Когда тебе сорок один год и ты отлично себя ощущаешь, сидя за бутылкой недорогого бренди перед экраном монитора, нелегко поверить, что ты умер. Даже когда темнеет в глазах, ты сползаешь на пол и сквозь покрывающую всё вокруг пелену доносятся обрывки неразборчивых фраз: «…геморрагический, да…кавинтон, адельфан, быстро…на Братиславскую, в неврологию…»  - это кажется лишь небольшим недоразумением, не имеющим к тебе непосредственного отношения. Потом пелена сгущается, звуки становятся гулкими и утробными, вспыхивает и медленно гаснет свет и начинается вечность. Только лишь когда вечность неожиданно заканчивается и ты оказываешься абсолютно голым в огромной комнате, заставленной непонятными агрегатами, посреди которой за большим  письменным столом красного дерева сидит седой мужчина с аккуратным пробором и с интересом тебя разглядывает, -  только лишь тогда ты начинаешь задаваться вопросом: «А что, собственно говоря, здесь происходит?»

- Да ничего особенного, - с каким-то легким (прибалтийским?) акцентом ответил седой, - Уже всё.
- Как, совсем всё? То есть где я?
- Ага, совсем. Если не веришь,  посмотри. В общем-то ничего интересного, - он повернул стоящий перед ним монитор так, чтобы собеседнику тоже было видно.
На экране человек в грязноватом халате стоял возле секционного стола, бормоча:
- Капсула печени гладкая, нижний край закруглен, ткань буровато-коричневого цвета с зеленоватым оттенком, желтоватыми участками, дряблая. В желчном пузыре примерно двадцать миллилитров желчи…
В лежащей на облицованном кафельной плиткой столе выпотрошенной тушке Виталий с ужасом узнал себя самого.

Рядом с монитором стояла табличка с надписью «Edem Das Seine». Проследив направление взгляда, мужчина улыбнулся и сказал:

- Не обращай внимания, это прикол такой, коллеги с бывшего места работы подарили. Ну что ж, пора представиться -  я возглавляю Департамент Озалупливания, где ты пробудешь какое-то время, пока не закончишь базовый курс. В дальнейшем мы расстанемся, но как долго ты у нас пробудешь – зависит в первую очередь от тебя самого. Я надеюсь, что ты будешь озалупливаться прилежно. Можешь называть меня Иосиф Карлович. Можешь никак не называть, мне всё равно. На самом деле это не имеет абсолютно никакого значения. – Он зевнул. – Теперь, когда формальное представление закончено, можно приступать.

Он вышел из-за стола и открыл металлическую дверь в стене. Сразу за дверью находилась решетка, как в милицейском обезьяннике. Прикованное к металлической решетке огромное железнозубое жывотное безумно хохотало, горы жира тряслись, жидкие сальные седые волосы падали на лицо, тронутое трупным разложением. Пустые глазницы были заполнены гноем, стальные зубы клацали в яростной попытке укусить, слюна летела в разные стороны.

- Что это?!
- Первый номер, - Иосиф Карлович открыл журнал в картонном переплете, - Нина Сергеевна Грабская. Покойная мать известного хуятора … ммм… неважно, какого хуятора,  просто дурачок один из каментов. Точнее, это её материальная оболочка. Кстати, ты угадал – при жизни она была фабричной мотальщицей, мугога.
- Зачем это здесь? – простонал Виталий.
- Как зачем?! Ты должен будешь её ебать!
- Почему я должен ЭТО ебать? Я не смогу! Это же мёртвая женщина!
- Ну да, мёртвая. Живые – это вообще уже давно не моя епархия, именно поэтому ты и здесь. Не переживай, сможешь. Если не сможешь сразу, вернемся к этому занятию позже.  Кстати, ты же не мог не знать простого постулата о том, что мысли материализуются. Впрочем, даже если и не знал, это уже ни на что не повлияет. Другое дело, если ты не захочешь! Представь себе – ты можешь отказаться! Именно для таких случаев, а также для поклонников классики у нас имеется вся эта дантова дребедень – можешь совершить экскурсионное инверсное нисхождение по всем девяти кругам. Предупреждаю сразу – в зачет озалупливания эта хуйня не идёт. Ты случаем не католик, нет? Просто для них есть эксклюзивное предложение. Ну да ладно, все равно назад попросишься – ещё ни один там оставаться не захотел. Хотя, конечно, можешь рискнуть, гугугу.

Он глянул на часы.

–Ага! На удаве как раз обновления выкладывают, так что, если не хочешь ебать мёртвых железнозубых мотальщиц, можно заняться любимым делом. Рабочее место для тебя уже оборудовано, – широким жестом он показал на странное сооружение, стоявшее в углу. Оно одновременно напоминало гинекологическое кресло и электрический стул. На уровне глаз сидящего находился небольшой черно-белый монитор, на котором мерцали буквы. «Вася Мегахуй: «Как йа пасрал» - прочитал Виталий. Посреди дощатого сиденья зияло аккуратное отверстие, в котором виднелось что-то металлическое. Больше всего это «что-то» напоминало гигантский страпон, плотно обмотанный армированной колючей лентой – Виталик видел такую во время службы в армии. Сбоку на сооружении чуть криво была привинчена алюминиевая табличка. На табличке было выбито: «Хуйнямометр Стационарный Многоблочный ХЭТЦП-М 001в». Чуть ниже белой эмалью от руки аккуратно был выведен инвентаризационный номер.

- Замечательное изобретение, спасибо, - продолжал Иосиф Карлович, - в зависимости от содержания хуйни в крео движущаяся часть выдвигается и проникает в твою прямую кишку на расстояние, соответствующее процентному содержанию вышеупомянутой хуйни. Самое интересное, что шкала хуйнямометра, – он показал на привинченный сбоку циферблат, подозрительно напоминающий тепловозный термометр, - не ограничена ста процентами. Да чего я рассказываю, ты же в курсе, - он подмигнул. – Можешь гордится тем, что твоя работа будет иметь большую научную ценность, результаты будут публиковаться в очень авторитетных изданиях. Служение прогрессу – вот истинная цель любого человека доброй воли, правда, ваясег?

Виталик благоразумно промолчал.

- Я хочу, чтобы ты понял – это не наказание, нет. Просто есть некие вселенские законы, которые никому, даже столпам контркультуры, нарушать не дозволено. Каждое действие рождает противодействие, школьный курс хорошо помнишь? Теперь ты будешь предпринимать кое-какие усилия, чтобы компенсировать сделанное и сказанное.
- А потом? Когда компенсирую?
- Не знаю толком. Потом ещё один департамент, пустяковый совсем, а потом ты куда-то денешься, равно как и все прочие. Есть, правда, экземпляры, которые уже вторую сотню тысяч лет кочевряжатся, но таких единицы, да и они рано или поздно исчезнут отсюда, как мне кажется. Ты не торопись, времени предостаточно. Сначала ты должен в достаточной мере озалупиться.
- Что значит – озалупиться?! Что…
- Да откуда я знаю, что это значит! Я и не интересовался никогда. Ты, главное, делай предписанное, и понимание придет со временем, я так думаю. В любом случае решения принимаю не я. Ну да ладно, заговорился я с тобой чего-то, время идёт, а работа стоит, – он легонько подтолкнул Виталика в спину по направлению к хуйнямометру, - иди уже озалупливайся. Процесс только начинается, - он ловко усадил его в кресло и двумя отточенными движениями пристегнул руки к подлокотникам, - а ведь у нас ещё Департамент Створаживания на очереди. Нехорошо заставлять уважаемых коллег нервничать. Зайка, блядь. Гугугу.

«Надо было попроситься к мотальщице, - подумал Виталик, - в принципе, нормальная баба. Мою Юльку чем-то напоминает».