Какой интересно, мудаг, придумал ёжегов рисовать со всякой хуйнёй на колючках –  с яблочком там или абрекоской; несомой им (со сморщенным, блядь, ебальцем) в уютный домег. Ёжег – матёрый хищнег. Да, наверное, он может зохавать яблоко или там гребок, но только от очень хуёвой жизни, когда исчезнут жабы, ужы, мышы и даже кузнечеги, блядь. Вот только тогда, измученный ёжег согласится жрать яблоко или там жолудь. Летом он успешно ебошит несолёной всякую живность, а на зиму её же, ссцуко, сушит. Причём делает это – умно. Находит кротовую нору. Перегораживает себе ответвление. И кладёт туда добытую мыжь или ужа и оно там себе сохнет. Таких заначек ёжег делает до хуя и постоянно их обходит, смотрит – всё ли заебись? Иногда заначку пиздит какой-нибудь крот. Тогда расстороенный ёжег выслеживат какого-нибудь крота, даёт ему пецды и кладёт сушиться вместо спижженой заначки. Кроты не любят ёжегов. Многие звери не любят ёжегов, разве что медведю похую. Он конечно может разорвать его нахуй, но ёжег шустрый – успевает съебаццо. Вепри ёжегов тоже не торогают – не хотят ебальнег поколоть. Не любят они этой хуйни. Обезьяна вот, разве что, может ёжегу навалять,
да и то, если дубину взять додумается. Да и где, нахуй, те обезьяны. Ещё пожалуй, росомаха – полумифический таёжный зверь. У неё, по картинкам, когти – шопесдец, почти каг у медведя. Может ёжегов и ебошит. Но где они живут, блядь – хз.

Вот, а если заначка на месте и уже подсохла, ёжег переносит её в секретную глубокую нычку – закрома. Где они – хуй ево знает. Ночью переносит, во-первых. А во-вторых, если его за прятками спалить, так он сбрасывает свою ношу под пузо, сворачивается вместе с ней и хуй ему что уже сделаешь. Такая вот блядь хитрожопая. Разве что, ужовый хвост недозавернётся – можно обгрысть, но нахуй кому это надо.
Найденных дохляков ёжеги тоже прячут в заначки – авось подсохнет и вонять перестанет. Вобщем, таранки разной запасают полные эти самые. Даже проёбывают потом некоторые нычки, когда в закрома всё сносят. А зимой, когда жрать нехуй, волки находят проёбанные ёжеговы ништяки и пруццо. Волки ёжегов уважают.

Под зиму – ёжег впадает в спячку. Спячка у него не очень что бы крепкая, не каг у медведя. Иногда просыпаецо – идёт поссать-посрать и вообще посмотреть, как там чего окрест, нет ли рядом какой нездоровой хуйни. Если в округе всё заебись – хавает пару сушек своих и спит дальше.
Весной, проснувшийся ёжег хочет жрать и ебацо. Недружественная анатомия научила ёжегов тонкому коварству, а строгая природа выковала в них несгибаемую волю. Забрав последний ништяк из закромов, ёжег прячет ево на выходе из кротовой норы. Потом замолаживет какую-нибудь дуру сказками о вкусных диликатэсах и зовёт посмотреть ко входу в кротовую нору. Когда она суёт туда ебло, ёжег быстро бежит к выходу и орёт туда: «–Давай! Давай! Они уже близко – фкусные ништяки!».

Потом быстро жрёт их и начинает корчить страшные рожи. Разогнавшаяся было в кротовой норе ежиха, видит этот ужас, пытается сдать задом и накрепко застряёт в узкой западне. Изобретательному ёжегу остаёцо только гломурно обкопать вход вокруг торчашей из него ежихеной песды и заняццо безопасным сексом. Выебанная таким хитрым образом ежиха пребывает в шоке какое-то время, потом, хуле уже делать, беременеет и через сорок дней рожает. У ежих, обычно, хуёвая карма. А вобще – ёжеги харошие. Бегают в огороде, фыркают там чего-то. Злые только, но на человека не нападают – кроты таких нор не роют нихуя.