- У миня хуй увиличилсо на питнадцать сантиметраф!
- А у миня песда уже стала!
- А в ЮАРе рижым апартыида закончилсо!
- Да, он мощный мужык, скажу я вам. У миня хуй уже каг читыри года нистаял, а тут вчира каг падарвался, таг я сваю Нину шесть чисоф дрючил.
- А у миня…
- А мне он…

Да, народ. Сильный был мужык – Кашперофский. Штоп тама нигаварили, а наебал он всю страну (имею ввиду СССР) и заставил выкладывать бабло  палавину Пендостана. Но я хачю придлажыть вам сваю исторею ап нем.

Фсе начиналос вроди бы спакойна. Медик па абразаванию, Анатолей Кашперофский задумал сваю наепку сразу жы посли винницкава института (халол блять! и этим фсе абъясняицца) Но к наепке он гатовился долга и тщатильна – 25 лет в психиатричискай бальнице. Нибудим вдавацца в падробнасти иво прафесианальнай карьеры – скажым лиш адно: за время иво работы в «бальничке» он сваими сиансами загнал на тот свет дахуища народу: каг бальных, таг и здаровых.

Я каг сичас помню те времена – славный 89 гот. Помнитса, сижу сибе ва дваре на качелях, кавыряюс в насу, а казюльки ап Танина платнице вытираю (Таня – эта падружка мая, аднагодка), пытаюсь Тане пад платне заглинуть и вдрук мама из акна кричит.
- Сына, а ну песдуй быстра дамой!
- А чо, ма? У миня исчо пол часа времени на «пагулять».
- Я тибе гаварю бистра песдуй, а то папа песдюль выпишет!

Папу я баялся, патаму шта папа бухал и в састаянии «в гавно» мок впалне атхуячить миня римнем. Паэтаму я папесдавал дамой нимедлинна. Захажу дамай.
-    А што случилась? – эта типо я гаварю.
-    Пасть закрой и фтыкай! – папо мине в атвет.
Глижу – фся симья ридочкам перед теликам сидит и даже папо нихуя не синий, а дажы наабарот – трезвый, аж светицца (я тада фпринцыпе и папу-та первуй раз трезвым увидил).   

Сажусь на калении к мами и фтыкаю телик. А па телику риклама какая-та типа хапьор инвест или хуй там иво знаит. Ну карочи втюхивают хрень какую-та для таких лахов, каг мая симья. Ога. И тут вдрук паивляиццо на экране ибало, ей Богу, на весь экран и каг заарет: «Дима! Нисцать! (миня типо Дима завут) Ты миня понил, Дима?! Нисцать! Ты нидолжын никагда сцать блять! Если ты хоть раз сцыкнеш, то я тибя, суку малую, заебашу гантелей па галаве!»

Ат такова прямова абращения ка мне ибала из тиливизара я ниабасцался – я абасрался в сваи любимые (в гарошек) штаны и придатильский запах децкава, исчо ниакрепшева гавна начал распрастраняцца па фсей квартире. Мой папо мине ничиво нисказал – он фстал, снял римень и атъибошыл миня па полнай. Причом он дажы ниразришыл маей мами паминять мине абосранные штаны. Патом я стаял три часа в углу – унижынный, в абосранных штанах и са страшным голасам в маей децкай галаве, каторый праизнасил мине с ыкрана тиливизара «нисцать»…

Прашли годы, а время, каг извесна лечит… Я уже не тот малинький мальчик Дима, каторава можна была напугать «ибальнекам из тиливизара» - сичас я уважаимый чилавек Дмитрий Александравич, каторый сам каво хош напугаит сваим камандирским голасам. Но инагда па начам, я прасыпаюсь в пату, мокрый (децкий энурез хуле) и абосранный. Паслецтвия тижолава децтва, хуле. Паслецтвия сианса психатирапии Кашперофскава. И мине становицца стыдна и абидна за сибя…

Сиводня день раждения лигиндарнава наепщека Кашперофскава Анатолея Михайлавича. Фсе иво друзья паздравляют с праздникам и жылают всево самава лучшева. Я хачу присаединицца к ним и пажелать: «С днем раждения, сука! Сдохни уже пажалуста наканец и нинаебуй большы людей, падла!»