Мтунгу с трудом протиснулся через узкий лаз, не рассчитанный на высокого человека, и оказался в землянке.
    Здесь было темно, особенно с непривычки, после яркого полуденного солнца там, наверху, снаружи.
    Мтунгу кашлянул, привлекая к себе внимание обитателя скудного жилища, чей силуэт угадывался за ворохом тряпья и мусора. Зажмурился, и открыл глаза, пытаясь привыкнуть к полумраку.
- Не голодать тебе, и не испытывать жажды, - раздался, наконец, скрипучий голос.
- Не голодать тебе, и не испытывать жажды, - поприветствовал в ответ Мтунгу, и приблизился к хозяину, чтобы по обычаю троекратно пожать ладонь, сухую и жесткую.
- Как поживаешь, Зума?
- Да ничего, культя только болит, как всегда в сезон ветров, - пожаловался Зума. – Какие новости из деревни?
- Вчера приезжали белые, забрали двоих взрослых. Говорят, на севере нужны солдаты, нжера за Рекой убивают белых, - Мтунгу с трудом устроился в тесноте напротив Зумы.
- Нжера – беспокойные, и не дают белым спуску.
- А при чем тут мы? Нам нжера не сделали ничего плохого.

    Зума тихо рассмеялся.

- Ты молодой еще, Мтунгу. Белые – хитрые. Сегодня они стравливают нас между собой, а завтра – забирают наши обезлюдевшие земли. Понимаешь?
- Они давно забрали себе все, что только могли, куда только дотянулись их руки, - у Мтунгу свело скулы от злости.
- Иди и покричи об этом в городе. Тогда они заберут и тебя, - Зума сидел, поджав под себя единственную ногу, и меланхолично поглаживал завернутый в тряпку предмет, лежавший рядом. – Или убьют, и вместе с тобой еще кого-нибудь из деревни. И приведут своего старосту. Ты этого хочешь?
- Я хочу, чтобы им тоже было плохо, чтобы они почувствовали, каково это, когда тебе причиняют боль.
- Не будь глупцом, Мтунгу. Белые давно здесь хозяева. Наши времена прошли. У нас – ножи, копья, и стрелы. У них – винтовки и автомобили. И флитуиги.
- Флитуиги? – удивился Мтунгу незнакомому слову. Он плохо, в отличие от старика Зумы, говорил на языке белых.
- Крылатые машины. Ты же видел, на горизонте, у Мертвых Камней – лагерь. Там у них «Ф-4», целая стая.

    Глаза Мтунгу загорелись:
- Крылатые машины, да! Я видел, каждое утро оттуда, из лагеря, взлетают, оставляя за собой черные дымные следы в воздухе! И не машут крыльями, как птицы! Как это возможно, Зума?

    Зума снова рассмеялся, скрипуче, устало, мелко содрогаясь.
- Ветер толкает, из машин, изнутри, вырывается горячий ветер. Вместе с дымом.  Им не нужно махать крыльями, ветер несет их, как перо птицы.
Мтунгу задумался. Зума продолжил:
- С крылатых машин удобно сбрасывать бомбы на непокорных, не опасаясь, что тебя настигнет пуля или стрела в ответ. Ты видел, как действуют бомбы?
- Видел, - Мтунгу опустил голову.
- Вот так. Так мне и оторвало ногу. Тогда-то я и сбежал от них, - и Зума ушел в себя, погрузившись в воспоминания.

    Мтунгу был совсем еще маленьким, когда Зума, которого, как случалось всегда, увезли когда-то с собой  африканеры на автомобилях, вернулся в родную деревню, подпрыгивая на одной ноге, в солнцезащитных очках, какие носят белые, чтобы скрывать за черными стеклами ложь. Перед собой Зума толкал тележку, набитую своим скарбом.

    Оказалось, он сбежал от белых.

    Еще у Зумы в тележке была винтовка. Одна на всю деревню. И неразорвавшийся фугас, похожий на толстую рыбину с хвостом, подобным оперению стрелы. Зума тогда сказал: «Если они будут меня искать, и найдут, – я ударю по фугасу, и взорвусь вместе с ними». А потом он вырыл себе землянку на окраине деревни, и спрятал вход сушняком.

- Знаешь, Зума, я про эти флитуиги и хотел с тобой поговорить, - после краткой паузы сказал Мтунгу.
- Говори же, - не переставал водить ладонью по тряпичному свертку Зума.
- Я хочу смастерить такую машину.
- У тебя ничего не выйдет. Они устроены слишком сложно. Как ты получишь ветер изнутри?
- Сейчас сезон ветров, Зума. Завтра задует с запада. Я наблюдал за птицами: когда сильный ветер, и жарко, они парят в воздухе неподвижно. Значит, я тоже так смогу.
- И зачем тебе это?
- Подняться в небо. Увидеть оттуда землю. Посмотреть на белых с высоты. Разрушить лагерь с крылатыми машинами.
- Ты безумец, Мтунгу. У тебя нет оружия, и ничего не выйдет. И машина твоя не взлетит. Повторить – не значит сделать то же самое. Ты же знаешь, что вырезанная из дерева винтовка  - не стреляет.
- Ты дашь мне свою винтовку. Я буду парить, и стрелять по белым сверху.
- Не дам, - отрезал Зума, и отвернулся. Из-под его нелепых солнцезащитных очков побежали слезы. Вот что он скрывал, понял Мтунгу.


    На следующий день Мтунгу согнул одну за другой деревянные палки, и связал их бечевкой, в один ряд, как скелет погибшего в пустыне животного. Сверху он водрузил собственноручно сплетенное седло. Крылья не выходили. Если плести из прутьев – сломаются от собственной тяжести.
    Значит, нужно что-то другое.
      Почесав в затылке, Мтунгу вышел из хижины, и посмотрел на восходящее солнце. В небе раздался рев крылатой машины. Флитуиг, казавшийся отсюда искрой, взмыл в облака, а вниз медленно оседала черная полоса.

    Вывешенная для сушки возле хижин одежда затрепетала от внезапного порыва ветра.

    А потом староста отправил Мтунгу, и еще четверых, в город. Продать корзины и шкуры, и купить одеял. Ночи обещали быть холодными.
- Я не пойду в город.
- Пойдешь.
- Мне некогда, я мастерю крылатую машину.
- Я видел, дети рассказали мне. Это пустая затея. Ты привлекаешь к нам внимание, Мтунгу, - староста выглядел озабоченным. – Ты хочешь, чтобы белые как следует обыскали деревню, и нашли нашего Зуму-дурачка, а при нем - винтовку? Займись лучше делом, юноша, помоги нам всем не замерзнуть.
    Мтунгу вспомнил про бесполезное сооружение с палками вместо крыльев у себя в доме, и кивнул.
- Ну хорошо. Не голодать тебе, и не испытывать жажды.
   
      И ушел в город.

    Вернувшись через три ночи, Мтунгу наткнулся на плакальщиц у дома старосты. Они громко причитали, и гладили распухшие  трупы, по которым деловито ползали сверкающие зеленые мухи. У одного из мертвецов недоставало ноги, а рядом валялись исцарапанные песком солнцезащитные очки. Мтунгу подобрал их, и почему-то нацепил на себя.

- Они хотели забрать еще нескольких взрослых, за Оранжевую реку, воевать с нжера. Мужчины сопротивлялись. Женщины сопротивлялись, хватали за рукава. Белые били женщин, - староста еле шевелил губами. - Я не заметил, как из своей землянки выполз Зума. Он пытался выстрелить из винтовки, но не успел. Ну и хорошо, что не успел. А то бы убили всех… Он не сразу умер. Корчился, стонал, тебя поминал все. Говорил, вещи его забрать тебе. Да какие у него вещи… Винтовку, и ту сломали. Смеялись, и ломали о камни, и ругались по-своему. Тележку возьми из землянки, пригодится, - староста бессильно повалился на спину, набрал пригоршню песка, и выпустил его себе на лицо тонкой струйкой. Мтунгу, ничего не ответив, зашагал домой, с силой топча пятками виноватую землю.


    Утром Мтунгу выкатил из-под навеса крылатую машину. Колеса тележки, на которой он закрепил остов, обтянутый одеялами, скрипели, но несли машину вперед. Ветер волновал ткань на крыльях, и казалось, что крылатая машина сама вот-вот взлетит.

    У русла высохшей реки Мтунгу заранее приглядел подходящий спуск, обращенный к утреннему солнцу, выплывавшему из-за горизонта. Здесь не было камней, и можно было разогнать машину.
    Ухватив одной рукой ребро тележки, а другой – седло, Мтунгу побежал, толкая флитуиг перед собой. Флитуиг покатился  - сначала медленно и трудно, а потом, словно почуяв решимость хозяина, все охотнее – по склону, громыхая на кочках, и камушки полетели из-под колес.
    Когда Мтунгу перестал поспевать за успевшей разогнаться крылатой машиной, он запрыгнул на седло, и подхватил вожжи.

    Флитуиг наклонился вперед, едва не зарывшись в землю носом, но вдруг выровнялся, и взлетел.

    Ветер шумел в ушах, напевая свою старинную песню, и Мтунгу подпевал ветру, крепко держась за вожжи. Все на земле, - и скалы, и дороги, и дома – казалось с высоты ненастоящим, нарисованным на песке.
    Мтунгу подумал: «Если бы не очки Зумы, солнце сожгло бы мне глаза».

    Лагерь крылатых машин еще спал, только серая решетка на башне вращалась, как ветряк.
    Мтунгу извлек из сумы тяжелое веретено фугаса. Фугас блеснул на солнце.
«Когда зебра бежит – я бросаю копье туда, где ее еще нет».

    И фугас полетел вниз, и ветер в его оперении тонко и протяжно засвистел.

    Когда две стоявшие рядом крылатые машины накрыло вспучившееся облако пламени, лагерь проснулся. Похожие на мышей люди забегали вдоль взлетной полосы, занимая свои места во флитуигах. Некоторые стояли, задрав головы, показывая руками на летящего Мтунгу.
«Вот и все. Фугас был только один», - подумал Мтунгу, и от этой мысли стало грустно и пусто.
    Он попрощался с приютившими его небом и землей, поблагодарил в мыслях мертвого Зуму за очки, и духов – за безмолвие, и отпустил вожжи. В это время взревели запускаемые двигатели «Ф-4». Застрекотали автоматные очереди.

Флитуиг Мтунгу парил в небе,  одинокий, подобный большой, но беспомощной белой птице. В него так легко было попасть. Мтунгу закрыл глаза, приготовившись умереть.

    Когда он снова открыл их, он увидел летящих к нему белых птиц. Их было много, и они появились отовсюду. Белые птицы с неподвижными крыльями.

    Одеяла и шкуры, и лоскутья ткани трепетали на ветру.
    Черные лица всадников были озарены белозубыми улыбками.

    Каждый держал в руке по фугасу.