Из всех сюжетов выбираю «звездные войны».
(Эдгар По)
Главарь первый.

В этом главаре мы знакомимся с нашей главной героиней.

Из глубоко промерзшей земли торчит одинокий молодой дуб. Хотя этот хилый отросток и дубом-то не назовешь, так, дубок. Нет у него пока той кроны, которая может и от дождя защитить и от солнца жаркого укрыть. Так что людей возле него редко встретишь. Хотя вот он и редкий случай. Фая повариха с животом  трехмесячным идет мимо сиротливого деревца, и не знает Фая, что дочь в животе носит: Варварой назовет. Недоношенной немного на свет появится, но это ничего, главное, что здоровой вырастет. Тетя Фая хлеб с работы несет. Через поле непаханое несет. Земля твердая, ноги хорошо ступают, не проваливаются. Скоро оттепель начнется, так что через поле это и не пройти будет. Вообще недобрая молва ходит об этом поле. Говорят, что во времена нашествия француза здесь целый полк сгорел заживо. Будто бы из канистры с небес горящим керосином поливали, а потом еще и свечой гигантской ударили. Но местные старожилы говорят, что враки все это. Что поле доброе, что народ нынче просто ленивый пошел, поле пахать не хочет, а оно между тем когда-то до пятидесяти амбаров зерна в год урождало. Тете Фае все равно. Она живет сыто, картофельных очистков в доме всегда вдоволь. Детвора ж её у кузнеца местного искусству важному обучается. Полтину ежемесячно платит за это, но знает тетя Фая, что вложение такое прибылью должно обернуться. Еврейское нутро тети Фаи дает о себе знать.
В Белое (так называлось село, куда Фая перебралась с детьми из сгоревших пять лет назад родных Шишовичей) немолодая женщина вошла тихо, между чужих запущенных сараев проскользнула, по тропкам почти нехоженым, через бурьян высокий протискиваясь, дошла до дома и хлеб быстро в сено упрятала. Ночью она сюда вернется, детей покормит, себя не обделит, да и спать ляжет. Дети должны благодарны быть родителям своим. В детей своих надо вкладывать разумно силы, не борщить, тогда и старость спокойно пройдет.

На дощатом полу вдоль лавки лежит прохоровский пес. Прохор его уже неделю ищет, а пес спокойно у соседей поживает. Не знает животное, что радость такая сытым жить продолжаться будет недолго. У маленького Егорки день рождения через два дня, так Фая, не имеющая скотины вовсе, переманила к себе наивного. Жареной лягушатиной его целую неделю кормила, только бы в весе немного прибавил. Пес в весе не прибавил, но и этого хватит, чтобы Егорка довольным остался. Егорка самый маленький у тети Фаи. Ему девять, а ума успел набраться словно за взрослую жизнь. На пса он глядит не как на животное, а как на сырое мясо, по какой-то причине научившееся передвигаться. Егорка очень любит мясо. Безразличен он к миру слез и эмоций. Мать его единственного не отдала кузнецу. Егорка должен вырасти отличным ростовщиком.

В селение въехал председательский танк со спиленным орудием. На башне танка, на мягком плетеном стуле восседает сам председатель. В руках председателя журнал «Веселое детство» одного литовского издательства. Председатель в тайне грустит о польских интервентах. Только дома может он расслабиться, нацепить схороненный в подпечье польский мундир и, попивая «кофе по-варшавски» из глиняной ялтинской кружки, предаваться памятным воспоминаниям о великом «Краковском сражении». Особого веса в селе председатель не имеет. Его восторженные субботние речи посещают лишь искренние лизоблюды, да старики, и то для того, чтобы вечером, собравшись на романовском дворе, можно было поговорить об испортившемся поколении. Каждый месяц председатель ездит в город. Там ему дают установки, что да как.

Тетя Фая, завидев председателя, тут же помчалась к нему. Танк замедлил ход так, чтобы Фая могла идти за ним быстрым шагом, чтобы понимала пролетарская баба – начальство надо уважать. Тете Фае от председателя-то много и не надо. Всего лишь крышу поменять. А председатель и то рад, что к нему за просьбами хоть кто-то обращается. В силах председатель крышу починить, не своими руками конечно. На то румыны сидят в погребах советских.
- Фая, ты это видаль? Вчора, говорят, Сталинцы через нас проходили.
- Видаль, видаль мы всё. Шли как варвары, курей Дашкиных всех позабирали, да и пошли дальше. Дашка теперь на фронт хочет отправиться. Говорит, курями-то только и жила, а теперь вишь вон оно как. Козой одной, говорит, не проживет. На фронт хочет пойти. И пенсиу платить будут ей после, говорит. И с жыльем в городе помогут.
- Дааа, - протянул председатель, стряхивая с плеча свежую порцию перхоти, - так ведь с ребенком што делать будет? У ней же дочке кажись только-только восемь стукнуло.
- Дочку Нинке отдаст. Та ж всё хотела дочурку себе, а забеременеть никто не помогает. Страшная больно. Может так даже лучше будет.
Танк нечаянно наехал на чью-то изгородь, но вовремя свернул. Председатель на несколько мгновений исчез в башне, чтобы дать водителю председательскую оплеуху.
Разговор дальше зашел о работе, о настроениях трудового народа, о счастливом будущем детей и о восстановлении связи с Первой Землей. В это никто сильно-то и не верил. Просто жить надо было идеей какой-нибудь, так и обманывал себя каждый. Выпросила Фая все же бригаду румын. Председатель обещал на следующей неделе самолично проверить, как будут проведены работы.

***

Зима отступила. Закипели работы на полях. У тети Фаи все по-прежнему, только с животом теперь все сложнее ходить. Еще месяцок и надо будет приостановиться. Все сильнее разговоры о том, что с Первой Земли что-то долетело. Поговаривают, что аппарат какой-то, и что будто бы сейчас его ученые исследуют. Тете Фае нет дела до каких-то там аппаратов. Ей рожать скоро, а значит нужно позаботиться о том, чтобы в следующие месяцы ей с сыновьями с голоду не умереть.
В апреле, через неделю, когда старого председателя позорно повесили на центральном шесте городские полицаи (в избе все-таки обнаружили польский мундир), в город на новеньком ГАЗе въехал белобрысый юнец, с блестящим автоматом наперевес. Двадцати еще нет, а уже должностью высокой наградили. Паренек сразу же за дело принялся. Всю старую председательскую рухлядь на помойку выкинул и поджег, чтобы никто по домам не унес. Зато новую мебель ввозили на трех грузовых машинах. Все жители тут же смекнули, что легкой жизни теперь не жди, и как-то даже загрустили по прежнему председателю.

А белобрысый сопляк, первое, что по приезду сделал, так это собрал всех стариков и объявил им, что все они переезжают. В новое селение, отстроенное специально для старых людей. Рассказал им, что там жизнь хорошая, работать не надо. На следующее утро всех в большие машины крытые загрузили и поехали. Но только до селения этого обещанного никто не доехал. Машины душегубками оказались. И в десяти километрах от родного села всех стариков уже мертвыми повыбрасывали в заранее выкопанную яму.
Жить стало невыносимо. Ели мало. Работали много. Скоро от голода скончался Егорка. Фая похоронила его у себя в огороде. Но это не помогло. Следующим утром могила была разрыта. Егорки в ней уже не было. Зато у целого ряда хат в селе весело задымили печные трубы. Тут-то Фая от шока такого и разродилась. Девочка на свет появилась. Варварой обозвали.
В общем, так они и жили при новом начальстве скудно, покуда этого белобрысого  куда-то не перевели. При всем селе ему медаль какую-то важную вешали. А потом на следующий день уже другого привезли руководить. Тот ничего из кабинета старого председателя выкидывать не стал. Так въехал.

***

Варвара подросла. Грудь её подросла тоже, став всеобщим объектом внимания местных мужиков, ежедневно на сенокосе вываливаясь из огромного декольте фланелевой рубахи. Так бы там же на сенокосе и лишилась невинности, если бы не случай один.
В село по осени торговец городской приехал, Андрей Степанович Кормильцев (сын воронежского ветерана начального этапа мировой войны) тридцатилетний русоволосый мужчина с крепкими руками и широким подбородком, приехавший в село Белое менять уголь на зерно по государственному листу. И приглянулась ему Варвара страшно. В общем, сманил он её к себе в город. Фая сразу же в слезы. Один ребенок остался и того забирают (все мальчики Фаины от нужды сильной на фронт поуходили, да там и полегли где-то, в сырых окопах под Новым-Чикаго). Варвара долго не думала. Счастье жить в городе выпадало не каждому. Согласилась, хоть торговец и некрасив как мужчина был. Зато умен и добр.
Дочь Фаина за село свое родное дальше, чем на пять километров никогда не уходила. Поэтому когда через два часа дороги, сидя в потрепанной кабине старого УАЗика, Варвара, увидев безжизненные пейзажи выжженных полей, сильно удивилась. Жених же всю дорогу сидел рядом и страстно смотрел на свою возлюбленную. Широкие плечи Варвары и высокая грудь возбуждали Андрея Степановича. Ему хотелось скорее овладеть своей невестой, но с детства робкий в отношениях с женщинами, Андрей Степанович боялся завести хоть какой-нибудь диалог. А Варвара всё глазела по сторонам и думала о том, что местные окрестности ей ужасно не нравятся. Долго она не решалась заговорить со своим благодетелем, но, не утерпев, всё же робко поинтересовалась:
- Андрей Степанович, а куда мы все-таки едем?
Андрей Степанович радостный от того что неловкая тишина рассеялась, принялся наполнять обитую бархатом кабину автомобиля своей торопливой речью.
- Мы едем в Ленинград, Варварушка. Там у меня свой дом большой с отоплением, газом, водой горячей и холодной. Будешь жить уютно, нуждаться ни в чем не будешь. Грамоте тебя научим. У нас неподалеку школа вечерняя есть, будешь туда ходить. С друзьями тебя своими познакомлю. У меня очень хорошие друзья. Я думаю, тебе понравятся…
Андрей Степанович еще много чего говорил о городе, о жизни городской, а Варвара все слушала и не могла наудивляться, как же это так люди могут жить. Чтобы печи без угля и дров горели, чтобы вода сама по трубам бежала, а не из колодца вручную доставалась, чтобы дома ввысь на целых сто этажей разрастись могли, не верила Варвара всему этому, но втайне для себя этого желала. Уж больно жизнь в селе скучна была.

Незаметно УАЗик перевалил через подъем, тянувшийся около получаса, и Варвариным глазам впервые открылась зрелище настоящего города. Ленинград, хоть и был небольшим городком, по меркам Второй Земли, но все же произвел на Варвару ошеломляющее впечатление. Всюду, куда хватало взгляда, раскинулись железобетонные постройки, словно на особо плодородных островках вверх вытянулись жилые многоэтажки, высокие полосатые трубы выбрасывали в небо плотные линии сизого дыма. С востока тянулась широкая асфальтовая дорога, по которой бесконечным потоком гремели своими металлическими кузовами большие автомобили. Дорога упиралась в промышленный район и затем, словно бы река, упершаяся в скалу, огибала кольцом весь город. Сама же дорога была старательно обнесена многочисленными рядами колючей проволоки. Простому человеку путь в города закрыт. Паспорт особый нужен.