Рациями, факсами.
Телефонами,
всегда завязаны мы...
(с) Лабутенко

Пролог.


Я.
Во всем гребанном мире я знаю единственную аксиому - существую лишь я.
Так уж сложилось странным образом, мне неведомым. Я даже не пытаюсь разобраться в вопросе - как это так получилось. Да и незачем в этом разбираться. Ничего нет. Есть один лишь я. Вот такие дела.
Даже больше - мира нет. Нет галактик, планет, Солнца, нет морей и океанов, нет нефтеперерабатывающих заводов и газонокосилок. Нет бумажных книг, карандашей НТ, нет компьютеров, сигарет и пива. Нет почвы под ногами и пучины в океане. Вот только я есть и все.
А все вышеперечисленное и биллион прочих вещей есть сугубо в моей голове.


Ч.1.
- Ну как, собрал игрушки?
Мама просунула голову в приоткрытую дверь. Смешная. Очки съехали на кончик носа, в правой руке книжка, между страниц указательный палец. Шалтай уже знает - раз мама не расстается с книжкой, значит, она интересная. И мама таскает ее за собой всюду: идет на кухню - кладет ее на стол, режет салат, а сама все время в нее поглядывает, будто проверяет, на месте ли. А если в ванную идет, то кладет книжку на стиральную машину. Машина работает, книжка трясется, норовит съехать на край или вообще упасть. Мама купает Шалтая, поливает его из душа, а сама нет-нет, да и скосит глаза на раскрытые страницы, будто проверяет, на месте ли главные герои, не разбежались ли по своим неотложным делам.
- Собрал!
Шалтай быстро запихивает последнюю машину в коробку и ногой задвигает ее под кровать. Он торопится, потому что если отпустить сейчас маму, то вечерней сказки может и не быть - она погрузится с головой в свою книгу, в свои взрослые истории, и будет только твердить: "Да, да, я сейчас, ты ложись", и Шалтай, конечно, ляжет, а потом уснет, так и не дождавшись своей доли историй. Он быстро скидывает одежду и ныряет под одеяло.
Мама гасит люстру, включает настольную лампу, усаживается в кресло. Снимает очки и кладет их сверху на раскрытые страницы. Шалтай понимает, что сегодня будет сказка в стихах, а мама знает их множество, и можно заказать самое-самое любимое.
- Про буксир, - шепчет он и закрывает глаза.
Это обязательное условие - закрыть глаза, но сегодня у Шалтая есть тайна, и теперь очень важно не уснуть, пока не кончится стихотворение.
Он слушает:


..И, когда я плыву
вдоль причала домой,
и закат торопливый
все бежит за кормой,
и мерцает Нева
в серебристом огне,
вдруг я слышу слова,
обращенные мне.
Словно где-то вдали,
собираясь в кружок,
говорят корабли:
— Добрый вечер, дружок.


Голос мамы начинает звенеть, это значит, что то, что она рассказывает, ей самой очень нравится. Шалтай зажмуривается покрепче и представляет, что он сам и есть этот маленький буксир, а мама, конечно, большой лайнер, белый, он видел такой на картинке, и он, буксир, встречает этот огромный корабль, уставший от дальних путешествий, и провожает его к причалу...


**********
Голова у меня есть. Наверное. И вот это все в ней. Голова вроде действительно есть, вот ее можно руками потрогать. За нос себя можно ухватить. Тактильные ощущения будут, и заодно можно проверить стерео моего взгляда. Глаза позакрывать поочереди - раз-два, перемещается вид. Хотя я знаю, с грустью осознаю, что все это - лишь мое воображение. Я это понял давно, наверное во второй миг как начал себя осознавать.
Первое мое осознание произошло, когда мне был, может год, может два - я еще считать не умел, но осознал себя. Меня тогда катили в колясочке, по парку, а я лежал-сидел в ней и смотрел в небо. Жесть, какое это было ощущение - абсолютно чистое голубое небо. Бесконечное. Я прекрасно помню самое первое впечатление в моей жизни. Это было - смесь движения (меня катили в колясочке детской, были в моем осознательном самом раннем детстве такие колясочки, они еще складывались, типа для транспортировки, колесами внутрь. Время было такое - конец семидесятых, воздух пропитан настроениями хиппи, вокруг из совковых динамиков звучит "Мой адрес не дом и не улица", а у кого принимает недозаглушенный Голос Америки - звучат Битлы), и небо. НЕБО. Было типа весно-лета, ибо тоже цвели в парке розы. Я не мог знать что это розы, ибо ничего еще не мог знать, но это были розы.
Я уверен, что осознание меня самого было такое же тогда, как сейчас. То есть 20-30+/-5(10) лет нифига не поменяли - что тогда, что сейчас. Но я отвлекся. Все было и тогда, и сейчас, и всегда - просто смоделировано моим я. Ибо есть только я, все.


Ч.2.


Так тружусь я всегда,
так тружусь и живу,
забываю во сне,
чем я был наяву,
постоянно бегу,
постоянно спешу,
привожу, увожу,
привожу, увожу.
Так тружусь я всегда,
очень мало стою.
То туда, то сюда.
Иногда устаю.


Все остальное моделирует мое я.
Оно может все. Включая офигительный процент неудач. Вообще по жизни, но не суть в этом. А в том, что так и нужно - реальность именно такая, в соотношении 1 к 10, где остальные девять со знаком минус, и минусы там разные по весу. Но так правильно - не все коту масленица, это архиверное и архиправильное соотношение.
Так вот. В моем я и вращаются галактики. Происходит реакция Манту и физический процесс внутреннего сгорания. Мигает аська и вспоминается, где мои сигареты делись. На МКС российский космонавт чинит унитаз. Человеки бухают и трахаются, Download Master качает http://ru.download.nvidia.com/Windows/other/8.04.25_PhysX_WHQL/PhysX_8, которое необходимо для запуска Legend.Hand of God. В моем я еще на Ижевском заводе ОТКируют партию АК-74, которые типа 11 лет назад сняли с производства. На Минском заводе выгоняют новый МТЗ-1025 на площадку, а в Дубаи Махмуд-Али набивает на клаве ноута цифры вэб-мани - перевод бабла в условных зеленых президентах за партию кокса. В моем я парнишка в шортах и картузе грузит сено на тракторный прицеп, вилами. Жара, трактор урчит рядом, ему помогает человек в картузе и в очках бифокальных, на прицепе стоит Митька и Боря, они сено укладывают. За ними на глубине 800 метров подлодка укладывает трал с радиодетонируемыми фугасами (срок годности 150 лет в соленой воде, радиус радиосигнала 20 000 км, площадь поражения - 2 квадратных морских мили, на подлодке российский флаг). Сверху летят два дрозда, они поют песню "По приютам я с детства скитался". В моем я два самолета в 19.20 по МСК чертят навстречу друг другу инверсионные следы, кажется они сейчас столкнутся, но этого не будет - между ними в точке столкновения висит серп Луны, который по-любому сейчас в зоне прямой видимости, несмотря на еще очень высоко задранное Солнце. А Петька откупоривает винище. Ему давно не нужно никуда спешить - он везде успел. Аллилуйя, да пребудет с вами Джа.
Но это все мелочи - мое я даже не особо замечает это все. Оно просто все это есть, а не будет этого, так будет иное. Я, кстати, могу допустить, что есть и другие я. У других. И там все по-другому. Но мне без разницы - я с ними, с другими, никогда не пересекусь. Вообще никогда, ибо любое пересечение я - это всего-лишь изворот моего собственного. Вот так и снова. Плохо в моем я одно - я один. Всё и все остальные - им же и созданные. Мое я создает пиво-водко-вино, если я этого возжелаю, но как положенно - за бабло. А бабло мое я левое не создаёт - оно выполняет свою прогу - заработать. А я с моим я не ссорюсь по этому поводу - все правильно. Давно Эйнштейн создал теорию относительности, мир его праху. Хочешь что-то откуда-то взять - что-то дай взамен. Труд, например. Оплачиваемый. А с ним траблы, с оплачиваемым, но это в моем я. Я своим я доволен - ничего лишнего. Как говорится - жив-здоров, лежу в больнице, сыт по горло - жрать хочу, приезжайте все родные - я вас видеть не хочу. Но это все шутки. Моего я.
Когда-то давно одна женщина полюбила мое я.
Я в принципе не очень и верю в эту любовь, но помню - за окном цветут каштаны. Это начало мая, третий этаж, утро. Может быть ранее, этого я не помню. Помню кофе, типа не суррогат, типа в зернах. Я им питался, кофе, дня по два. Она любила мое я, но я ее, наверно, не любил, ибо смутно помню, почему я вообще видел эти каштаны. Помню ее зеленые джинсы (сказка всех эпох), помню еще ее синее платье. И еще, да, помню - во дворе лавочка, где-то час ночи, я лежу на ее коленях, и мы поём а капелла песню странную, группы "Любэ", где слова "Выйду ночью в поле с конём...". Пою я ее с ней дуэтом, хотя слов не знаю но пою без ошибок, и когда песня заканчивается - нам апплодируют стоя. Как оказалось, мимо шли разные люди - они останавливались и слушали. Их, как оказалось, было человек до десятка. Странное ощущение, мне апплодировали за мое пение. Вот так.
Имени нет у моего я, да и понятие имён оно и выдумало.
Иногда я в гугле ищу слова типа "сублимация", или там "перпендикулярность". Я лично не знаю, что эти слова значат, но мне интересно, что мое я на них придумает сказать. И оно говорит, например, в Википедии. Эт, придумало ж я такое слово. Но ничего. Не хуже чем "субурбан" или "синхрофазотрон". Если они есть, такие слова, значит, так нужно.
Дело все равно не в этом. Я вот все думаю, постукивая пальцами по клаве - когда же всё это закончится?
Когда мое я скажет мне - гуд найт.
Я думаю об этом а оно не говорит.
Наверное когда-нибудь утром скажет. Тогда "гуд найт" не прокатит.
Главное чтобы "гуд монинг" не додумалось сказать.
Жить-то всё-равно хочется.
Даже учитывая, что всё что есть вокруг-да-около - существует сугубо в моем я.


— и тогда поплыву я
к прекрасному сну
мимо синих деревьев
в золотую страну,
из которой еще,
как преданья гласят,
ни один из буксиров
не вернулся назад.


Мама замолкает, потом тихонько встает... и начинается время шалтаевой тайны.
- Мааам, - шепчет он, - а теперь бродяг, ну пожалуйста.
Она все понимает, его умная мама, она даже понимает, как трудно ему было не уснуть, не уплыть в сон вместе с маленьким буксиром. Поэтому она не уходит, а садится на краешек кровати и тихо-тихо поет. Их песню.


Люди идут по свету,
Им, вроде, немного надо:
Была бы прочна палатка,
Да был бы нескучен путь...


Postscriptum:

Это было не трудно...
(с) Лабутенко
--