…привезли на этот объект вчера, Алимжана, с ним еще пятерых узбеков, пятерых таджиков и одноглазого молдаванина Стояна, который рекомендовался как отличный каменщик. Алимжан про себя усомнился, как этот одноглазый тип с трясущимися руками может хорошо класть кирпич, но вслух ничего не сказал. На объект приехали затемно, подрядчик Степаныч разместил их в вагончике, показал где включать газ, электричество, воду, приказал вести себя тихо, ворота никому не открывать и в случае чего звонить ему. Когда Степаныч уехал, Стоян, до этого смирно сидевший на мешках с цементом, пулей подорвался к своей сумке, достал полторашку со спиртом, налитую под завязку, и большую алюминиевую кружку, налил, разбавил водой, жадно сделал большой глоток. «Да он алкаш, как он работать будет» - подумал Алимжан. Он сидел со своими земляками из Ферганы и пил чай. Алимжан был опытным строителем, самым старшим из них, он нашел эту работу и был фактическим лидером этой небольшой группы.

    Таджики сидели под открытым небом, в России они были впервые, по-русски из них мог говорить только их старший, Турсунбек. Таджики должны были делать самую тяжелую неквалифицированную работу и получали меньше всех денег. Турсунбек улыбнулся и показал на Стояна, который уже допил свою кружку, закурил «тройку» и с довольным видом возлежал на цементе. «Кладка, ептыть, она ровной должна быть, по уровню, епт, а то как сейчас кладут, епт, смотреть противно» - разглагольствовал Стоян – «Вот ты» - обратился он к ближайшему таджику – «Ты умеешь класть, епт? Че молчишь?» Таджик недружелюбно посмотрел на него, потом на Турсунбека. Турсунбек, пристально глядя на Стояна, ответил по-таджикски: «Свинья пьяная, нажрался, так сиди тихо, не приставай !!!». Стоян не понял смысл, но почувствовал интонацию, вздохнул и пошел спать. Таджики достали шалу и папиросы, решили зашабить. Они позвали Алимжана с компанией, но Алимжан строго запрещал своим пить и курить на объекте. «Домой приедем – будем отдыхать, а сейчас работать надо». Все легли спать, Алимжан остался один, смотрел в ночное небо, вздыхал, вспоминал дом, жену – красавицу Алию, своих маленьких ребятишек. «Как бы я хотел вас всех обнять, любимые!». Им всем очень нужны были деньги. В Фергане работы не было, и Алимжан из года в год скитался по российским стройкам.

Степаныч приехал около шести утра, разбудил всех, дал указания, кому что делать. Они строили дом одному тульскому бизнесмену. Пока был готов только фундамент, нужно было поднимать стены. Должны были приехать Камазы с кирпичом, таджиков ставили на разгрузку, Алимжан со Стояном делали кладку, часть узбеков помогала им, оставшиеся таскали кирпич и раствор из бетономешалки. Привезли кирпич, замесили первую партию раствора, работа пошла. Степаныч командовал, рабочие суетились. Стоян действительно оказался хорошим каменщиком, Алимжан едва поспевал за ним. Солнце весело освещало картину…
…сидели у Ганса в гараже впятером, пили первач, который гнала бабка Ганса. Закусывали недозревшими яблоками. Допив, решили ехать купаться. «Юпитер» Карпача, поскрипывая под тяжестью пяти тел, катился по пыльной дороге. Они свернули к строящемуся коттеджному поселку. Карпач встал на подножках, закричал во всю глотку. Остальные повторили, и дружный рев огласил окрестности.
Поселок только начали строить, пока проложили дорогу и несколько фундаментов. Только у одного дома кипела работа, стояли грузовики, сновали люди, остальные     участки временно пустовали. Мотоцикл прокатил мимо стройки, подняв клубы пыли, и поехал вниз по дороге к реке.

Приехав, парни спрыгнули с мотоцикла, и, не раздеваясь, полезли в воду, спихивая друг друга, норовя «притопить», кидаясь грязью. Купание шло весело. Только Карпач задумчиво сидел на берегу, чесал бритую голову и жевал травинку. Ганс подсел к нему, толкнул в бок: «Ты че ?» «Да, бля, смотри, опять чурок понагнали, они за жратву и три копейки работают. Я пробивал у дяди Вани Варламова, строителя, потом у Степаныча, три-четыре тысячи им платят в месяц. Наши никто не пойдет, на хуй за эти деньги ишачить. А этим заебись… Бля, работать негде, я надеялся туда пойти, думал стройка богатая, хоть десятку бы платили, мы бы всем кагалом подпряглись. А за четыре…» «Да ладно, Карпач, на хуй тебе эта работа, туда каждый день надо ходить, ты че! Тебя на неделю максимум хватит» «Все равно зло берет. Чурки хуесосные !»
На обратном пути Карпач притормозил у стройки, слез, достал сигарету и подошел к таджику. Не поднося сигареты ко рту, попросил: «Дай прикурить». Таджик пожал плечами и отвернулся. Карпач развернулся и пошел к мотоциклу. «Так и знал». «Че?» «Даже по-русски не понимают». Мотоцикл взревел убитым мотором и покатил прочь…

…близился к вечеру. Таджики уже еле стояли на ногах, Стоян курил, сидя на кирпичах. Алимжан и сам очень устал. Он крикнул Степанычу:«Все, хватит, на сегодня хватит!» «Понос прохватит ! Заряжай еще раствора, до темноты времени вагон. Два ряда еще положите ! Че встали, давай, работай! Стоян, хватит курить, закашляешься, ты давай, кирпичики хуярь!» - луженая глотка Степаныча не знала устали, он орал весь день, и ни капельки не охрип. Уперев руки в бока, он подгонял работников матюгами. К вечеру таджики выучили «хуй», «пизда» и еще несколько крепких словец великого и могучего…
…стояли у ворот парка, прикалывались, грызли семечки, курили. Подошли большой компанией ребята с Низа с канистрой разливухи, позвали с собой в парк. Разливуха потекла рекой, пьянка пошла душевно. Кто-то подходил, уходил, откуда-то взялась гитара, «Нинка как картинка с фраером гребет…». Нестройный хор подтягивал.
Мимо проходил черноволосый парень. «Эй, черный, подойди ! Базар есть!» Парень, крикнув «Иди на хуй !», бросился бежать. «Это со стройки хуесос, мы их видели сегодня» - Карпач, пьяно пошатываясь, залез на лавку и, икнув, заговорил: «Пацаны! Вот чурки приехали и залупаются. Он по-русски ни звука, а как послать, уже выучил, гандон. Они, бля, нас теснят везде, работать из-за них невозможно, а обживутся, так всех своих черножопых сюда перетащат, весь аул ебучий. Потом русских притеснять станут в открытую…». Он не договорил, к нему подошел Фока, здоровенный бык из «ниженских», стащив с лавки за шиворот, обнял и сказал: «Веди Карпач, лысая башка. Где там стройка эта». Толпа устремилась за Фокой, который тащил Карпача, как на буксире. По дороге разломали забор чей-то, вооружились штакетинами. До поселка идти было порядком, успели пару раз сделать привал и допить разливуху. Начинало темнеть. Карпач больше не пил, нашел арматурину, положил ее на плечо, и чеканя шаг, маршировал во главе, под одобрительный пьяный гогот.

Стройку освещали два фонаря, которые тут же выбили кирпичами. Алимжан, который уже дремал на матрасе в вагончике, открыл глаза, услышав крики на улице. «Выходи, падаль черножопая !!! Ща убивать вас будем !!!» Алимжан схватил лежащий на столике телефон, набрал номер Степаныча. Трубку никто не брал. Один из узбеков заклинил ломом дверь. Вагончик был полностью металлическим, с несколькими люками, которые тоже успели закрыть. По вагончику начали бить палками, внутри стоял невыносимый грохот, сквозь который Алимжан едва слышал гудки в трубке. «Давай, подними же!!!». Вдруг грохот прекратился. Снаружи послышалось «Эх. Давай, навались!!!» Вагончик накренился и повалился на бок. Погасло электричество, Алимжан при падении уронил телефон. Стоя в темноте на коленях, Алимжан шарил руками вокруг. Снаружи чувствовалось какое-то движение. Вдруг потянуло запахом дыма и кто-то весело закричал: «Гори-гори ясно, чтобы не погасло !!!». Турсунбек, оказавшийся рядом, закричал от отчаяния, выдернул лом, закрывавший дверь, схватив его, выпрыгнул на улицу. Таджики, схватив что подвернулось под руку, полезли за ним. Алимжан, уже плохо соображая от случившегося, тоже вылез из вагончика. Вокруг жестоко дрались, кто-то уже лежал на земле. Алимжан хотел добежать до подвала, который закрывался надежной металлической дверью, но вдруг свет в глазах померк... Перед глазами промелькнули образы Алии с детьми, матери с отцом, цветущая весенняя степь… Потом темнота…