Некоторое время назад  залетает вся такая возбужденная мать ко мне в комнату.
- Лариска! – кричит, - ты не представляешь, кто мне сейчас отзвонился!
- Йобырь какой-нить, - отвечаю. -  Кто ж еще?
- А ты откуда знаешь? И, вооще, как ты с матерью разговариваешь! - Щеки ее зарделись, сиски из кофты выпрыгивают, брови уже черным подведены, губы красным намазаны.
- Ты ж сама говорила тебя матерью не называть.
- Так это ж на людях! А так я тебе, кака-никакая мать все-таки.
- Какая ты мне мать? - не отрывая глаз от нотбука, пробубнила я. Ты ж всего на шестнадцать лет старше меня.
- Лариска, дядя Митя ж позвонил!
- А этот тот йобырь с Колымы?
- Не с Колыми, а с Елагуйя!
- Да, какая разница?
- Представляешь, они с Санькой теперь в наш город вчера переехали.
- Мне только Саньки твоего не хватало.
- А чё! Заново познакомишься. Десять лет не виделись. Дядя Митя ему тут квартиру купил. В гости зовут. Давай собирайся. Можешь губы накрасить и брови тоже. Глаза не трогай! Я тебя в Мазде подожду.

Хуле в Мазде, так в Мазде. Спустилась. Мать вираж заложила, на Большак выехали. Сука, торопиться. Вспомнилось все разом, как на ладони. Я ж блядь из-за этого Саньки каждую ночь кошмар вижу. Че я ему скажу, когда увижу? Убить суку, что ли? Ему тогда три-четыре года исполнилось, а мне четыре-пять. Эти придурки дядя Митя-папаша его и моя мымра-мать оставили нас друг на друга. Сами под видом в кино намылились. А на двор ночь уже подкрадывается начала. Я, конечно, за старшую. Хуле, на целый год старше и ответственность у меня  к тому же врожденная. Помню кашу с Санькой поели. я по большому захотела, а удобства во дворе. Шапку с кисточками и помпонами одела. Возвращаюсь после назад, Санька сволочь пальцем своим толстым на луну, величиной в медный таз показывает. – Луна, - говорит. Помню, подошла к нему поближе, присмотрелась. Точно, бля, луна.

А он сука, вдруг ухватился за мою жопу и потаенным голосом мне, - Бабай, - говорит и снова толстый палец в окно тянет. Меня, как током пронзило. – где Бабай?! думаю. Смотрю в окно во все глаза. ни хуя, никакого бабая нету. А он, как заорет, - Бабай, бля, бабай! Ростом меня пониже, в грудь мою башкой спрятался, время от времени, харей в окно взглянет и еше громче орет, заливается.

Все у меня затряслось тоже. Еше в этот самый момент фортку ветром стукануло. Я его тогда сразу увидала! Глаза горят, зубы оскалил лошадиные. На голове рога ветвятся, ветками деревьев ко мне руки свои из ночи протягивает. И че, самое ужасное, юбка на нем клетчатая и ноги из под нее копытами торчат. Худые, как ножки стула. Ухватилась я тоже за Саньку, так мы и проорали часа полтора. Никто сука нам на помощь не пришел. Собаки только по деревне активизировались. Выть начали.

Когда пришли эти – мать моя и дядя Митя, давай нас спрашивать, че случилось, да как дела? Про бабая узнали, смеяца начали. Мать мне говорит, ты чё такая не видишь сама что ли? Эти два глаза, что огнем горят, это ж на всю деревню возле лектростанции две лампочки светятся, зубы лошадиные, так это ж прищепки бельевые на веревке болтаюца, рога на голове, так это ж ветки деревьев у окна, а юбка в клеточку, так вот она на стуле висит, в окне отражается. Так бы все и утряслось, только мне с той поры непонятно оставалось, че тогда этот Санька видел в том окне темном? Бабая ж видел.
                                                 
                                                        *  *  *

Через пробки прорвались, в «комсомольский» городок приехали. Там возле психушки новый дом построился. В нем они и поселились этот дядя Митя с Санькой. Заходим, дядя Митя нас в охапку - радости полные штаны. Мать поцеловал жарко так, меня по жопе ударил. - Взрослая, - грит, - ити ее мать! Сразу в комнаты они удалились.
- Санька, - крикнул дядя Митя, - встречай подружку. Тишина, бля. В комнату захожу, сидит.
Смотрю, бля, красивый сука стал. Щеки пунцовые, зыркнул на меня васильковыми глазами, ресницы бархатные на щеки опустил. Занавесился. Стеснительный. Ростом видать небольшой, но крепкий такой. Волосы светлые кудрями по голове вьются. Отец вылитый.
- Чё делаешь? – спрашиваю.
- У меня торт на кухне, - говорит.
- Ну, тогда пошли чай ставить. Чё такой бардак?
- Дак, только вчера приехали. Все в коробках, не видишь что ли?
- Вижу.
Напились чаю.  Чё еще делать будем?
- А давай, - говорит, – в морской бой поиграем.
- Давай, - говорю. Все равно ж делать нечего. Он. конечно, выиграл у меня. Тут я решилась. Чё вокруг да около ходить то?
- Слушай, Александр, ты помнишь тогда, одиннадцать лет назад.
- Ну, помню, - отвечает.
- Ты еще тогда обосрался.
- Это я не помню, а вот Бабая помню, - при этих словах заржал он.
- А чё смеешься то? Я вот до сих пор не понимаю из-за чего ты тогда обосрался.
- Обосрешься тут. Я на луну стою, любуюсь, Тут ты входишь в шапке своей с ушами, в окне, как дура отражаешься. Я и подумал, на тебя, что ты Бабай.
- И все?!
- Ну, да! А ты чё думала?
-    А, хуй его знает, чё я думала.
Тут мать моя с ддяей Митей из комнаты повыскакивали, радостные, бля, щеки полыхают, удовлетворенные.
- А, Лариска, -  грит мать, - в Москву собралась, по конкурсу бля прошла. А ты, Сань, приезжай завтра, с Лариской по городу погуляете.
- Не, я не могу, мне завтра документы на подготовительное нести надо, может к вечеру приеду. А ты когда уезжаешь? - Опять васильками на меня зыркнул.
- Вечером, - отвечаю. - Ладно, бывай, лет через десять свидимся, может быть.
- Ага, - говорит. Я тебе еще одну игру не успел показать. Какую? В паровозики. Тебе бы понравилась.
- Надо было с этого начинать, дебил! 
Так и расстались.

А, можно, привет передать? Санька, Привет! Если ты меня сейчас видишь или слышишь, приезжай в гости. Я ту шапку нашла. Примерила. Точно Бабай! Себя не узнала. Я тебе ее подарю. Еще, извини, недавно узнала, что дядя Митя, отец твой под колеса пьяного водилы попал. Прими мои соболезнования. Ты, если че, приезжай. В паровозики поиграем. Я твой локомотив хочу пару раз по своим рельсам пропустить. Все пока.
Еще хочу привет, сука, передать тебе пердун ебаный, Барнишките.  Помнишь, мы с тобой за одним столом в пятом классе сидели. Бздел ты все время тухлой капустой. А на меня, наверное, все думали.
Пашке привет с Большого Порога, Вань, тебе отдельное спасибо. Помнишь я,  када скарлатиной болела, ты специально для меня автомат из дерева смастрячил, красным цветом покрасил. Я иво потом долго из угла в угол переставляла. Аркашка, как твоя башка? Извини, что тебе из-за меня чуть ее не проломили. Генка, помнишь головастиков на балоте палкой пугали. Ты еше мой портфель таскал. Чуть сука не утопил его. Это уже другие истории. У меня их много. Теперь все пока. Всем привет!