Пролог
Внимание, граждане фтыкатели! Букоф реально дахуя. Не любой скролл сможет выдержать. Тема ебли не раскрыта, о говне ни слова, жести тоже маловато. Такшто не ругайтесь почём зря, я вас предупредил.

I

«Да не пойти ли те нахуй» - злобно бормотал Вадик выход из класса: «Ебучка недозаёбанная».
Наталья Георгиевна лишь посмотрела вслед, увидев лишь спину обтянутую кожаной мешковатой курткой. За открывшейся после сильного удара ногой, ветхой дверью. Она стремительно распахнулась, и громко ударившись об стену, захлопнулась снова.
За её двадцатилетний стаж преподавания в вечерней школе она уже ко многому привыкла. А к подобным вспышкам агрессии и подавно. Как обычно, Вадим не выучил домашнее задание. Этот самый трудный ученик её класса, неизвестно ей было, зачем он вообще посещал занятия. Она не видела в нём ничего кроме безразличия. Даже среди того, как выражаются некоторые, сброда, Вадим выделялся. Если на остальных она могла как-то повлиять, кнутом ли пряником, для Вадима же авторитетов не существовало в принципе. Что самое трагичное для неё он не признавал авторитетов именно в преподавателях. Изредка она видела его в сторонке от школы, там где расположилась постройка с классами для трудов. Он был в компании старших ребят. Они обычно собирались там во время занятий, прогуливая школу. Среди общего гогота волнами докатывавшегося до дверей школы, особенно остро резала ухо матерная брань. Ей, как учителю русского и литературы, как человека взращенного на незабываемых произведениях Достоевского, Пушкина, Толстого, Лермонтова, особенно неприятно и мерзко было слышать сплошное сквернословие из уст молодых не почувствовавших ещё толком всех перепитий жизни юнцов. Она уже не подходила к подобным компаниям и не делала замечаний, это осталось в прошлом. Она уже махнула рукой на этих недорослей. Если раньше и пыталась что-то изменить, пытаться воззвать этих, по сути, ещё детей к совести. То сейчас она просто проходила мимо, стараясь не обращать на них внимание. Но всё же порой ловила себя на мысли: «Боже, что же это твориться? Куда подевалась простая человеческая культура? Ведь есть же у них родители. Что же это за родители тогда, если позволяют своим детям подобное».

Вот и сегодня, закончился, наконец, последний урок. Она уже почти и позабыла о происшествии с Вадиком. И только выйдя из дверей школы, она увидела группу подростков как обычно тусовавшихся на перилах перед пристройкой. Дорога до автобуса вела в противоположную от них сторону. Но, идя по направлению к остановке она среди доносившегося гогота услышала отчётливое, злое, чудовищное, мерзкое: «Пизда рваная». Хоть произнесено это было с весьма приличного расстояния и не настолько громко, чтобы даже различить, чей это голос. Но она практически не сомневалось, что это сказал Вадик. И тогда она вспомнила его злобу в глазах мрачную, идущую, откуда-то из глубины.
«Сапунов», - склонилась она над классным журналом. Делая вид, что глубоко задумалась кого спросить, она уже знала кто это будет.
«Уру-ру» - только и ответил Вадим. Он вальяжно развалился на старом видавшем виды стуле, поставив одну ногу в потрёпанном ботинке на перекладину парты, предназначенную для того, чтобы туда ставили портфель. Портфеля у него не было, так же как не было тетрадки и ручки. Обычно ученики ходили на занятия с полиэтиленовыми чёрными пакетами, в которых они носили пару тетрадок, да один - два учебника. Сапунов обходился без этого.

Наталья Георгиевна отвлеклась от журнала и внимательно с нарастающей злостью от такого ответа, посмотрела на ученика. Тщедушный, в общем-то, по юношески нескладный, среднего роста, он смотрел на неё с издёвкой. Первый пух только начал вылазить на его подбородке. Волоски, уже достаточно длинные, торчали из большого похожего на бородавку родимого пятна на щеке. Лицо вытянутое бледное, глаза какие то блеклые. И пакля немытых засаленных волос, достаточно длинных чтобы почти полностью скрыть высокий лоб.
«Сапунов встать!» - как ей показалось грозно и начальственно повелела она, еле сдерживая свой гнев.
«Так уже… кхе… стоит» - не меняя положения произнёс Вадим.
Класс разразился смешками и еле сдерживаемым гуканьем. Очевидно, Сапунов пошутил. Наталья Георгиевна подобных шуток не понимала, поэтому и не восприняла для себя ничего оскорбительного.
«Я кому сказала? Быстро встал!»
Подросток нехотя и нарочито медленно поднялся со своего места. И застыл в самой непринуждённой позе. Лишь в длинных его пальцах правой руки мелькала зажигалка, которой он почти жонглировал с неимоверной скоростью.
«Какое на сегодня было домашнее задание?» - чуть смягчившись, спросила учительница.
«Да хер его знает» - безразлично ответил Вадим. Наталья Георгиевна пропустила мимо ушей подобный ответ и лишь протянула:
«Хорошо», - и после небольшой паузы: «А что ты можешь нам рассказать о творчестве великого русского писателя Фёдора Михайловича Достоевского?»
«Да нихуя» - Вадим как не старался выглядеть разбитным, но ответ свой всё-таки произнёс достаточно тихо, что бы учительница его расслышала.
«Что, что ты сказал?» - переспросила Наталья Георгиевна, стараясь придать голосу как можно больше строгости и жёткости.
«Я говорю мне ваш Достоевский ни во что не впился. Да и вся ваша литература поржняк гнилой. Нахер она мне нужна в жизни? Читаете, умную из себя строите. Интелегенты мля» – неожиданно разговорился Вадим.
  Наталья Георгиевна даже на мгновение опешила. В первый раз за то время, что Сапунов учится у неё в классе, он выразил своё мнение. С чем это связано она не знала, и даже некогда было задуматься. Потому что когда ей стал понятен смысл фразы она неожиданно разгневалась. Выводы он делает! Да кто он такой, чтобы так рассуждать о великом творчестве! Не видел он ещё жизни даже! И тогда, она объятая чувством праведного гнева, человека которого задели за живое. И даже более того попрали святыню. Она не удержалась и ответила агрессией на агрессию. Спокойно и даже холодно она не произнесла, а скорее кинула в лицо:
«Конечно, тебе это не пригодится. Если ты идёшь по стопам родителей, то в жизни тебе нужна только водка. Или может ещё наркотики?»
Вот тогда и вспыхнул в его глазах этот зловещий огонёк мрачноё чёрной злобы:
«А вы моих родителей не трогайте» - грозно прошипел он, но слова в абсолютной тишине притихшего класса, как будто отскакивая от стен, пронеслись по всему помещению. Затем, ни слова не говоря, пошёл к выходу, грубо толкнув плечом стоявшую на пути учительницу.

II

«Ну чё Вадян, по пивасику?» - вместо приветствия спросил Коля, старый знакомый. Коля был на год старше Вадима. Он учился в ПТУ, то ли на агронома, толи на автомеханика. Вадим слабо разбирался и в том и в другом. Поэтому ему две эти профессии были глубоко по барабану. В принципе, как и Коляну. Учиться он туда пошёл только лишь из-за того, что заставили родители. Один из преподавателей был их давним другом. Он то и пристроил отпрыска на учёбу. В школе он постигать знания не хотел. Да и сами родители престарелые уже, работяги. Всю жизнь проработали в порту. И к граниту науки относились если не с пренебрежением, то с оттенком превосходства. Старой, советской закалки трудяги.
«А чё бабло есть?» - с интересом взглянул на другана Вадим.
«Да пару соток канает. Сёдня на практике был. Там лошок один попался», - с гордостью плавно переходящей в хвастовство пояснил Коля: «Развёл его по полной программе. Видал кроссы пиздатые».
И он вытянул вперёд две ноги. Вадим присел рядом с другом на спинку скамейки. Осмотрел новые, белые кроссовки на ногах Николая. И с небольшой даже завистью отметил про себя, что кроссовки, в самом деле, хороши.
«Я ваще хуею с таких ботанов в натуре», - продолжал Колян: «Сам с какого то города с другого, тока типа переехал. Я к нему туда-сюда кто по жизни. А он бля смотрю стух сразу. Ну я ему и давай в ухо фуфайку толкать. Схавал как милый. Даже коцать не пришлось. Сам разлатался, да бабло отдал».
В разговоре своём Коля заметно подражал Жене «Большому». Восемнадцатилетний крепкого телосложения, тот недавно освободился. Закрывали его за два месяца до совершеннолетия. Попался он на угоне. Но за ним ещё числились два условных срока за кражи. Путём частичного сложения вышел год. Но пока длилось следствие и суд, он проторчал на централе почти весь свой срок. Оттуда и освобождался. Женя вернулся во двор героем, принеся с собой красивые, по мнению пацанов, тюремные чётки, жизнерадостную улыбку без одного зуба, умение красиво сплёвывать. И речь, наполненную словами зачастую непонятными, но очень знатно звучащими.

Освободившись, Женя как бы взял шефство над двумя, как он любил выражаться «пряниками перепуганными». Он наставлял их «уму-разуму». Иногда вытягивал их на какие ни будь деляны. В основном в качестве шухера, как он говорил «пику будете дыбарить». Работал он в основном по киоскам, закрывающимся на ночь, да по гаражам. Короче, Женя был их «старшим»…
Колян достал откуда то с земли из-за спинки полторалитровую бутылку с пивом. Одним ловким движением руки открутил крышку, и сразу приложился. Сделав три больших глотка он передал бутылку Вадиму. Тот принял ёмкость, посмотрел на этикетку – «толстяк: забористое». Хмыкнув произнёс: «Кучеряво живём». И на несколько секунд присосался к бутылке. Затем, крякнул от видимого удовольствия и вытер ладонью подбородок, куда пролилось немного пива.

III

«Лена, пизда по колено» - гоготнул Колян, адресуя свои слова проходящей не вдалеке девчушке.
Не смотря на свои тринадцать лет, она уже оформилась, тело её начало уже наливаться сексуальной свежестью. Грудь заметно выпирала из-под наглухо застёгнутой спортивной курточки. Ноги длинные, не по возрасту красивые облачённые в светлые джинсы, наверняка вызывали любопытство не только двух подростков. Личико её милое не утратившее ещё чего-то детского. Светлые достаточно длинные волосы, стянутые в хвостик. На голове бейсболка.

На улице уже темнело. И Лена, по всей видимости, возвращалась с тренировки. Она с раннего детства увлекалась спортивной гимнастикой. И хотя, тренер ясно дал понять её родителем, что большого спорта Лене не светит, она всё равно исправно посещала занятия. Чему родители были, несомненно, рады. И хотя семейный бюджет по современным меркам был весьма скуден, но они с радостью платили деньги за занятия. Это всё же лучше, чем если бы она проводила своё свободное время на улице среди подростков-сверстников, которым ничего кроме пива и травки не надо было.

Ребята были уже навеселе. Колян сгонял за добавкой. Жизнь казалась удиветльной, настроение было отличным. Поэтому шутка Коляна показалась Вадиму верхом остроумия и он стал от души смеяться. Колян же видя положительную реакцию на свои слова, продолжал:
«Ленчик, не убегай. Давай займёмся гимнастикой. У меня и снаряд есть заебатый».
После этих слов Вадим уже не смеялся, его охватил дикий ржач. Колян же подбадриваемый расположенностью друга, вскочил со скамейки и аккуратно, но быстро стал приближаться к Ленке. Которая уже удалялась в сторону ближайшего подъезда, стоящей неподалёку хрущёвки. Он неслышно подошёл к ней почти в плотную. И сделал несколько характерных движений тазом, исполняя видимость фрикций.
Лена испуганно отскочила
«Да пошёл ты на хуй, мудак» - донёсся до Вадима голос девушки. Услышав который он чуть не свалился со скамейки. Отсмеявшись, он жадно приложился к бутылке.
«Я бы ей засадил» - мечтательно вздохнул подошедший Колян: «Вот это краля».
«Угу» - согласился Вадим, не отрываясь от поглощения пива.
«Блять, как представлю её ножки у себя на плечах, так аж шляпа дымиться» - продолжал Колян. И вдруг без какой либо паузы спросил: «А ты Аньку ебал?»
«Конечно» - соврал Вадим: «Кто ж её не ебал на районе?»
«Ну да, проблядь» - констатировал Колян: «Ну и как она тебе?»
«Заебизь» - покачал в знак согласия Вадим.
«А мне чёта не очень вкатило» - с видом прожженного в сексуальных делах знатока сказал Колян. Вадим лишь пожал плечами.
Никто из друзей ещё никогда в жизни не то что бы не ебал, но даже и не был близок к этому священнодействию. Но каждый хотел показать друг другу, что знающий и умудрённый опытом человек.

IV

Неожиданно появился Женя.
«Ну чё пряники», - задорно поприветствовал он двух друзей: «Дрочите штоль на ту курицу?»
Женя наблюдал из далека картину как Колян приставал к Ленке. Женя обладал весёлым характером, и хотя шутки его были иной раз весьма жестокими, он умел расположить к себе пацанов. Не только расположить, но и внушить им уважение к собственной персоне. Уважение это было основано только лишь на его рассказах о тюрьме и малолетке. Хотя на малолетке он и пробыл всего два месяца, да и то на тюрьме. В рассказах этих он всегда выходил победителем и этаким, почти Робин гудом, в стычках с мусорами…

Женя подошёл к друзьям и отвесил каждому из них по ощутимой «барабулине». Ребята как по команде потёрли заболевшие лбы. Вадим же с обидой в голосе пожаловался:
«Ну чё ты Жека внатуре, больно ведь».
«На малолетке ещё больней» - парировал тот. Отодвинув пацанов, он устроился по серёдке. Обнаружив в руках Вадима пиво он радостно воскликнул:
«Опа! Нормуль-ходуль. Пивасик! Заебцом»
Потом, оглядевшись по сторонам, снял кепку-хулиганку и достал оттуда небольшой свёрток. Совершив необходимые манипуляции он прикурил от спички забитую папиросу. Сделав несколько «хапок», он передал косяк Вадиму:
«Задуешь» - сдавленно пропыхтел он и с шумом выдохнул дым.
Вадим, пытаясь не упасть в глазах «старшака», деловито «подлечил» папиросу. Сделал две маленьких «хапки», после чего задул Жене «паровоза». Затем Коляну…

«Не ссы пассажиры, у меня всё схвачено» - говорил Женя, пока компания пыхтя поднималась по лестнице на седьмой этаж: «У девахи штрихи съебли куда-то. Ебаца хочет, аж не может. Хата у неё кстати нормальная. Оттянемся по полной программе».
«Чё примажоренная?» - довольно поинтересовался Вадим.
«Да хуйёмамузнает. Я то знаком с ней недавно. Но мож чё и обломится» - неопределенно предположил Евгений.
Между делом Вадим оглядывал подъезд. Чистый, ухоженный, без единой надписи на стенах. На входе стояла металлическая дверь с домофоном. Всё как у людей подумал он, когда Женя набрал номер квартиры и сквозь какие-то помехи послышался девичий голос:
«Женя ты? Заходи. Лифт не работает»
Чистота подъезда удивляла молодого человека. Он вырос в трущёбах старых малосемеек. И в жизни редко видел подобное благополучие. И где-то, в глубине души завидуя, ему захотелось чего ни будь написать. Руки прямо таки зачесались, но с обой не было не то что маркера, но даже и ручки. А выводить зажигалкой на потолке – долго. И он решил оставить это на потом.

V

Анжела, так представилась хозяйка гостям, сидела на кухне и курила. Переговариваясь о чём-то с Женей.
Колян уединился в спальне с Мариной. Вадим как оплёванный сидел с Таней в зале и бессмысленно пялился в телевизор. Первый сексуальный опыт он с треском провалил. Татьяна, с видимым разочарованием на лице застёгивала лифчик. Молча она оделась и вышла в прихожую направляясь на кухню. Оставив Вадима наедине с мрачными мыслями. Тот сидел на разложенном диване в спущенных до колена штанах. Мир рухнул. Всё кончилось, даже не начавшись. Позор. Он услышал приглушённый разговор на кухне:
«Да, блять, стрельнул тока встал. И пиздец. Сосала-сосала, хуя там, не встаёт у него. Пиздец, такое у меня в первый раз».
Послышался смех Жени. Он сейчас казался Вадиму неимоверно злым и противным. Наконец, появился и сам Женя, и насмешливо изрёк:
«Ну ты пряник даёшь. Дрочить меньше надо»
Вадим посмотрел на «старшего» с нескрываемой ненавистью, от вида которой тот лишь ещё больше расхохотался.
«Да ладна чё ты. Ещё не вечер. Пойдём накатим. Там у бати ейной запас косорыловки знатный».

«И сизый полетел па ла-а-агерям» - пьяно голосил Женя, хотя музыкальный центр орал совершенно другую песню. Вся компания, включая шестнадцатилетних девчонок расположилась в зале, вокруг журнального столика. Все уже изрядно набрались. Как вдруг послышался громкий стук во входную дверь.
Анжела поднялась с пола, и пошатываясь пошла узнать в чём дело. Щёлкнул замок входной двери. И со стороны прихожей послышался старушечий голос. Спустя несколько минут хлопнула дверь.
«Заебала овца старая» - возвестила Анжела, входя обратно в комнату.
«Чё такое?» - поинтересовался Женя.
«Музыка ей, блядь, громко орёт. Кошка драная», - пьяно ругалась Анжела и во весь голос проорала: «Кааазаааа!»
Анжела подошла к столику, оглядела всех мутным взором. Колян лазил под юбкой уснувшей уже Татьяны. Марина тоже клевала носом. Вадим хмуро сидел на полу. Женя расположился на кресле с видом короля.
Анжела взяла со стола стакан с коктйлем из сока и водки, отхлебнула половину и не к селе ни к городу стала говорить:
«Поблядушка старая. Хорошо блять жить стала. У неё сын чёто зарабатывать стал. Так и бабка восстала. Музыка ей блять не нравится. Как будто я её каждый день слушаю. Раз в пятилетку хочу покуражица, а ей бля, музыка мешает. Марамойка хуева…»
С Жени как будто слетел весь хмель:
«А чё там за сынка то её базарила?»
«Чё? Хуй через плечо» - рассмеялась Анжела: «Бабки говорю стал зарабатывать. Ремонт ей вон сделал. Небось, в загашнике у неё не одна штука зелени есть. Всяко откладывает на ебучие свои похороны. Нихуя не тратит пенсию ебаную. Сына то одевает – обувает…»
Неожиданно Анжела дёрнулась. И рефлекторно зажав рот руками, раздув щёки и выпучив глаза убежала из комнаты. Женя лишь посмотрел ей вслед о чём-то крепко задумавшись.

VI

«Ну что, Дёмин Евгений Васильевич?» - следователь возвышался над притихшим в углу кабинета Женей «Большим»: «Может всё таки скажешь как дело обстояло?»
Иннокентий Васильевич не любил применять силовые приёмы при допросе. Но они, как правило, были необходимы. Тем более он чувствовал, даже скорее знал, что подследственный этот не больно то уж и крепок. Поэтому особо не церемонился и давил на психику без применения психологических уловок, которыми овладел достаточно за долгие годы работы в милиции.
Иннокентий прикурил потухшую уже папиросу. На сигареты он так и не смог перейти, несмотря на их свалившееся после перестройки разнообразие. Затяжка повлекла за собой кашель. Какой то сухой, он не был похож на кашель заядлого курильщика. Иннокентий отметил это про  себя уже давно, но к врачу идти немного боялся. Да и некогда было. Приходил с работы поздно. Супруга с детьми давно уже устала от обязанностей жены офицера милиции. Она устала ждать, переживать. Она устала видеть  мужа, приходящего иногда далеко за полночь, пьяным. Устала слушать его пьяный лепет: «Вор, должен сидеть в тюрьме». Устала и уехала на запад к старикам-родителям. Иннокентий всё это прекрасно понимал, но изменить себя уже не мог. Не тот возраст говорил он себе вспоминая минуту расставания с любимыми людьми на вокзале…
Прокашлявшись, он слегка пнул подозреваемого.
«Слышь начальник» - затравленно начал, было, Женя: «Чё ты мне прививаешь в натуре, какя мокруха? Какие подельники? Чё ты придумываешь? Я честный пацан, по мокрому не встряваю…»
«Ты это своим дружкам рассказывай. Что ты честный пацан, по жизни ровно живёшь. А мне твоё фуфло до барабана. Доказательств у меня есть достаточно. Так что в любом случае двадцатка тебе светит. Пораскинь мозгами, ты же не пряник. Жмур, организация преступного сообщества. Привлечение малолеток… Продолжать?»
«Ты чё начальник?» - истерично завопил Женя: «Чё ты мне лепишь? Да я тебя в натуре…» 
И споткнулся на полуслове от удара пластиковой бутылки по голове, которую следователь схватил быстрым почти неуловимым движением своей худощавой жилистой руки.
Неожиданно дверь без стука распахнулась и в проёме появилась голова молодого сержанта.
«Товарищ ка…» - начал, было, он, но оборвался на полуслове от представшей его глазам картине.
«Какова хуя ты врываешься без стука?» - сорвался Иннокентий: «Пашол нахуй атсюда, не видишь допрос идёт».
«Да я только…» - начал было оправдываться сержант.
«А мне похую твоё только», - оборвал следователь: «Я занят. Съебись пока я тебя не съёб».
Матерился Иннокентий без зла в душе. Просто сержант новый в управе. Неизвестный никому. Хоть и не боялся следователь особо наездов из отдела собственной безопасности. Но бумагомаранием они могли заебать сильно. К тому же, нагнать жути на этого сопляка лишний раз не помешает.
Сержант незамедлительно скрылся. А Иннокентий Васильевич обратился к подозреваемому:
«Ну чё? Явка с повинной, как дело было или пишем бабку на тебя?»
«Какая бабка? Ты чё внатуре» - чуть ли не плача зачастил Женя: «Да я ей тока разок приложился в пятачину. Думал, вырубилась. А она, сука, крепкая оказалась. Мы её к ней затащили. А она шевелиться давай».
«А нахуя вообще вы её трогали?» - Иннокентий не побоялся обнаруживать своей неосведомлённости. Если такой человек начал колоться на допросе, то это всё равно что он оказался на исповеди.
«Да, думали чё у неё бабла немного вымутить. Хули дверь у неё навароченная. Да и в квартирке ремонт…»
Иннокентий вспомнил однокомнатную квартиру старухи. Ремонт сделан совсем недавно. А мебель ещё старая, советская. Вспомнил бардак учинённый в квартире. Вспомнил труп старушки привязанной к стулу проводами настолько крепко, что на теле остались синяки. Вспомнил старую чёрно-белую фотографию в рамке с разбитым стеклом. На ней был запечатлён двадцатилетний человек в военном обмундировании. С тремя медалями на груди.
Затем, взяв под локоть закованного в наручники арестованного, усадил на стул возле своего стола и жестом велел продолжать.
«Короче, затащили. Давай шмонать хату то. Анжелка до этого брякнула, чё у бабки шевелюшка должна водиться. Нарыли тока три штуки в серванте…»
«Анжелка, это соседка бабкина?» - перебил уточняя Иннокентий Васильевич.
«Ну да. Так ничё больше не намутили. А тут бабка зашевелилась, чёто стонать начала. Ну мы и решили её немного расколоть, мож она где в тупике заныкала. На стул её, связали. Но она чёто и не сказала ничего». – Закончил Женя.
«А кто бычками её прижигал?»
«Какими бычками гражданин начальник? Не было бычков…»
«Ты чё падаль? Не было бычков?» - взревел следователь: «И паяльником её не прижигали? И, сука, груди не вы резали? И молотком по темени не вы били? И расчленить не вы пытались? Ты у меня, бля, кровью ссать щас будешь. Я бы вас всех уёбков к стенке без суда и следствия!»
Иннокентий в сердцах открыл дело лежавшее на столе. Достал пачку фотографий с обезображенным трупом и бросил на стол перед съёжившимся от неожиданной вспышки следователя, Женей…

Уже вечером, когда задержанный в сопровождении конвоя вышел из кабинета, Иннокентий лишь устало посмотрел ему вслед. Как бы на заднем фоне блакало радио. Целый день он не обращал на него внимания. Но тут расслышал хриплый голос: «И сизый полетел по лагерям…»
Иннокентий Васильевич недовольно поморщился и устало выдохнув, твою мать, выдернул шнур из розетки.
Он вдруг неожиданно осознал насколько он устал от всего этого. От этого дерьма. Минуты две он сидел на своём стуле, массируя двумя пальцами переносицу. Надо на пенсию, отстранённо думал он. Затем, подошёл к сейфу, открыл его, звякнув стеклом. Наполнил половину гранёного стакана водкой. Выпил не закусывая, лишь слегка поморщившись…
Он посмотрел на рабочий стол. В пепельнице дымилась недокуренная сигарета. Он подошёл к столу. Вытащил бычок, прочитал: «Marlboro».
«Кучеряво живёт на тюряжке» - отстранённо подумал Иннокентий: «А когда-то за такое опускали».


Эпилог
Своим повествованием я не стремлюсь никого удивить. Сюжет может показатся неоригинальным и заежженным. Да всё так и есть. Если бы не одно но. Сюжет основан на реальных событиях, произошедших в одном маленьком городке. Правда, все персонажи вымышлены. Лишь факт зверского убийства пенсионерки – не плод больной фантазии автора. А всё остальное если и имело место быть, то это лишь совпадение.
Если в тексте имеют место быть какие-либо косяки по матчасти, не судите строго.