телевизора, Иван налил себе полстакана водки и залпом отправил амброзию внутрь. Затем неторопливо макал пирожки в приготовленный уксусно-горчичный бульон и посмеивался над выходками пьяного докторишки.


Тем временем в соседней хате у Боровиковых, собрались девки. Танька Боровичиха, та ещё бестия, всех и подбила. Собрались, знамо дело, для гадания. Спёрли где-то две бутылки Кагора и одну на пятерых приголубили. Щёчки раскраснелись, глазки-ягодки завысвёркивали. Эхх!

Гадания на картах и зеркалах отмели сразу, как отжившие своё и не актуальные. Вспомнили про воск и обручальное кольцо. И тут Танька всех озадачила.
- Девчата, а чё я знаю…. Мамка сказывала, в старину эдак-то гадали.
И притаилась засранка.

- Как-как? – загомонили товарки.
Танька сделала загадочную мордаху и, давясь от смеха, рассказала. Девки прыскали, давились хохотом, однако слушали сотоварищницу.
Через десять минут на столе появилась ещё одна бутылка всё того же Кагора. Много ли соплюшкам надо? Усугубили и эту.

- Главное, девчата, ловите момент, когда погладит оно вас по попе. Смекайте враз. Ежели тёпленькое да мягонькое, так и суженный будет мягким да обходительным. Ежели твёрдое, то и мужик попадётся с характером. Ну а если жёсткое, колючее да шершавое, то святых выноси, - пьяница попадётся, али еще какой алкоголик. 


А на улице совсем стемнело. Начиналась метель. Иван выпил ещё полстакана, занюхал, прикурил. Побаливал живот. Наверное, не стоило в той ашхане котлеты жрякать. Стопудов из палой кобылы. Пойти нешто к Витьке Боровику в гости? Ольга всё не возвращается. Да ну её. Иван решительно встал и, накинув полушубок, с босой головой вышел на двор, прихватив с собой фонарик. Тут его и скрутило. До туалета не добежать, далеко. Не долго думая Иван опрокинул стоящую у стены дровяника совковую лопату, скинул штаны и дристанул на инструмент мощно, по-советски. Хорошо хоть успел.


Недостроенная сарайка своей дыроватой стеной выходила на улочку. В это время колхозная артерия была обычно оживлена. Не мудрствуя, девчонки скинули трусики и, задрав подолы, выставили свои попки в дыры между досок. Так и встали нарасшопер: вприсядку и жопами наружу.
- Сколь стоять-то? – пискнула Ленка Фисина. - Так ить и «кудряшку» застудить недолго.
- Минут пять постоим, авось не убудем, - хихикнула Танька.


Иван подтёрся рукавицей. Не бог весть что, однако, не ходить же с обдристанной задницей? Встал, заправился и, естественно, обернулся. Вот скажите на милость, для чего мы это делаем? Ну, погадил, смой и ступай себе. Чё за погляды, Эрмитаж что ли? Ан нет! Посмотреть на дело … хмм… рук своих - святое.
Нагадил, конечно, знатно, да жидко как…. Ох, они кобылы мёртвые…
Ладно, надо будет в туалет унести, а лопату об снег пошоркать. Слава богу, хоть эдак успел.

Иван открыл калитку и шагнул на улочку. Взгляд его почти сразу зафиксировал непорядок. А именно - недостроенный дровяник соседа. Но что-то с ним не так. Ступая тихонько, как мышка по свежей пороше, он подошёл ближе и остолбенел. В свете уличного фонаря на него из дыр в стене смотрели своими продольными, как у рептилии, глазами пять задорных задниц.

Иван временно забыл, как дышать. Но, поскольку был он мужик битый и не тупой, тут же вспомнил баушкины байки о гаданиях и прочей святочной ерунде. Осклабившись на манер Фернанделя, мужик так же тихо, по-индейски, спятил назад. Взгляд его наткнулся на веник-голик, стоявший на крылечке для обметания обутков.

Жидкое дерьмо на лопате ещё не успело схватиться и подчерпнулось легко и с удовольствием. Бегом, стараясь не растерять по дороге драгоценную ношу, Иван кинулся к гадалкам. Вот они, шевелятся…
Голик, обильно сдобренный говном дальнобоя, лихо, на манер кисти художника-передвижника, прошёлся по голым попкам. Визг пяти глоток оглушил Ивана, и он опрометью бросился обратно.

Во дворе он быстро уничтожил следы преступления и вошёл в избу. Похохатывая сел за стол. Налил себе ещё с полстакана водки. Откусил жопку пирожка, чтобы, значится, соком лучше пропиталось. Залпом выпил беленькую и закусил.
Из соседской нетопленной бани доносился визг пяти глоток, перемежаемый матом, которому позавидовали бы плотогоны. То девки холоднючей водой отмывали свою недвижимость.
В телевизоре ботаник Мягков ухарски клеил Барбару Брыльску. Начиналась святочная неделя.