В субботу я собрал рюкзак, посидел на дорожку и вышел из дому с таким расчетом, чтобы быть на вокзале за полчаса до отхода поезда. На Ленинградском  нашел свой поезд стоящим на путях и с удивлением обнаружил, что это состав в стиле ретро «Николаевский экспресс». Проводники в темно-зеленых лапсердаках с медными пуговицами и фуражках. Чинные и невозмутимые как камергеры двора Его Императорского Величества. Не хватало только огромных скобелевских бакенбардов и облаков пара от локомотива, чтобы создалось полное впечатление путешествия в 19-й век. Ну и еще несколько пассажиров в майках с роллинговским языком, слоняющихся по перрону, мешали почувствовать себя акунинским героем.
    Когда я вошел в купе, Степан уже сидел, привалившись головой к индивидуальному светильнику. Мы достали из ушей наушники плееров и поздоровались. Я отдал ему деньги, закинул рюкзак на багажную полку и сел рядом. Через пару минут пришли еще двое из нашего кубрика – мужик лет сорока и дедок лет под 60. Эти выглядели как командировочные – в отличие от нас они оба были в костюмах и напоминали кагэбешников из старых советских фильмов.

    На столе  были навалены желдоровские коробки с сухпайком для пассажиров. Но в купе никто, кроме меня, казалось, не обращал внимания на еду. А мне как назло захотелось жрать. Сразу вспомнил,  как  лениво ковырял вилкой «кунакхану» в ресторане и, чтобы не потерять лицо перед попутчиками, поедая булочки с колбасой, вышел на перрон. Ночной июльский воздух по сравнению с кондиционированной атмосферой вагона казался сладким и свежим. Наверное, в систему вентиляции РЖД подмешивают психотропные вещества. Иного объяснения тому, что в поезде всегда хочется есть, я не находил.
    - Привет!
    Я оглянулся. Оксанка пришла меня проводить. Надо же – запомнила. И время, и поезд, и вагон нашла…
    - Привет, Оксиджен! – поцеловал ее в губы. И тут же почувствовал, что мой рот измазался какой-то восковой дрянью. – Ты как меня нашла? Я тебе звонил, кстати, а ты трубку не брала.
    Оксанка повисла у меня на шее:
    - Я видела в неотвеченных. Но я только приехала домой – и сразу спать легла. Я ж еще пораньше отпросилась . Еле на ногах стояла. А как проснулась – вспомнила, что у тебя поезд в воскресенье. Дай, думаю, сюрпризом подскочу.
    Я потихоньку засунул ей руку под джинсовую куртку и почувствовал, что ехать в Питер мне уже не хочется. Оксанка, ловко изогнувшись, вырвалась из окружения. Задорно улыбаясь, она пообещала:
    - Вот вернешься, тогда и лапай. А сейчас только зря раздразнишься.
    Я глядел в  манящее декольте и понимал резонность ее замечания.
    - Ну, ладно. В-общем, желаю тебе счастливого пути и классно оттопыриться на концерте. Поеду сейчас домой и чего-нибудь скачаю «Роллингов». Послушаю хоть, что за звери такие. – Она поцеловала меня, еще раз измазав воском, и, повернувшись, пошла по перрону к зданию вокзала. Я посмотрел на часы – пора было прыгать в вагон. Чопорный проводник уже выгонял провожающих.

    В купе все трое попутчиков были при деле: Степан слушал плеер, а «комитетчики» читали: один - «Файненшл таймс», а другой – какой-то сиреневый букварь с надписью «бестселлер».
    - А не выпить ли нам? – Пусть уж я стану  в этом купе конченым  анфан-териблем, но взирать на этот читальный зал без содрогания я не мог.
    Степан выключил музыку и задумчиво пожал плечами – дескать, «а почему бы и нет». Старшее поколение тоже колебалось недолго. Я  достал из рюкзака литровую бутылку «Пяти озёр» в подарочном исполнении с рюмками (а себе я заранее взял четвертую – притыренную в каком-то кабаке), разлил за знакомство. «Кагэбэшников» звали Петр и Геннадий Иванович. Ехали они в Питер по какому-то делу и очень удивились, что мы едем за 700 верст слушать группу, покрытую пылью веков. Геннадий Иванович даже вспомнил, что слушал «роллингов» в 60-х годах. Выпивая, он морщился и приговаривал «не стареют душой ветераны». Петр пил водку спокойно, запивая ее минералкой из того же желдоровского пайка. А мы со Степаном на правах бесшабашной молодежи раздербанили пластиковые боксы и закусывали алкоголь сыром и колбасой. После того как проводник проверил билеты, «комитетчики» отстыковались от банкета и начали готовиться ко сну, любезно разрешив нам продолжить пьянку. Но времени было уже почти час ночи, и мы решили взять бутылку в тамбур и бухать там. Видно, и я, и Степа понимали – чтобы как-то сработаться в команде, нам надо добить сибирскую бутылку до самого дна.
    Разговор, вертевшийся в купе вокруг светских тем, в тамбуре вырвался на оперативный простор. Водка развязала языки нам обоим. Мы смотрели в темень окна, за которым проносились черные деревья и тускло освещенные полустанки, пили водку и запивали ее томатным соком.
    - Вот ты говоришь - Кароль Буке… - вдруг сказал Степан.
    Я обмер. Неужели я столько выпил, что уже не контролировал базар и завел шарманку про совершенно табуированную тему?
    - Да, - продолжал он. – Кароль – охуительная баба. И Полька – чисто ее копия. Мне она рассказывала, что ты ей говорил…
    Ни хера себе нервы у Степана. Какой-то чел предлагает его подружке перепихнуться, а он с ним пьет водку в тамбуре и разговоры разговаривает за кино…
    - ..про ее расстройство… - Язык у Степана начал заплетаться и получилось «рассойссо». – Помнишь, ты говорил, что глаз человека имеет слепое пятно, которое, наводится на нежелательные к созерцанию объекты?
    Я перевел дух. Полина слила благоверному не рецептуру сексотерапии, а прогон про зрение. Ну, про слепое пятно – это еще ничего. Жить можно. Но я все равно уже вспотел и прохладный ночной воздух, проникающий в тамбур сквозь щели, замораживал - началась икота.
    - Помню…ик. – я отпил сок прямо из пакета и задержал дыхание. Впрочем, Степану нужен был не собеседник, а слушатель. Я стоял с надутыми щеками и выпученными как у окуня глазами, а он продолжал грузить меня:
    - Я порылся в интернете во всяких разных публикациях по  зрению и психологии. Реально – есть такая тема. Если чел чего-то не хочет видеть, то и не увидит. Ну, я… - он плеснул водки в пустые рюмки, и мы выпили. - … подумал, что нужно это дело поставить на коммерческие рельсы. Ну, и выработал методику одну.
    Тут Степан нарисовал в воздухе  правой рукой, что была с рюмкой, какой-то хитрый иероглиф. Я проследил за траекторией и попытался понять уже основательно пьяной головой – к чему бы это. И тут Степан раскрыл левую ладонь – на ней лежали мои ключи от квартиры.
    - Понял, нет? Специально практиковался – особым образом отвлекаешь внимание индивида, так, чтобы слепое пятно его зенок  попадало на нужный тебе кусок видимого пространства. И спокойно берешь все, что тебе нужно. Как в фильме «День сурка». Помнишь?
    Я взял ключи и снова набрал воздуху – икота не отпускала. «День сурка» я смотрел давно и не понял, о каком эпизоде идет речь.
    - Ну, когда он деньги пиздошит у растяп-инкассаторов – раз, два, три, четыре… на счет забирает лавандос у отвернувшихся  на секундочку дебилов и спокойно скрывается за углом.
    Ключи, вытащенные из кармана, а главное – очень наглядный пример с эпизодом из американского фильма, который прямо возник у меня в голове,  почему-то убедили меня окончательно и бесповоротно. Я уже был пьян почти что в слюни, и, может быть, поэтому поверил в невероятную степанову практику с манипулированием слепым пятном человеческого глаза. В фильме-то Мюррей просто знал, когда человек отвернется и спокойно экспроприировал деньжата, а тут все было еще проще – в нужном месте и в нужное время человек становился слепым настолько, насколько это необходимо  преступному гению безумного дизайнера. Я снова восхищенно икнул. Радужные перспективы, отполированные водкой, искрились и переливались в моем мозгу. Фантазии не хватало, чтобы представить какая технология позволит использовать это ноу-хау для обогащения, но уж раз Степа – дизайнер, то с фантазией-то должно быть на уровне…
    - Круто. А зачем ты мне это все рассказываешь? Спокойно бы тырил по карманам у лохов…
    Степан удивился:
    - Ты чё, Мишаня? Не масштабно мыслишь! – Он снова изобразил в воздухе таинственный иероглиф и, секунду спустя, отдал мне мой мобильник, который я запихнул в задний карман джинсов. – Это же смешно. Я, слава богу, не нуждаюсь. У меня четыре квартиры в Москве. И работа – дай бог каждому.  А вот забраться на самую верхушку пищевой пирамиды – это задача! Не деньги тырить надо! А работать с людьми и документами, как покойный Ельцин! Сейчас я кто? Ну, просто обеспеченный человек. Но! – он поднял палец вверх. – любой гаишник остановит меня и будет нудеть про техосмотр или про еще какую-нибудь хуйню! Так что нужно пробираться в эшелоны власти. А чтобы провернуть эту аферу, помощник нужен. Я думал – Полька сгодится, но у нее такие тараканы, что… В общем, давай думай – будем вместе штурмовать высоту? Да и идею эту как бы ты мне подсказал…
    Мы добили бутылку за идею.
    Степан цыкнул зубом. Вагон закачало на стрелках.  Поезд стал притормаживать. За окном замелькали огни станции. Тверь. В тамбур вышел один из проводников и, неодобрительно взглянув на пустую «Пять озёр», занял пост с противоположной стороны. Когда состав остановился, он открыл дверь, протер поручни и вышел на перрон. Через минуту в вагон стали заходить ночные пассажиры. Я решил, что на сегодня хватит уже ночных бдений, разговоров, бонапартизма, фокусов с отрубленными пальцами и пошел спать. А Степан спустился на платформу, чтобы подышать воздухом. Мы с ним договорились, что я себе возьму верхнюю полку, хоть мой билет, как и билет Полины был на нижнюю. Не люблю я нижнюю. Какая-то она девчачья…
    Я тишком пробрался в купе и, раздевшись в темноте, забрался на верхотуру. Пьяный мозг уже готов был отключиться, когда Петр с соседней полки довольно громко прошептал, чуть-чуть перекрывая храп Геннадия Ивановича:
    - Михаил. Должен вас предупредить, что спутник ваш под колпаком у спецслужб. За ним ведется пристальное наблюдение. Мы с Геннадием Ивановичем сопровождаем его в Питер, потому что есть надежда выйти на его контакты. И мой вам добрый совет, Миша,  держитесь подальше от этого субъекта. Он – преступник. И – я вам ничего не говорил, вы ничего не слышали. Спокойной ночи.
    Спьяну я не обратил никакого внимания на его слова, укрылся одеялом от холодного кондиционированного воздуха, немного покрутился на неудобной подушке  и заснул, как только поезд тронулся к Бологому, даже не услышав когда в купе вернулся Степа.

    ***

    Утром нас начали будить за час до прибытия на Московский. Голова не болела, но выпитое создавало мерзкое ощущение в организме. Натянув джинсы и взяв полотенце, я вышел в коридор и занял очередь за какой-то толстой теткой в спортивном костюме. Что хорошо в этих фирменных поездах – нет санитарных зон – сри и ссы хоть на подлете к вокзалу. Вагоны оборудованы бункерами для испражнений пассажиров. Так что никто не будет кричать рано утром – “Просыпаемся! Сдаём белье! После Луховиц закрою!” И нет безумного ажиотажа. На унитазе можно хоть газету читать – тебя не будут прожигать ненавидящие взгляды попутчиков, у которых ты крадешь драгоценные минуты утреннего туалета. Пока я, зевая,  размышлял о преимуществах прогресса, из купе выглянул Петр. Тут же я вспомнил ночной пьяный бред про коварного преступника, которого выслеживают бравые шерлокхолмсы, тщательно загримированные под сотрудников ФСБ. Мне стало как-то жутковато, особенно когда я пробормотал «Доброе утро», а он ответил так, как будто не нес несколько часов назад адскую пургу про вселенского злодея с террористическим именем «Степан».
    Из туалета выплыла толстая спортсменка, на ходу вытираясь  полотенцем. Я прижался к титану, чтобы пропустить ее и прошел в уборную. Пока я ссал и умывался, мозг лихорадочно обдумывал ночную информацию. Паника потихоньку сменялась трезвыми мыслями. Во-первых, если даже допустить, что наши соседи по купе и выполняют специальное задание, то какого хуя об этом надо сообщать мне? Во-вторых, зачем Степану преступная деятельность? Он обеспеченный человек. Не экстремист, совсем не похож на мафиози. И какие у него в Питере контакты??? Он же едет на концерт «Роллиногов»!!! Да и слежка какая-то смешная. 40-летний мужик и дед, которому сам бог велел сидеть на даче и ковыряться в кустах смородины, или торчать с удочкой на речке… Тоже мне люди в черном. Агенты смиты, бля. Начищая зубы и рассматривая свою похмельную рожу в зеркале, я все больше убеждал себя, что Петя – просто весельчак-мистификатор. Есть такие персонажи, которых хлебом не корми – дай разыграть кого-нибудь. Заметил, что мы со Степой не то, чтобы друзья, а знакомы без году неделя – ну и решил поизгаляться с пьяных глаз. Я уже почти совсем успокоился, когда вспомнил вдруг Степины фокусы с мобильником и ключами. Неужто, правда – злодей, замышляющий свергнуть нашего Президента или занять место Преемника???? Я тряхнул головой, загоняя расшалившуюся фантазию обратно в подсознание.
    Щелкнув замком, я выбрался из тесного сортира обратно в коридор. Вместо меня туда прошел Петр, вертя в руке зубную щетку. Я снова стал думать, разглядывая в окно мрачные  болота, сосновые рощицы и бедноватые деревеньки, проскакивающие мимо. Значит, что же мы имеем в знаменателе? Если придерживаться версии «Степан – Доктор Зло», то все складывается просто охуительно – я в компании с преступником, а на хвосте у нас висят два волкодава. Если же Петя – обычный приколист, то все равно со Степаном не все так просто, но, по крайней мере, на хвосте никто не висит. Ну и третий вариант – Степа просто больной на голову фокусник, изучивший несколько нехитрых трюков, чтобы морочить голову людям и колотить грандиозные понты, а Петя – такой же ебанутый мудачок.
    Решив пока придерживаться линии поведения, соответствующей третьему варианту, я вернулся в купе. Геннадий Иванович уже поедал эмпээсовскую жрачку, а Степан спал, укрывшись простыней с головой.


    ***


    Мы вышли на площадь перед Московским вокзалом. Кажется, она называется «Восстания».
    - Ну. Где будем прохлаждаться до начала концерта? – Степан рассматривал шеренгу питерских такси. Из-за  надписи «город-герой Ленинград»  потихоньку вылезало солнце и начинало прогревать воздух.
    Я пожал плечами:
    - Сейчас пойдем - достопримечательности осмотрим. Летний сад там, крепость, «Аврору». Потом пожрем чего-нибудь. Посидим.  А там уж глядишь – и к Дворцовой надо будет потихоньку пробираться, чтоб места наши не заняли…
    - Разумно. Сейчас тогда в Макдональдс. Кроме них в это время никто не работает. Попьем кофе, посидим часок, а там - и по достопримечательностям. Погодка сегодня вроде налаживается.
    В том куске неба, который был виден со дна Невского ущелья, никаких облаков, туч, торнадо и самумов не наблюдалось. Как будто разогнали всю эту тряхомудию как Лужков ко дню города.
    Мы неспеша, прогулочным шагом, подошли к Макдональдсу. Торопиться было некуда и мы демонстрировали немногочисленным питерцам, попадавшимся нам навстречу, чудеса вальяжности и медлительности. Внутри ресторана быстрого обслуживания тусовались четверо сотрудников и двое бомжей системы «торчок», согревавшихся после ночи в теплом помещении.  Персонал посмотрел на нас вяло, а торчки заерзали в предвкушении объедков.
    Мы взяли по стакану кофе и  паре кексов, нашли столик подальше от маргиналов и начали опять-таки максимально медленно поглощать брекфест. Ко мне снова начали подбираться утренние размышления  про «комитетчиков» и «преступников», и, чтобы окончательно не запараноить, я завел базар на отвлеченную тему:
    - А откуда у тебя четыре квартиры-то? Старух, что ли, одиноких убиваешь?
    Он откусил от кекса и с набитым ртом стал рассказывать:
    - Неа. Три квартиры от родственников достались. А четвертую сам купил. На дивиденды. Лучшее вложение средств. В одной живу – три сдаю. У меня один заказчик был. Ну, практически олигарх – владелец «Горбушки». Я ему интерьер загородного дома делал. У него денег – как говна за баней. Как очередной миллион набегает, так он новую квартиру покупает в новостройке. У него квартир пятнадцать, наверное, пустые стоят. Это не считая, что у его детей у каждого по две.
    Степан откинулся на спинку дивана и продолжил:
    - А хобби у него – вообще мегаулёт. Он покупает себе гоночные машины. Всех не помню, но ламборджини и феррари точно есть. И, прикинь, он каждый уикенд фрахтует самолет до Германии и снимает Нюрн-бург-ринг…
    По слогам проговорил. А я мысленно повторил: «нюрнбургринг». Ёптыть, вот ведь словечко...
    - …На пару часов. Ну, и гоняет по нему на своих тачках – час на феррари, час на ламборджини, а в следующий уикенд – порш там с бэхой привезет или мерина. И снова катается.
    «Хуясе, знакомства у Степана.» - подумал я. – «С такими  завязками нетрудно, овладев парой фокусов, проникнуть в Думу, или в какой-нибудь кабинет министров. Сделал дизайн сортирной комнаты для Грызлова – будьте любезны, Степан Батькович, пожалте в списочек нашей партии, а там и в Совет федерации недалече…»
    - Хоть бы денек так пожить. – вздохнул я.
    - А ты, Миха, кем трудишься? – Степан поцыкал зубом – видно, застрял изюм.
    - Я по страховой части. Командую отделом.
    - Тоже тема. Но квартиры сдавать лучше. Никакого гемора – только бабло пересчитывай.
    - Да это понятно. Ну, ты ж не только квартиры сдаешь – а еще и дизайнеришь…
    Степан закинул руки за голову и потянулся, зевая:
    - Ну, совсем же без работы нельзя – плесенью покроешься. Зато, когда работаешь, а у тебя есть нормальный доход помимо работы, то это дает независимость. А от независимости – уверенность. А к уверенному человеку  заказчики сами лезут. Чувствуют, что они тебе похуй и это их притягивает. Я вот ни за кем не бегаю. А работы – выше крыши. Но у меня строго – хочешь дизайн-проект – становись в очередь. Нет – пиздуй откуда пришел. И становятся. И ждут. Хотя весь этот дизайн – одно сплошное наебалово.
    Вот те на. Ни фига себе Степана  прорвало. Сейчас начнет ниспровергать, чувствую. А Степа разговорился как бабулька в очереди к невропатологу:
    - Все, что от дизайнера требуется – найти подходящее решение. Где угодно – хошь фотоальбомы листай. Хошь – по европам езди. Хошь – по азиям. Один хуй никто ничего сам не придумывает. Никакого креатива нет. Всё тырят у предыдущих поколений. Сплошное начетничество. Умеешь рисовать – вот ты и дизайнер. Ну, этому, слава богу, меня научили. Пришел к заказчику – нарисовал ему интерьер там, или ландшафт, спизженные у старых мастеров  и - в кассу за баблом.
    У Степы, видать, был приступ самобичевания, какие бывают у всех профи. С таким настроением, конечно, шкериться по городу на Неве было некомильфо. И сам будет говниться и мне позитив  покалечит своей хандрой. Я сделал попытку маленько настроить его на оптимизм:
    - Да ладно, чего ты паришься, все всегда тырили у всех. 
    Мне пришло на ум несколько примеров:
    - Вон Гайдай спиздошил идею «Бриллиантовой руки» во французском  «Разине» с Бурвилем. Чуть ли не до последнего винтика. Или Акунин джеймсбондовские качества -неубиваемость,  везучесть в азартные игры и девок, которые текут от одного взгляда на него - притырил втихаря и Фандорину  пришпилил. Да и Бурвиль с Флемингом наверняка сами кого-нибудь обчистили. Да мало ли примеров. Тот же Акунин у Умберто Эко слямзил идею про преступления в монастыре. Так что не загоняйся.
    Степа вроде бы подуспокоился.
    Кофе мы допили. Кексы съели. Время убили – на часах уже было без двадцати девять. Вышли на Рубинштейна и неторопливо зашагали в сторону Загородного проспекта. Степан молчал и что-то обдумывал, а я, разглядывая облупившиеся дома и березки на карнизах и балконах, прикидывал – в прошлом году же только был саммит – весь центр города, говорят, отгламурили, а тут такая мерзость запустения…
    Вдруг возле нас остановился милицейский УАЗик с сине-белой камуфлирующей раскраской и надписью «РУВД Центрального района». Из него вышел сержант, представился и попросил предъявить документы. Мы достали краснокожие паспортины, он их просмотрел и, возвращая, сказал, что сегодня мало того, что День Военно-Морского Флота, так еще и игра Амкара с Зенитом.
    - А мы на концерт «Роллингов» приехали… - пробормотал я.
    - Осторожней тут гуляйте. И мореманы, и зенитовцы – от всех можно опиздюлиться, товарищи москвичи. – Сержант запрыгнул обратно в машину и «козел» покатил дальше пугать приезжих. Хорошо, что  мы хотя бы без дурацких роллинговских маек.
    - Можно, кстати, пойти на Сенатскую,  - сказал Степан, - там как раз корабли видно на Неве. – Позырим. Еше время убьем. А там глядишь – и обед. Все равно в центр надо идти, если достопримечательности разглядывать будем.
    Ну, Сенатская, так Сенатская. По мне - что Сенатская, что Сенная – один хрен.

    ***

    На площади с медным всадником толпился народ. В основном родители с детишками и бывшие моряки-срочники в тельняшках и бескозырках. Все были пока еще трезвые и небуйные. Спокойно дожидались своих товарищей, потом шумно братались и обсуждали куда идти бухать. На всю эту кутерьму гневно взирал обосранный птицами император.
    Мы прошли к самой набережной, поглазели на разукрашенный флажками серый корабль, на противоположный берег Невы и пошли в сторону Дворцового моста, чтобы перебраться на другую сторону к крепости, «Авроре» и особняку Кшесинской. По дороге только и приходилось смотреть, чтоб не сбили с ног толпы флотских дембелей и резвые автомобили.
    Степану пару раз звонили, он брал трубку и спокойно объяснял, что сейчас находится в Питере, что сегодня воскресенье и день ВМФ и он может оставить решение вопросов, связанных с работой, на завтра. Я же при каждом звонке вздрагивал и думал, что это звонят таинственные «сподвижники», которых пытаются выследить Петр и Геннадий Иванович. Несколько раз я даже порывался оглянуться и поискать преследующий нас хвост.  Но каждый раз усилием воли  сдерживал этот порыв. Ведь оглянувшись назад, чтобы засечь шпиков, я бы скатился в пропасть паранойи – признавая, что поверил в бредовый шепот «комитетчика». А тогда, следуя логике, необходимо было бы срочно разбегаться со Степаном в разные стороны. В-общем, во время прогулки по городу, мне было не особенно до красот северной столицы.
    Натоптав ноги по маршруту Сенатская – стрелка – Петропавловка - Куйбышева-«Аврора» - Марсово – Михайловский замок, мы потихоньку приблизили обеденное время.
    - Хорош пешкодралом передвигаться, поедем обедать, - сказал Степан возле Летнего сада и, выйдя к поребрику, автостоповски вытянул руку. Минуты через три остановился «Мондео». Мы влезли в салон. 
    - А где  будем обедать-то?
    - Есть одно место, - Степан повернулся к водителю, - торговый центр рядом с телебашней.
    
    Через пятнадцать минут мы были уже возле стеклянного здания примерно в пять этажей и входили в боковую дверь с вывеской «RыбабаR». Поднявшись на лифте на самый верх, мы прошли в зал с огромными  окнами и видом на одну из проток дельты Невы. Панорама, конечно, была впечатляющей – вся Петроградская сторона как на гугловской карте.
    - Отличное место. Отличная кухня. Одно из лучших в Питере. – Степан занял столик у самого окна. Народу в ресторане было полторы калеки. Воскресенье. Все на дачах или на параде.  К нам подошла официантка и принесла меню. Мы заказали по телячьему бифштексу с картофелем, пиццу сицилиану, какую-то лазанью, 2 литра пива и 500 граммов водки. Приближался час Х, и уже пора было думать о состоянии легкой эйфории для колбасни.
    Водка сперва пошла тяжело после ночной пьянки, но вторая проскочила как вода.
    Пока ноги отходили от ходьбы, а брюхо набивалось алкоголем и едой, я обдумывал как же докопаться до Степана насчет его преступных замыслов. И в конце концов, после третьей, не выдержал:
    - Слушай, Стёп, ну, хорошо, владеешь ты практикой незаметно для людей завладевать их собственностью. Пусть даже документами. Ну, пусть поднимешься ты в эшелоны власти, но там же работать надо. Поручат тебе какое-нибудь ЖКХ из жопы вытаскивать или реформировать нашу армию - чего ты будешь делать? Класть на работу хуй и двигаться дальше, к президентскому креслу? Ну, а президенту тоже ведь не сладко – работа по 12 часов, всяких старух в больницах навещать, грязных беспризорников целовать, с шахтерами здороваться-обниматься, по саммитам ездить мудацким. Раз в год вонючим случаем на лыжах покататься. А если олимпиаду к себе загребем – так и вообще ёбнуться можно…
    Степа слушал внимательно, не перебивая. Похоже, ему такие мысли в голову не приходили. Я продолжал расстреливать его мечты из крупнокалиберных пулеметов:
    - Или ты предполагал, что получишь мировое господство? В носу ковыряться, да наложниц батальонами пялить? Как в романах Беляева или Адамова. Торговец атмосферой или кто там?  Кстати, в этих романах смелые чекисты на раз-два пресекают планы этих наполеонов. Я, кстати, ночью разговаривал с одним попутчиком. Он сказал, что за тобой ведется скрытое наблюдение. И все твои передвижения под колпаком. Хуй его, конечно, знает – псих он, шутник или реальный топтун (хотя топтун вряд ли бы мне слил инфу), но факт остается фактом – вокруг тебя мутнеет нездоровая шняга. Так что занимался бы ты своими делами – сдавал  квартиры, делал дизайны для всяких олигархов и не совался в политику.
    Водка развязала мне язык, и я хотел уже было наговорить лишнего про его странные отношения с Полиной, но он вдруг задумчиво сказал:
    - Попутчик? Хм… это интересно. За мной ничего такого нету… Наверное, тебя все-таки разыграли, Миш. Какие топтуны? Хуйня какая-то.
    Я уже вошел в раж:
    - Ну, может, ничего и нету. А просто ты с каким-нибудь олигархом общался по поводу интерьера черепашьего домика, а олигарховы секьюрити тебя пасут. Ну и – меня подъебали. Из куражу. Но все равно – не лезь ты в эти джунгли. Вот что я хотел тебе сказать.
    Авантюрист покивал головой:
    - Ну, понятно, Миха. Помощник из тебя не получится. Нет в тебе уверенности в перспективах. Ладно. Буду подниматься сам. Сам бля, без ансамбля. Но ты запомни на будущее – настраиваться надо всегда позитивно. Вот скажут тебе, например – «надо лизать пизду тигровой акуле», да? Ты не концентрируйся на словах «тигровая акула». Ты держи в голове «лизать пизду». Тогда всё у тебя получится.
    Мы допили водку, доели лазанью, посмотрели еще раз на вид из окна, заказали такси, оплатили счет, и начали собираться на выход – время приближалось к семнадцати нуль-нуль.

    ***

    Такси довезло нас почти до самой Дворцовой площади. В сквере перед Адмиралтейством уже копошился народ – фанатов начали пропускать через металлоискатели, и обладатели билетов потихоньку рассасывались по очередям. Мы тоже встали в хвост и, аккуратно перебирая ногами, медленно пошли в сторону Эрмитажа. Примерно через минут сорок мы добрались почти до самого оцепления и рамок. Ментовской кордон был плотным. Неожиданно среди этого благочиния, прямо в соседней очереди, возникла какая-то заварушка, крики, шум. Трое ментов накинулись на парня в роллинговской майке и начали его мутузить дубинками. Трезвый я, конечно, промолчал бы от греха подальше, но пьяному до всего есть дело:
    - Что ж вы, суки, делаете-то? - крикнул я. – Оставьте парня, звери!
    Блюстители тут же оставили несчастного любителя рокнролла и беспорядков и направились прямо ко мне. Я даже не успел подумать ни одной мысли, как вокруг замельтешили ментовские палки. Из-под меня выдернули ноги; я упал на асфальт как мешок с говном, и по мне застучал резиновый дождь.

    ***

    В отделении меня впихнули в клетку,  в которой уже парился на лавке чувак в майке с прыгающим львом «Бриджес ту Бабилон». Рюкзак у меня изъяли, и я мысленно попрощался с фотоаппаратом, мобилой и баблом. Здравый смысл, не до конца выбитый из башни синегнойками, подсказывал, что сотрудники милиции в Питере точно также крысятничают, как и их московские коллеги.
    По ту сторону стальных прутьев суетились менты. Да уж, денек у них выдался  что надо - футбол, концерт, морячки. Ну, зенитчиков отлавливают, наверное, в районе стадиона. Как он у них там называется? «Юбилейный», что ли? А вот моряков, чувствую, скоро тоже начнут ловить. Судя по утреннему настрою балтийцев, так просто они город не сдадут.

    Алкоголь потихоньку выветривался, и бока, помятые как будто  гусеницами «Тигров» и «Пантер», начинали ныть. Мой сосед прислонил голову к стене зиндана и сидел с закрытыми глазами. Надеяться на быстрое освобождение не приходилось. Я толкнул в бок товарища по несчастью. Мы познакомились. Он представился Данилой. Прилетел  аж из Воронежа. На задержание смотрит философски, потому что билета на концерт у него все равно не было. Пока трепались, время бежало побыстрее. Когда молчали – тянулось как сопля. Самое хреновое было то, что непонятно до какого времени нас собираются держать. Я вспомнил про степановы фокусы с ключами. Вот сейчас бы они пригодились. Раз – умыкнуть ключи, два – открыть обезьянник, три – прощай, замок Иф!... Но время шло. Данила снова уснул, а воздуха свободы, сыгравшего злую шутку с плешивым профессором, я так и не почуял.
    Было где-то одиннадцать вечера. По моим подсчетам концерт уже закончился, а до отправления нашего поезда оставалось три часа. По идее Степану было бы неплохо уже начать розыски. А то я так и сгнию в тюряге как Сталлоне.
    Я уже совсем протрезвел, когда к нам в штрафной изолятор втолкнули двух моряков. Они выглядели как пленные матросы в фильме «Мы из Кронштадта» - изорванные тельняшки, окровавленные рожи. Правда, в отличие от киношных героев гражданской войны, эти были бухие в мясо. Они немножко покипешили, потрясли решетку, потом угомонились и уснули.

    ***

    Выпустили меня из богадельни в половине двенадцатого. В дежурке выписали справку об освобождении и выдали мой сидор. Удивительно, но в рюкзаке остались и фотик,  и мобила, и даже три тысячи рублей. Десять тысяч расползлись по карманам ментовских галифе. Но сам факт, что мне оставили подъемные, настраивал сознание на гуманистический лад.
    Я позвонил Степану. Он сказал, что концерт давно закончился, а он сейчас на набережной –  смотрел салют, а сейчас ждет развод мостов:
    - Давай, Миха, беги к Дворцовому. Как раз поглядим - и на поезд.
    Деньги  у меня уже были. И я купил  пару бутылок пива. Потом, спросив у  прохожих – где здесь Дворцовый мост и, получив примерный маршрут, я побрел в указанную сторону. Дойдя до моста, я огляделся – Степана нигде рядом не было. Присел на гранитный парапет, достал пиво, открыл его и уже хотел залить в горло, как откуда ни возьмись нарисовался еще один ментовской бобик.
    - Адмиралтейский РОВД. Старшлейтнт Пархоменко. Нарушаете, гражданин. Распитие спиртных напитков в общественном месте. Это наказывается штрафом.
    Что-то, наверное, слишком много было ментов на сегодня для меня. Нервы не выдержали, и я сорвался – начал куражиться:
    - Да я только что из обезьянника. Меня еще перед концертом «Роллинг Стоунз» забрали. Вот справка. Читайте. Два раза за ночь арестовывать нельзя! Так что я буду пить пиво где хочу и когда хочу. – и демонстративно приложился к горлышку.

    ***

    Теперь меня отпустили из отделения только в 3 часа утра. На этот раз никаких денег у меня не стащили. Но, наверное, посмотрели в билете на время отправления обратного поезда и специально продержали, чтоб полюбэ мне не успеть. Я вышел на улицу, оглядел пустынный квартал и снова позвонил Степану, но он был вне зоны действия сети. Наверное, уже стучал колесами. Бросил меня на растерзание злым питерским мусорам. Конечно, трудно ожидать от малознакомого чела помощи в ситуации, когда сам подставляешься, но все-таки было обидно. Вроде и водку с ним пили, и телятину ели. И целый день по городу шатались, и по душам трепались. А он взял и, как ни в чем не бывало, сел на поезд в Москву.
    За размышлениями я дошел до ближайшей таблички «ул. Якубовича». Зашибись. Где это вообще? По идее никуда из центра меня вывезти не должны были. Я свернул налево в переулок. Хм. Конногвардейский. По одной стороне переулка тянулся глухой забор с колючей проволокой поверху. Ни фига себе центр города. Вокруг не было ни души.  Налево пошла Почтамтская. Повернул на неё. Когда вышел к Иссакииевскому, дело двинулось шустрее. От Николая Палкина до Невского я могу добраться с закрытыми глазами.
    Идти по набережной Мойки было скучно и холодно. От нечего делать я достал мобильник и снова набрал стёпин номер. Опять недоступен. Тогда  я нажал на номер Полины. После 7 гудков, она взяла трубку:
    - Алё.
    - Привет. Я ненадолго. Дело срочное и важное.  – если звонить девушке в полчетвертого ночи, то не нужно мямлить, а надо говорить четко, быстро, уверенно. Действовать на подсознание. Все равно спросонья редко кто может влиться в беседу на равных.
    - Привет. – она зевнула. – я думала, что Стёпа звонит. Вы в поезде уже? У вас всё в порядке?
    - Не  могу ему дозвониться. Я в Питере еще. Отстал от поезда. Иду только на вокзал. Слушай, Полин. Ты подумала над моей идеей?
    В конце концов, Стёпа бросил меня, своего кунака, в этом враждебном городе. Голодного, холодного. Я полностью освобожден от всяких моральных обязательств. Могу спокойно оттрахать его подружку. Тем более в сугубо терапевтических целях.
    Полина, помолчав, ответила:
    - Какой настырный. Я смотрю тебе это больше надо, чем мне.
    Вдруг, спохватившись, она поинтересовалась:
    - А как ты от поезда отстал?
    Странно. Ночь в разгаре, а она спать не торопится – спокойно беседует. По ходу, есть неплохой шанс прикрутить рога к степиной голове.
    - В милицию забрали. – я оглядел пустынную набережную и добавил, – козлы. Так что мы с тобой теперь все равно что брат и сестра. Оба пострадали от Питера. Я теперь тоже не поеду сюда. Ни за какие коврижки.
    Она участливо, но с явной иронической интонацией спросила:
    - И как ты будешь оттуда выбираться?
    - Да без проблем. Это ж не Симферополь. Тут всегда билеты есть. Тем более в понедельник утром. – и тут же снова перешел в наступление, - короче, Поль. Приеду в Москву – давай поговорим. Встретимся завтра (в смысле – сегодня) вечером. Кстати. А ты не можешь посмотреть в интернете какие там поезда есть?
    - Могу, конечно. Я тебе перезвоню.
    - Да ладно. Я сам перезвоню. Все равно у меня роуминг бабло жрёт.  Минут через 10. Ага?
    - Ага, – и отключилась. Видно, заодно с компьютером решила и туалет посетить. Ну, это святое. Негоже девушку мучить телефонными разговорами, если ее вечерний чай разрывает изнутри…

    Перезвонил как раз когда подходил к Казанскому собору.
    - Доброй ночи. Посмотрела?
    - Ага. Единственный поезд – 23-й «Юность». В час дня уходит. Раньше ничего нет. Прибытие в Москву – 9 вечера.
    Снова в ее голосе вместо деловитости появилась ирония:
    - Как же ты со мной собрался встречаться, если ты приедешь в Москву - три дня не мытый, не бритый?
    От всех этих сегодняшних хождений, побоев, алкоголя, жары, жратвы, праздников Нептуна, достопримечательностей, бессонницы у меня уже было  настроение «да ебись оно всё, провались», и я сказал напрямую:
    - Значит, приезжай к 10 вечера прямо ко мне. Я как раз помоюсь.
    В это момент я проходил мимо каких-то полуночных туристов – двое парней и две девки. Они дружно засмеялись над моей последней фразой и продолжили фотографироваться у коней на Аничковом мосту.
    Полина тоже хмыкнула:
    - Кто это у тебя там ржет в трубке?
    - Кони Клодта. Не суть. Записывай адрес:  Азовская, 24. корпус 2. квартира 142. Ну, всё, давай. До вечера. А то батарея садится. Спокойной ночи.
    Полина опять зевнула:
    - Спокойной ночи.

    ***
    
    Кассы на Московском я нашел быстро. Тут же оказалось, что работают они круглые сутки. У окошка встала дилемма  – взять билет за 560 на сидячее место или в купе, но за два с половиной штукаря. Решив, что до часу дня, еще надо будет позавтракать - пообедать - провести досуг - кинуть денег на телефон и пр., я решил:  «сидячее». В конце концов, после такой ночи я смогу уснуть даже на шведской стенке.
    На вокзале я не нашел в зале ожидания ни одного свободного кресла. Пошел искать по всем помещениям, черт знает в каком углу обнаружил пустую деревянную скамью со спинкой, сел обхватил руками рюкзак, положил на него голову и заснул.

     Спал урывками. Просыпаясь думал про Полину – придет или нет? И снова засыпал. Ближе к 9 часам утра позвонил шефу, обрисовал ситуацию. Шеф сочувственно поугукал в трубку и сказал, что я буду должен отработать в субботу. Потом я снова заснул. А проснувшись, пошел на Невский в «Ёлки-Палки» пожрать. А там уже подошло время садиться в вагон.

    Во время поездки я старался больше спать. Как только просыпался – хватался за «Ледокол» Суворова – и снова отрубался. Лучшее снотворное – это чтиво всяких диссидентов и эмигрантов. И всю дорогу думалось о возможном визите фройляйн Коробовой. Шансы сначала оценивались мной как 1:10, потом 50:50, потом казались совершенно стопроцентными, потом вдруг фондовый рынок рушился и акции  «Кароль Буке Коитус Инк.» снова обваливались как майкрософтовские. Я прикидывал шансы, но в глубине души я понимал, что все решит один единственный импульс – толкнет он ее в спину – раздастся вечерний звонок в дверь. Не толкнет – «сосите кеглю, Михаил!». А при самом гнилом раскладе она может глумливо придти по указанному адресу, но со Степаном. Дескать, вот, пришли узнать как твое самочувствие…
    За окном уже промелькнуло Московское Море, когда я вдруг вспомнил об Оксане. Тут же кинулся в тамбур - звонить ей – благо до конца рабочего дня еще было время. Оксанка взяла трубку, и я быстро, чтобы соблюсти конспирацию – ведь она на работе как-никак – рассказал про свои злоключения в Питере и сказал, что увидимся завтра, потому что сегодня я приеду и сразу завалюсь спать.  Она деловито ответила: мол, хорошо, приезжайте, буду ждать. И отключилась.
    Поезд пролетел знакомые названия: «Решетниково», «Клин», «Поварово», «Сходня»; просвистел мимо Останкинской башни и вкатился на Ленинградский. Я схватил рюкзак и короткими перебежками рванул к метро. У меня был ровно час, чтобы доехать до дому и помыться. Надежда на вечерний  визит, несмотря на ничтожные шансы, горела как капотнинский факел.


    ***

    Грязную одежду и носки я затолкал в стиральную машину, сам же залез  под душ. Дверь в ванную оставил открытой, чтобы, не дай бог, не прослушать звонок в дверь. Я мылся и поглядывал на часы: 21-55, 21-57, 21-59… Знал ведь, что девицы вечно опаздывают минимум на 15 минут. Но всегда кажется, что они придут в точно назначенное время. Чего уж там - особенность психологии – мерить все по себе. Уже и вытерся, и зубы почистил, и оделся, и даже ногти постриг, а звонка в дверь все не было. Вместо дверного зазвонил мобильный. Я метнулся в комнату. Полина.
    - Привет. Я с твоим домофоном разобраться не могу. 142 набираю – и без толку.
    В череп ударила похоть. Хуй сразу встал. Горло перехватило спазмом. Мой голос был как из мусорного бака:
    - Надо нажать еще букву «В» - вызов, типа.
    Она отключилась, и тут же запиликал домофон.
    - Открываю, - и нажал на кнопку. В трубке слышались пиканье, скрип, шарканье и скулеж. Видно, кто-то выводил на прогулку барбоса.
    Я вышел на площадку. Опять всем надо было меня мучить. Даже лифтам. Пассажирский просто проехал мимо. Грузовой кряхтел, чем-то звякал и поднимался явно нехотя. Движение просто необычайной плотности – и это в одиннадцатом часу ночи. Наконец, грузовой лифт остановился, с дребезжаньем открылась дверь,  и стройная нога шагнула на плитки нашего этажа.
    - Привет!
     Полина улыбалась. Ишь ты… без очков приехала. Значит, без отражения в зеркале будет. А как же носик пудрить? Или она ненадолго? Да ладно, раз приехала… Уж на ночь-то останется…  Мысли прыгали и перемешивались.
     - Прошу. - Я вошел в квартиру за гостьей, разглядывая как тесные бриджи обтягивают ее задницу.
    Полина сбросила чешки и прошла в комнату. 
    –А у тебя уютно. Только пыльно.- она провела пальцем по экрану телевизора и пошла к эркеру. - Ты один живешь? А окна куда выходят, на Азовскую?
    Подумалось,  что ей удобно смотреть на ночной город сквозь стекло -  собственное отражение не мешает. Я понемногу успокаивался. Сейчас поставлю чайник, и потихоньку-полегоньку приступим к сеансу сексотерапии. Птичка в клетке – никуда не денется. Видно – никуда и не торопится. Наверное, сказала крюку, что ночевать будет на Нагорной. Если не совсем отбили ей дыню в Питере, то уж, наверное, сообразила прихватить с собой сменное белье и прокладки. А уж новая зубная щетка у меня найдется.    
    - Может, чаю?
    - Не надо, спасибо. Я после семи не ем. А просто так чай хлебать – не люблю.
    - Ну, тогда садись в кресло, и начнем сеанс. - В конце концов, рано или поздно ситуацию пришлось бы брать под контроль.
    Полина послушно опустилась в кресло и жалобно проговорила:
    - Я еще не до конца решилась на терапию. Мне немножко страшно. 
    Вот тебе на. Приезжать на ночь глядя к малознакомому парню – не страшно, а лечиться от стремной галлюцинации – поссывает.
    - Не боись. Моряк ребенка не обидит. Кстати, я когда сидел в кутузке ко мне в карцер бросили двух матросов.  Ух, бравые ребята.
    Стоя у окна, я тупо заговаривал ей зубы. Она сидела в кресле  в вальяжной позе, закинув ноги на подлокотник, и совсем не чувствовалось, что ей охрененно страшно. Как доктор, я обязан был ей рассказать суть терапии непосредственно перед сеансом:
    - Значит, смотри: мы с тобой совершаем половой акт. Он, если все проходит успешно, дает  главное: ты выходишь из-под влияния Степана. Спокойно делаешь себе какую угодно прическу вплоть до самых жутких зачесов, наводишь какой угодно макияж и – перестаешь быть похожей на Кароль Буке. Вместо нее и вместо пустоты в зеркале появляется Полина Коробова – милая девушка со своей собственной неповторимой индивидуальностью. Этим ты закрепляешь свою независимость и спокойно строишь свои отношения со Степаном на равноправных основах и взаимной выгоде. Свадьба, дети, внуки, тихая старость в мирном дачном поселке по Киевской дороге. Абгемахт. Ну как?
    Моя речь была собрана из мудацких статей из газеты с  программкой и теленовостей. Но, в принципе, все выглядело логично.
    - Но это же измена. – абсолютно нелогично прогундосила пациентка.
    Я передразнил, цитируя Гайдара:
    - «Измена! – вскричал Мальчиш-Кибальчиш». Это не измена. Это нормальный ход. Ты из-за этого любителя французского кино, не можешь даже волосы покрасить в другой цвет. Вот этот реальная измена. Ведь хочешь же в рыжий перекраситься? Или вообще в красный. Как Лола у Тыквера. Хочешь, а?
    Несчастная жертва дизайнера кивнула и закусила губу. Я протянул ей руку и поднял с кресла. Она была где-то на полголовы ниже меня. Обнял и начал потихоньку гладить по волосам, которые вполне могли бы быть рыжими, если бы не жестокий деспот Степан. Дальше все пошло как обычно: поцелуи, пуговицы, молнии, крючки, трусы…

    Когда мы уже лежали и отдыхали, я гладил Полину по спине и разглядывал крупный красный фурункул на ее левой ягодице. Странно, как это она не постеснялась придти ко мне с такой медалью «За оборону Москвы»? Впрочем, она могла его еще не видеть или не заморочалась из-за важности визита… А теперь пациентке «доктора Аксенова» предстояла самая важная часть лечения – зеркало. Как ее мозг отзовется на мой курс? Ведь во всем этом сквозило явное шарлатанство – ритуальный секс, зеркала, какие-то рыжие волосы. Не сбрендила бы вообще напрочь. Мало ли какие могут возникнуть в больной голове причуды… Но мысли  мало-помалу разбегались – мозг клонило  в сон.
    - Ты когда пойдешь смотреться в зеркало? А то мне спать хочется. Третью ночь не сплю. Всё урывками.
    Полина перевернулась  на спину и снова заблажила:
    - Страшно… А вдруг не помогло?
    Я зевнул и, уже засыпая, пробормотал:
    - Тогда утром повторим…

    ***
    
    Утром мы, конечно же, повторили. Полина еще спала, когда я стал к ней приставать с утренней эрекцией. Мы немного поборолись, но врачебная этика не позволила мне оставить в беде нуждающуюся в помощи девушку, а ей помогла воля к выздоровлению. После вчерашнего грехопадения застенчивости у нее поубавилось, и мы добавили к генитальному контакту немного орального. Совсем чуть-чуть, так как времени уже оставалось мало, а день начинался рабочий.
    После этих языческих игрищ мы оба прошествовали в ванную. Полина встала перед зеркалом и удивленно сказала:
    - Ты смотри-ка – помогло.
    Она повернулась в три четверти, тряхнула волосами, оттянула правое веко и показала отражению язык. Я уже все понял и залез в ванну помыться, задернув водную шторку. Я стоял под душем и чувствовал себя доктором Пироговым, придумавшим душить раненых хлороформом. Я переключал регулятор в разные режимы, ловил струйки  ртом и выплевывал воду. А пошедшая на поправку все вертелась перед зеркалом и, наверное, мечтала о том, какие невероятные сооружения на голове она себе запупырит и в какие нелепые цвета выкрасится…




    Эпилог.

    После всей этой чехарды мы несколько раз созванивались с Полиной. Сначала часто – как хорошие друзья, потом все реже и реже. Она постоянно рассказывала в какой цвет покрасилась и какое там каре себе настригла. Степан, говорила она, сначала воспринимал пермены в ее облике сдержанно, но потом, я так понял, они разошлись. Крепостное право рухнуло, и барин прогнал мужичков с земли, чтобы заменить их батраками, не помнящих старые дела. Или наоборот – бывшие холопы ломанули в вольные хлебопашцы, чтоб вообще не видеть мерзкой хари рабовладельца. Черт их знает. С самим Степаном мы так и не пересекались – не поговорили. Он, наверное, не хотел тёрок потому, что я отказался участвовать в его фантастической авантюре, а я считал, что он мог повести себя в питерском деле более по-товарищески. Ну, да и черт бы  с ним.
    Я же продолжал встречаться с Оксанкой. Тем более, что она от нас уволилась и конспирация потеряла смысл. Теперь это был уже не служебный, а самый обычный роман.
В-общем, вот такая получилась история.

    ***

    Где-то через полгода, когда уже и Олимпиаду себе заграбастали, и президента  сменили, и цены начали расти, ну и вообще все как-то пошло наперекосяк, я как-то  раз, с утреца, за утренним кофе слушал по телику «Вести». Сюжет про какую-то правительственную тусовку – то ли заседание, то ли экстренное совещание – не понятно. Я, сам не знаю почему, поднял рожу к экрану. Камера как раз объезжала крупным планом всю их кодлу – озабоченные государственными делами лица. И в объектив попала знакомая белобрысая физиономия Степана. Потом были еще сюжеты –  Бывший дизайнер мелькал на телеэкране то в качестве какого-то помощника замминистра, то в качестве полномочного представителя федеральной власти в разных регионах и даже округах. Выржение лица его было таким же значитальным и великодержавным, как у всего кабинета министров. Карьера его - то ли построенная на фокусах с подтыриванием разных предметов, то ли основанная на реальной деятельности, явно шла в гору. Фамилия его часто мелькала в интернет-изданиях, освещающих политику и светскую жизнь.
    В репортажах  светской хроники  он постоянно представал в смокинге, с бокалом  в правой руке и с блондинкой, прицепленной к локтю левой. Блондинку показывали обычно мельком, но  все равно я успевал заметить, что она кого-то мне напоминает… Но никак не мог понять – кого. Очень уж мимолетно камера проезжала ее фотокарточку.
    
    Как-то раз, осенью, когда Оксанка поехала к родителям на дачу  помочь убирать урожай яблок, я валялся на диване и смотрел по телику все подряд. Переключаясь с канала на канал, я наткнулся по «ВиЭйчВан» на мой любимый клип Тома Петти «Ласт Дэнс Виз Мэри Джейн». Тут же меня осенило - на кого похожа Степанова блондинка. Она была вылитой Ким Бесинджер. Я почесал пятку и подумал, что возможно кому-то скоро может понадобиться помощь «доктора Аксенова». А я был бы не против. Мне всегда нравилась Ким. Особенно она хороша в первом «Бэтмене» и в «Привычке жениться».