Возвращению мерзкого Ёбуржского скота Влупердяича и не менее гаццкого падонка Сотоны, посвящаю…

Он рос очкариком, и звали его Лена,
Точнее Лёня, но такой он был чудак.
Что, растирая ляжки хуем до колена,
Не мог он с трусостью расправиться никак.
Его пиздохали на пляже, в школе, дома,
Его чмарили, как последнее гавно.
А он краснел как малолетка от гандона,
И горько плакал на индийское кино.

До аттестата его мама мыла в ванной,
А он потел и вонько пукал от стыда.
Евонный хуй в соединенье с губкой банной,
Вставал как знамя и отчаянно рыдал.
И мама, щёлкая по хую маникюром,
Смеялась, - Лёнька, ты, по-моему, подрос.
А Лёнька слушал бляццкий хохот пьяной дуры,
И в мыслях в суп ебашил медный купорос.

А по ночам, когда квартира засыпала,
Он тайно строил Луноход на чердаке.
А папин хуй сморкался в мамино ебало,
И тени резали гопак на потолке.
Мальчишка рос, своей мечтою окрылённый,
Что вот когда-нибудь, он сядет в луноход.
Подставит ветру жестяные элероны,
И прямо к звёздам с ускореньем ебанёт.

Кометой пламенной промчится, как Гагарин,
Над этой ёбаной грешащею землёй.
И между делом в две руки он блуд хуярил,
От вожделенья подавившися соплёй.
А по утру, когда он шёл привычно в школу,
Его поймали хулиганы за углом.
И не со зла, а просто чисто по приколу,
Состыковали башмаки с его еблом.

И он пошел, как гражданин и как мущщина,
И хулиганов тех в ментовку заложил.
(Ботинком в харю, это разве не причина?)
И главный мент ему работу предложил.
И стал он (хули тута) первым среди равных,
И скоро папа его сел на четвертак.
А сын по улицам в повязках нарукавных,
Ходил пиздатый и красивый как Спартак.

А время шло по жизни перпендикулярно,
И стал не Лёня он, а целый Леонид.
Он гопоту душил ручищею коварной,
ЩелкАл их, походя, как тех лобковых гнид.
Его на рынке знала каждая собака,
И был доступен в кабаках любой порог.
Когда он гордо шёл, потряхивая сракой,
Отождествляя ежедневный свой оброк.

Но тут сгустились тучи кучно над страною,
Пришёл коварный превалирующий враг.
Старуха-мать, встряхнув трусами и мошною,
Слепила бронь сынку. (В писду бы их рейхстаг)
И сын как истинный и ярый комсомолец,
Сказал с апломбом, - не дождешься супостат.
И с колотушкой, ну так ёптать, доброволец!
Взял под охрану местный мясокомбинат.

Ночами душными весь потный от натуги,
Когда хуярил поросёнка на спине.
Он в кулачищи комкал жилистые руки,
И горько плакал о разлучнице-войне.
А дома кушая румяную поджарку,
Портрету Гитлера грозил своей рукой.
И опрокинув за Отчизну рюмку «Старки»,
Рыдал за сгинувших курсантов под Москвой.

Но всё кончается, как деньги или сперма,
И победил народ проклятого врага.
У Леонида в Подмосковье свиноферма,
И справка-липа, «Очень правая нога»
Он так же дрочит, но уже по-македонски,
И так же пукает от страха по ночам.
Он не хотит чтобы чужие злые соски,
Тянули руки за пизду к его харчам.

Он ветеран, а это парни очень круто,
Он точно так же доит мясокомбинат.
В его руках теперь ебуцца нетто с брутто,
Когда бы видел, охуел сам Госкомстат.
И по секрету Лёня метит в депутаты,
Купил ондатру и пальтишко коверкот.
И три рубля из своей маленькой зарплаты,
Старушке маме посылает в Новый год.

Вот так ребята прожил жизнь наш Лена-Лёня,
Простой русак, не ефиопец и не грек.
Когда бы папа знал, то сразу на гандоне,
Нарисовал заборной краской оберег.
Здесь не сужу, мне это братцы не по чину,
Другие шарики кипят в моей крови.

Я рос и вырос, как мне кажется мужчиной.
А пидарасов нам покажут на Ти Ви. 

14.11.08г.