Жил-был на свете когда-то бедный кот, которого Бог-Котец благословил котятами щедрее, чем мясом насущным. Сыновья и дочки росли старым котам-родителям на радость и расходились по рукам со свистом. Кто хозяину на радость, а кто и на шапку. Переживали за судьбу дальнейшую деток своих коты-родители. И, потому, если у них спрашивали, не одного ль, случайно, цвета-масти все котята в помете, то отрицательно они бошками мотали. А то ведь как бывает – вначале глядишь-радуешься, человек всех котят пригрел, а через месяц у него уже шуба новая задарма…
И все бы у кота шло хорошо, только один котенок не радовал родительского сердца. Звали его Барсюн. Был ли он от рождения умом обижен, по другой ли какой причине стал придурковат – история умалчивает. Но что лежебока он и ни к какому делу не пригоден, так об этом все соседские коты в один голос говорили. Не помогало тут ни доброе слово кошачье, ни розги. Только он и делал, что бока себе отлеживал, да яйца языком полировал, потому как лапка в кулачок не складывалась.

Подозрения закрались в душу родителя не сразу, а когда скумекал, поздно уже было: Буква М на лбу Барсюна занадто четко видна была. И что родители по глупости своей за скудоумие приняли, оказалось, на самом-то деле, умом недюжинным. Потому и к работе неспособный был. Зато был шибко способен до еды, да ко сну. 
Иногда Барсюн, чтобы время убить, наигрывал на балалайке трехструнной, да так, что родители нарадоваться не могли, что учителя музыки у него не было, а то ведь удушился бы со стыда, бедолага… Барсюн играл, родители копили деньги на беруши, время шло…
Как-то раз, мимо Барсюна играющего проходил старый кот, весьма плешивый, да облезлый, и спросил приветливо:
-    Слышь, сынок, харю-то ты отъел знатную, да вот только какому ремеслу ты думаешь учиться?
Барсюн, почесав яйца, ответил:
Нам, Барсюнам, ни о какой работе и помышлять не надо. Я скоро и так буду богатым и никто из меня шапку не пошьет и помыкать мною не будет!
Кот старый прифигел слегка от такой наглости, но виду не подал. Сделал вид, что его блоха кусанула, оттого и глаза вылупил. И сказал с улыбкой:
-    Мысль твоя, Барсюн, не дурна, да вот одного я не могу понять – как это ты разбогатеть сможешь, если ничем заняться не хочешь?
«Вот сука любопытная, блин» - подумал Барсюн, а вслух сказал:
– Меня боженька мозгом недюжинным наделил, значит и деньги скоро приложатся!
Плешивый кот мысли Барсюновы прочитал, но виду не подал и ответил ласково:
- Бог Котец наделил тебя великим даром, умеешь ты на балалайке наяривать зачетно. Так добудь себе балалайку знатную, играй на ней, и люди тебе нигде не откажут ни в деньгах, ни в мясе с молоком свежим.
Сказал так старый кот, а сам подумал: «Иди, иди, хамло, люди как услышат тренькае твое, так и напиздюляют хорошенько. Будет тебе, шибко умному, впредь нука».
Барсюн задумался над словами старпера, и чем больше он думал, тем больше убеждался, что он прав. И Барсюн отправился искать счастья. Обрадованные родители только и успели поинтересоваться, куда это он с балалайкой выбрался.
-    Куда, куда, коту под муда! – буркнул Барсюн. Слух-то у него хороший был, слыхал он ночью, как папаша с мамашей умоляли Боженьку наслать на Барсюна лихого человека без шапки…
Несколько недель бродил Барсюн по деревням и окрестностям, и везде ему денег давали, и молока сважего, и мяса вяленого, и кошек своих предлагали – абы только на балалаке играть перестал. Барсюн деньги копил, никуда без надобности не тратил. И в один прекрасный день купил он себе гитару. Вот тут-то деньги к нему рекой потекли. Везде он был гостем желанным, когда надо было кого-то выпроводить с веселья поскорее.
Через несколько лет стал он таким знаменитым музыкантом, что за ним иногда ездили за много километров и с почетом перевозили с места на место. От кошек у него отбою не было, барышни украшали его кафтан лентами красочными, педикюр бесплатно делали и шоколадные обертывания, а старые кошки-барыни вязали ему теплые рукавички, да сапоги красивые жаловали.

Но мало было этого Барсюну, каленым железом жгла по ночам ему буква М промеж ушей. Ни днем, ни ночью не выходили у него из головы придания о сказочной земле Мангла, где богатства сами сыпятся на кошачью голову.
Наконец Барсюн попал в большой портовый город, где один из судов готовился к отплытию в чудесную страну Мангла. У Барсюна от предвкушения богатства аж лапки вспотели. Он разыскал шкипера и попросил взять его с собой. Шкипер согласился, но потребовал такую плату, что у скупого Барсюна аж в глазах потемнело:
-    Ты выкручиваешь мне яйца! – взревел он.
Но шкипер был неумолим. Тогда Барсюн вытащил свою гитару и стал лихо наяривать, но шкипера это не проняло. Еще в детстве от золотухи он практически оглох, и ему даже понравилась игра кота.
«Никогда не сдавайся, даже если ты уже шапка» - был девиз Барсюна. И он отыскал молодого матроса, поклонника тяжелого металла. Игра Барсюна настолько его впечатлила, что он согласился тайком провести кота на судно.
В ночь перед отплытием матрос провел Барсюна на корабль и спрятал в трюме, а еще принес еды, питья и немножко денег – только бы Барюн ему еще разок сыграл и дал за гитару подержаться.
На следующую ночь, когда корабль уже мчался под парусами в открытом море, поклонник Барсюна стоял один на вахте. Он вывел Барсюна на палубу, обвязал вокруг жирного кошачьего тельца веревку, другой конец закрепил за корму и отправил кота прямо в черное открытое море….

Матрос вывел Барсюна на палубу, обвязал вокруг жирного кошачьего тельца веревку, другой конец закрепил за корму и отправил кота прямо в черное открытое море со словами:
-    Я спущу тебя на веревке в открытое море, а когда к тебе поспешат на помощь, быстро перегрызи веревку, и шкиперу скажи, что гребешь за кораблем от самой гавани.
-    А идея-то довольно говнистая… - тоскливо подумал Барсюн, когда темная ледяная вода сомкнулась вокруг его рыжего тельца. Но было уже позно.
Как только Барсюн был спущен за борт, его приятель тут же рванул вглубь корабля, да только совсем не на помощь звать, а гитару кошачью себе присваиваить.
Гитара тоскливо стояла в углу, струн на ней не было, зато была надпись, сделанная предусмотрительным котом. «ХУЙ!» - жирно гласила она.
Делать матросу ничего не оставалось, кроме как бежать будить остальных матросов и показывать на диво-дивное – кота плавучего. Вдоволь наглазевшись на рыжий комок меха, матросы кой-как разбудили шкипера. Процесс этот был весьма затруднен перенесенной в детстве золотухой, и Барсюн успел наплавался до усрачки.
Шкипер поглядел на чудо дивное, резво за кораблем плывущее, перекрестился три раза  и велел кота из воды выудить.
-    Скажи мне правду, кто ты  - дух или смертный человек?
-    Капитан Блад, блять! Доставай скорее, мать твою!
Благо, шкипер, по глухоте своей про Блада не услыхал, но ругательства по губам кошачьим прочитал и стал тащить кота активнее. А Барсюн в это время нервно грыз веревку, тянущуюся к корме. Пенька застревала в кошачьих зубах, Барсюна мутило и  подташнивало, но тут Бог-котец своевременно вмешался, слегка подрезав небесными ножницами треклятую пуповину, и все благополучно закончилось. Совсем окачаневшую кошачью тушку втащили на борт.
-    Скажи, откуда ты и как сюда попал? – продолжал тупить шкипер. Выпитое перед сном вино ну никак не хотело способствовать прочищению его мозга.
-    Я тот самый кот, который просился плыть с вами к земле Мангла. Я не мог вам заплатить за проезд столько, сколько вы потребовали. Как только вы вышли из гавани, я поплыл вслед за вами. И вот уже пошли вторые сутки, вторые сраные сутки этого сраного заплыва….
На этом кота окончательно срубило и больше до утра никто не слыхал от него ни слова.
На следующий день Барсюн важно расхаживал по палубе, протрезвевший шкипер пообещал довезти его до земли Мангла без всякой платы, и кот теперь себя чувствовал полноценным пассажиром. Матросы пялились на него, как на какое-то чудо, предлагая, то попить, то поесть чего. Когда же Барсюну внимание надоедало, он брал свою гитару и слегка касался когтистой лапкой струн…
И вот, на пятые сутки, корабль достиг берегов земли Мангла. Барсюн ступил на берег всеми четырьмя лапами, и тут его зеленым глазам открылось столько роскоши, красоты и богатства, что у бедного кота голова закружилась.
Богатство земли Мангла было действительно так велико, что никто не мог бы его представить себе, не увидев собственными глазами. Вся домашняя утварь была здесь из чистого серебра или золота. Пищу варили в серебряных котлах, пироги пекли на серебряных противнях, и все это подавалось на стол в золотых чашах и на золотых блюдах. Даже свиней тут кормили не из деревянных корыт, а из серебряных лоханок. А царем земель этих был сам Уго Чавес.
И все бы хорошо в барсюновой жизни сложилось, да вот только от питания с золотых тарелок напрочь у жителей Манглы слух пропал, и никак они не могли оценить игру Барсюна. Он и так старался, и эдак – все впустую. Никто не отдал должного его игре.
С горя ушел Барсюн в тяжкий запой, вконец пропил несчастливую гитару с плохо смытой надписью “ХУЙ”, а мозг его непрестанно сверлила одна лишь мысль: “Что мне толку от роскоши, которую я вижу перед собой, если все это добро – не мое? Так я никогда не стану богат”.
Дремал так однажды Барсюн на обочине,  и  тут к ниму подошел все тот же старый драный кот, который надоумил его из дома родного уйти:
-    Чего горюешь, Барсюн?
-    Да чего с тобой, с плешью ходячей, разговаривать….
-    Я, может, помочь тебе хочу, - старого кота не покидала идея, что Барсюну непременно должны напиздюлять.
-    Хочешь помочь – отвали. Вонючий ты.
Тут уж голос старого оборванца совсем елейный стал:
-    Ты, Барсюн, не серчай. Болею я. Вот и вонючий. На меня зато, посредством болезни, просветление нашло. Бог-котец меня, как особо убогого, ценными познаниями наделил!
-    Вшами он тебя наделил, убогость хренова! Вали отсюда! - разозлился Барсюн.
-    Я знаю где сокровища несметные зарыты, - продолжал как ни в чем ни бывало старый кот. – Ты видал на горе развалины старого замка? Так вот  - это бывшие владения деда Уго Чавеса. Построил он дуру эту для себя много лет назад. Там же и сокровища несметные хранились. И по сей день они там лежат.
Сказал это кот и неспешно дальше пошел. Барсюн вроде как дремал, но в голове план уже зарождался. И когда плешивый далековато отошел, на ответ Барсюна уже и не надеясь, вслед ему прямо в бошку полетел кусок мыла:
- Помойся хоть, убогий! – Барсюн решил быть ну почти благодарным.
Похмелье с него как рукой сняло. И он отправился  в ближайший бар, информацию добывать. Старый бармен ему поведал о том, что много лет назад замок этот дед Уго Чавеса построил, жил он неправедно и чужими потом да кровью накопил богатства несметные. А как умер дед – так никто никогда и не узнал. Однажды утром слуги увидели, что постель его пуста, на полу блестят три капли крови, а в изголовье кровати сидит большой черный кот и на скрипке мерзко так играет. Люди решили, что кот этот – никто иной, как сам дьявол, и он-то и забрал богача. А золота потом так никто и не видел, и только по ночам глубоко под землей люди слышали перезвон монет. Много кто отправлялся на поиски сокровищ, но живым так никто и не вернулся.
Барсюн версию про кота-дьявола выслушал с усмешкой, уж он-то знал, что дьявол в шкуру кошачью никогда не сунется.
Поздним вечером местные коты проводили Барсюна к развалинам, но ближе чем на километр подходить отказались. «Засцали» – резюмировал Барсюн.
Подойдя к развалинам вплотную он натянул на голову каску с фонарем, предварительно спертую у знакомого метростроителя, и смело отправился внутрь. Пройдя немного, кот неудачно споткнулся и кубарем полетел вниз, с огромной винтовой лесницы.
-    Срань Господня! – незлобно ругнулся Барсюн, обнюхавшись внизу. Пованивало кислой капустой и давно непуганными мышами. А откуда-то издалека раздавалось заунывное пиликанье на скрипке.
-    Мдэээ…  - протянул Барсюн, - Дьяволу-то местному, кто только по ушам не прошелся… Только на хавчик пробивает…
Кот деловито поймал парочку жирных мышей, и тут же их умял, аппетитно похрустывая.
В нескольких метрах от себя Барсюн увидал несколько дверей. Выбрал он, благодаря природной лени, самую правильную – первую, и смело туда направился.
Комната за дверью оказалась большая, просторная, у одной стены стоял длинный стол и диван, у другой стены – камин шикарный. Барсюн, недолго думая, огонь в камине развел, тягу проверил. При свете огня увидал на полке Вискас недоеденный и паштет шпротный, закрытый, правда.
-    Зашибись! Сто лет уже Вискаса не ел, все Мангла эта треклятая. И Уго Чавес, который запретил котов кормом сухим кормить, типа для печени вредно…
Барсюн с аппетитом похрустывал Вискасом, лежа на диване, а где-то вдалеке, в подземельях все раздавался заунывный вой скрипки.
-    Вот Башмет хренов! Отдохну, пойду потом скрипку хоть отберу, а то аж зубы ломит, мать его! – на этих словах глаза Барсюна закрылись и он  слегка задремал.
Разбудил его жуткий шум и грохот. Снаружи кто-то ударил в дверь три раза с такой силой, что стены и пол задрожали. Барсюн нервно вздрогнул, шерсть  у него на загривке встала дыбом, но виду он не подал, что испугался:
-    Входииите… - тоном как минимум директора мясокомбината, лениво протянул Барсюн. Дверь отворилась и в комнату вошли четверо мужчин, и все без голов.
-    Интерееесненько… - широко распахнул глаза кот.
На плечах мужчины несли носилки, а на них – шикарный гроб, оббитый фиолетовым синтепоном. Мужики молча опустили гроб на пол, а затем один за другим вышли и аккуратно притворили за собой дверь. Барсюн от удивления аж скрипку слышать перестал. Доел, на всякий случай, Вискас и отправился гроб осматривать. В гробу оказался довольно субтильный старичок, и совсем еще не разложившийся. Барсюн недоверчиво его обнюхал, но так и не пришел к выводу, жив тот или мертв. На всякий случай, ткнул старика пару раз лапкой и поинересовался:
-    Слышь, дедуля, открывашки часом, не найдется?
Последнее, про что ожидал услышать великий и ужасный Дед Уго Чавеса, так это про открывашку.… От неожиданности он довольно резво открыл глаза, а вскоре и руками зашевелил. Где-то в недрах фиолетового синтепона поковырялся и открывашку вытащил.
-    На, сынок, пользуйся на здоровье.
-    Ага. Давай сюда, дедуля, а то жрать-то хочется. – Барсюн, не долго церемонясь, отобрал у покойника открывашку, да вот только никак кошачьими лапками открыть паштет шпротный не выходило.
Дедок такого зрелища вытерпеть не мог, довольно резво выскочил из гроба и консерву открыл. Только он хотел сам паштетом полакомиться, как Барсюн резво лапкой банку подцепил и с ней на камин запрыгнул.
-    Не, не, сморчок, ты погоди, я первый. Еще неизвестно, от какого трпперу ты помер…
Старичок скорбно пожал губы и уселся перед огнем, бормоча, что уж при жизни, он бы точно такой хуйни не допустил и вообще…
Когда паштет, общими усилиями, дед с котом прикончили, старичок радостно подскочил с пола и хотел Барсюна в порыве обнять.
-    Да ну тебя, припадочный! – отшатнулся Барсюн. – То в гробу плесенью покрывается, то обниматься лезет!
-    Спасибо тебе, сынок, ты сжалился надо мной, накормил меня, изнуренного голодом и холодом! За это награжу я тебя по-царски. Бери свою каску с фонариком, и пойдем за мной. Но прежде запри хорошенько двери, не то сюда проберется черный кот и перегрызет тебе горло!
-    Ибанутый. Точно. - вполголоса резюмировал Барсюн и грутнул когтем у виска. Но, чтобы старика не расстраивать, дверь закрыл.
Дедок нагнулся и приподнял с пола плиту каменную, под которой был спуск вниз. Спускались они долго, у Барсюна аж лапки уставать начали. Дедок все порывался коту помочь, поднести его, но у Барсюна абсолютно не было доверия, к тому, что в гробе век лежало, а потом паштет жрать принялось. Деду он не доверял.
И вот, наконец, кошачьему взору открылась огромная пещера, с огромной кучей монет посередине.
-    Даю тебе три дня сроку: ты должен посчитать деньги в этой куче и разделить ее точно на две части. Но смотри, чтобы не было ни малейшей ошибки, не то я тебя задушу! А пока ты будешь деньги считать, я тут прилягу у стены и посплю. – как-то уж очень заученно озвучил дедок текст.
-    Ага. Ревматизму не боишься, дедуля? – ехидно подъебнул Барсюн.
-    Мертвые – не болеют. – не оценил подъебки великий и ужасный Дед Уго Чавеса и собрался прикорнуть.
-    Не, погоди, мечта некрофила! Деньги мне считать – по рангу не положено, мы, Барсюны, к работе не пригодные…
У деда от наглости такой аж глаз левый вывалился и далеко в угол закатился. Из глазницы выглянул симпатичный червячок и приветливо подмигнул Барсюну.
-    Туфу ты, нечисть гребаная, - Барсюн ловко подцепил глаз и подбросил старику. – Ты, дедуля, не нервничай так, нам еще назад подниматься.
Дед пальцем червячку погрозил и глаз обратно вставил.
-    Да. Ну ты, это, того, бери уж тогда так… Все и целиком. – покойник заметно поник. – Но тогда, за это, когда будешь назад выходить и тебе на лестнице попадется большой черный кот, поймай его и задуши. У меня для него есть такая петля, из которой ему не вырваться.
Сказав это, он вытащил из-за пазухи веревочку, скрученную из тонких золотых нитей, вручил ее Барсюну и исчез. В тот же миг раздался страшный грохот, фонарик у Барсюна потух и воцарилась кромешная тьма.
Вернее, приятный полумрак, кот уже порядком подустал от яркого света фонаря.
-    Так. Из шнурка фенька знатная выйдет, а с котом пора пойти познакомиться, будем его Страдивари камин топить. – с этой мыслью Барсюн выбрался наверх, в ту комнату, где они с дедом паштет лопали.
Гроб по-прежнему стоял посреди комнаты. А в нем мирно спал жирный черный кот. Нет, вернее кошка, Барсюн это с другого конца комнаты по запаху определил. Мордочка ее особо интеллектом не сияла, но выглядела вполне себе симпатично в обрамлении фиолетового синтепона.
-    А почему бы и нет? – подумал Барсюн. И кошкой воспользовался, по прямому кошкинскому назначению.
Пока кошка спросонья разобралась, кто это ее, да как, Барсюн уже дело свое доделал и слегка прикорнул рядом. Ближе к утру коты проснулись, а что бы холодно не было, Барсюн скрипку в камин и подбросил. Кошка слегка погоревала, конечно, но Барсюн ей объяснил, что теперь ей будет не до музицирования. Котята, мол, времени, много отнимают. И вообще, материнство важнее всяких там скрипок. Старшенького Барсюн наказал Барсиком назвать, в его честь, и был таков.
В деревне, расположенной неподалеку от развалин Барсюн телегу раздобыл, но возницу решил не нанимать, нечего деньги разбазаривать. Радостно мурлыкая под нос, Барсюн управлял повозкой и с наслаждением
предвкушал, как он будет богатства свои несметные из подвала выносить. Но тут чертова кобыла споткнулась и Барсюн, от неожиданности, свалился с козлов и пребольно ударился головой….
…проснулся…
…все тот же диван, знакомая квартира, твердый ламинат на полу и ни-ка-ко-го золота….

© http://barsun-life.livejournal.com