Если вы интересуетесь, я вам когда-нибудь с начала почитаю, — продолжал он. — Тема колоссальная. А вы, смею спросить, что делаете?
Набоков


Я? Я елдак себе чешу.
Пушкин

Действующие лица:

Иван Иванович Иванов, кандидат наук, доцент кафедры (38 лет)
Его хуй (38 лет)
Василий, студент (20 лет)
Ольга, студентка (20 лет)

Место действия: комната в университетской общаге. Время действия: наши дни.





Действие первое


Весна. Комната Ивана Иванова. Она расположена в студенческом общежитии, и поэтому в ней соответствующий тюремно-кухонный запах. Обстановка комнаты бедна: кровать, письменный стол, книжный шкаф, стул, раковина, старый сундук и всё. Потолок осыпается. Обои грязны и ободраны, как помойная кошка. Но бедность обстановки не замечается зрителем: комната содержит много страшных и странных вещей. Шкаф забит старинными книгами, на стенах — репродукции картин Босха, в углу — вообще непонятно что, какая-то загадочная конструкция. На письменном столе размещаются: компьютер, алхимическое оборудование, китайская статуэтка в виде дракона, два канделябра и человеческий череп. За столом, на драном стуле, в состоянии задумчивости сидит Иван Иванович Иванов, кандидат наук и доцент кафедры. Он одет во всё чёрное. Тишина. Постепенно Иванов выходит из состояния отрешённости и начинает говорить.

Иванов
Тому уже прошло шестнадцать лет,
Как я, наивным юным аспирантом,
Решив свою едва начавшуюся жизнь
Всецело посвятить добыче Знанья,
Стал изучать запретные науки.
Пока тупые сверстники мои,
Забив на лекции мудических доцентов
И ёбнутых в конец профессоров,
Читающих отборную хуйню,
Гуляли по таинственным местам,
Откуда приносили гнусный запах
Палёной водки и ублюдочного пива,
А также сифилис и стаи мандавошек, —
Я всё сидел вот в этой комнате своей
И яростно дрочил гранит науки,
Не зная ни веселья, ни бухла,
Ни девственной пизды младой студентки,
Ни даже просто солнечного света…
Затем мудовые сокурсники мои,
Окончив наконец-то обученье,
Рассеялись по жизни кто куда.
Найдя себе обыденную гавань
В каком-нибудь хуёвом офисе, они
Продолжили из юности безмозглой
Выдаивать различных ништяков
Обилье свинское. Они бухали,
Ебли блядей, взрывали косяки,
Играли на компе, втыкали быдлофильмы
В построенных для них кинотеатрах
(Забив на офис длинный толстый хуй);
По-бабьему вися на телефонах,
Они друг с другом шумно обсуждали
Различные явления своих
Пустых и никому не нужных жизней.
Я в это время — продолжал упорно
Штудировать запретное наследье
Огромного количества учёных,
Широкой публике доселе неизвестных,
Но величайших из великих. Тех учёных,
Что проложили тайные пути
(Посильные лишь избранным), на коих
Пытливый ум и несгибаемая воля,
Пройдя немало страшных испытаний,
Овладевают тайной волшебства.
Пока другие, окончательно избрав
Себе своё удобненькое место,
Остепенялись, обрастали ништяками,
Пивными животами и женились
На некрасивых и стервозных самках,
И покупали «Лексусы» себе,
Подержанные быдлом европейским, —
Я постигал изысканные тайны
Соотношений разных элементов,
Их превращений и восстановлений.
Я узнавал искусство составленья
Различных заклинаний — и простых,
И самых сложных, и парадоксальных,
И тех, что кажутся на первый взгляд, навскидку,
И вовсе невозможными. Учился
Варить я зелья, создавать лекарства
И яды жуткие. И управлением погодой
Я в совершенстве полном овладел…
Но впрочем — мне всего не перечислить.
Я насмехался над тупым вещизмом быдла
И, полностью презрев благополучье
Материальное, отдал всего себя
Прогрессу магии. Я совершил немало
Открытий эпохальных, я провёл
Ряд опытов великих. Я достиг
Вершин познанья, и в волшебном мастерстве
Я превзошёл всех магов, мне известных.
И в сём служении магической науке
Я обнаружил упоение своё…

Иванов встаёт, молча прохаживается по комнате. Несколько раз он пытается что-то сказать, но не решается. Лицо его мрачно. Наконец, он продолжает свой рассказ.

Иванов
Но как-то раз, пять лет тому назад,
Когда я школьников учил предмету своему
В гимназии приуниверситетской,
Событие нежданное одно
Похитило покой моей души…
Она была обычной ученицей,
Но для меня своей немыслимой красой
Превосходила женщину любую.
Впервые в жизни я столь яро воспылал
Подобной страстью, обжигающе-запретной.
Количество немыслимое сил
Я тратил на смирение волненья
В течение уроков. А затем,
Вернувшись в университет или в халупу эту,

(обводит рукой свою комнату)

Лил слёзы я и, будто бы в бреду,
Хлестал по нёбу языком своим шершавым,
Твердя без устали заветнейшее имя,
Прекрасное, живое имя — Ольга…
Но о взаимности и речи тут не шло:
Она моей не замечала страсти.
Спустя два года этой жаркой муки
Случилось худшее: гимназию окончив,
Моя любовь взяла и поступила
Прямо на мой сухой и сложный факультет!
О! сколько новых сил мне тратить приходилось,
Чтоб, лекции высокоумные читая
Своим студентам, молодым и глупым,
Не обращать на Ольгу лишнего вниманья,
Не пожирать её, сидящую, своим
Похабным взглядом, не сбиваться с мыслей
Научных, предаваясь грёзам ёбли,
И вдруг, во исступленьи неудержном,
Не вынуть хуй наружу из ширинки
И не приняться прямо здесь его дрочить
На Ольгу, под весёлый дружный смех
И одобрительные возгласы студентов.
Нет, мне, конечно, не составило б труда
Использовать магическую силу
Для тайного внушения любви
Своей желанной Ольге. Но на это
Я не пойду: во-первых, это будет
Весьма самодовольным нарушеньем
Негласных правил чести, принятых среди
Волшебников, — поскольку наша честь
Нам запрещает тратить волшебство
На утоленье низменных желаний;
А во-вторых, и в-главных, я не смог бы
Принять её любовь ко мне, коль знал бы,
Что та любовь — искусственное чувство.
Нет, для меня одна была возможность:
Естественно в себя её влюбить.
Но как мне это сделать — вот загадка!
Я видел, что она гуляет часто
С различным неприятным с виду быдлом.
Отсюда я логично заключил,
Что нравится ей не высокий острый ум,
Не устремлённость к высшим идеалам,
Не сила духа и не творческая воля —
А варварство, агрессия и похоть.
Постигнув это, я тотчас решил
Попробовать себя преобразить
По чертежам подобным. Я купил
Необходимый в этом деле реквизит…
(Иванов подходит к сундуку, открывает его и принимается вытаскивать оттуда вещи.)
Вот, например, костюм — спортивный и китайский,
(вынимает светло-синий спортивный костюм)
А вот кроссовки, что положены к нему.

(Вынимает кроссовки.)

Ну и, конечно, главное — барсетка.
(Очень бережно вынимает барсетку из чёрной кожи и ставит её на письменный стол.)
Какое множество томительных часов
Провёл я перед зеркалом с барсеткой,
Пытаясь постепенно отработать
Повадки гопоты и диалект!
Уже достиг я в этом значимых успехов,
Как вдруг, примерно пару месяцев назад,
Мне нанесён был окончательный удар:
В безлюдном коридоре, как-то утром,
Со всей отчётливостью я улицезрел,
Как Ольгу, эту дивную девицу,
Моей души незаживающую рану,
Студент Василий в уголке зажал
И лобызает смачно, ну а ей
Похабство это очень нравится, как видно.
И данный скорбный случай наконец-то
Открыл глаза мои: я понял — никогда
Мне не добиться Ольгиной любви.
Мы с ней живём в мирах сугубо разных,
Никак не относящихся друг к другу;
И ничего я не могу ей предложить…
Но вывод этот умственный нисколько
Не угасил огня в душе моей:
Я продолжал томиться и страдать
От безысходности любви неразделённой.

Иванов на минуту замолкает. Потом устремляет взгляд куда-то в пустоту и продолжает.

Иванов
Сегодня окончательно решил я
Тоске душевной положить конец.
Я отделю свой разум от страстей,
Или, вернее, страсти от ума.
Обилье чувств, порывы вдохновенья,
Желаний пламя, дух свободной воли,
Всё то, что составляет естество
И движущую силу нашей жизни —
Я отделю одним особым заклинаньем
И помещу… ну, например, в свой хуй.
Затем, помимо страсти, я вложу
В его головку толику ума,
И, наделив елдак волшебной силой,
Я отделю его от тела своего,
Снабжу напутствием — и выпущу на волю.
Пусть он летает, словно лермонтовский демон,
Средь облаков, распугивая птиц,
И утоляет страсти, как захочет.
Себе же я оставлю только разум,
Холодный и бесчувственный. И этим
Смогу вернуться к таинствам науки,
Не поддаваясь уж ветрам земных страстей…
Да, это то, что мне необходимо!
Да будет так! Я начинаю колдовать!..

Иванов становится спиной к зрителю, воздевает руки и начинает читать заклинание. Темнеет, на улице начинается сильная гроза. Под вспышки молний и удары грома Иванов читает заклинание всё быстрее и громче. Ревёт ветер, ливень бьёт в стекло. Иванов читает. Под весь этот шум занавес медленно закрывается.


(Продолжение следует)