Осенью колхозным трактористам делать особо нечего. Вот и захотелось Ширяю в лесу погулять с ружьишком, зайцев пострелять.  До обеда на ферме навоз в кучу трактором сгребал, а после двух заглушил дизель и домой, за тульской двустволкой. Куда ты, Степа? – крикнула в спину  мать старуха. –Поохочусь пойду. На ужин зайчатину есть будем. И дверью хлопнул.

Бродил по лесу Степан до вечера, зайцев не обнаружил. Но когда возвращался и на дорогу уже вышел, встретился с пьяным Зайцем и двумя его дружками – Женьком  и Целым, все из соседней деревни Хорьково. Видимо, шли за самогоном в Верхние Волчки, где Ширяй проживал.

-А ну, Ширяй, дай ка нам из твоего ружья пострелять – заблажил Заяц, и руку к ружью протянул. Степану это не понравилось. В одном колхозе работали, в одной школе когда то учились с хорьковскими. А с детства у них меж деревнями шла вражда и драки. Потому, что Хорьково был клуб с танцами по субботам, а в Волчках ничего не было.

-Иди своей дорогой, а я своей. –Не дашь пострелять, значит? В голосе Зайца Ширяю послышалась угроза. Да и Целый с Женьком смотрели недобро, хотя и еле на ногах стояли. Тогда Степан сделал пару шагов назад, направил двустволку вверх и пальнул.

Заяц дернулся,  аж суконная кепка с головы слетела, -  и в кусты. За ним Целый и Женек ломанули. Ширяя они знали. Он ведь два раза никогда не повторял. Степан подумал – подумал,  и подобрал кепку. Свои ведь парни - трактористы. Хоть и дурные, когда пьяные. -Завтра, мол, увижу Зайца в колхозе и кепку верну. А головной убор себе на голову надел.

Так и явился в Верхние Волчки, с ружьем и зайцевской кепкой на голове. А Заяц уже брату своему, менту, успел сообщить, оказывается. И обвинил Ширяя в вооруженном грабеже. А Целый с Женьком подтвердили. Был суд, и получил Ширяев Степан Васильевич, тысяча девятьсот шестьдесят восьмого года рождения, за кепку три года колонии общего режима. В колонию он прибыл с блоком примы и парой вязаных носков. А вышел некурящим. Но это уже совсем другая история.