На синем бархате, в серебряных печатках,
напротив зыбких отражений в лужице –
в кругу девиц разнузданных и чахлых
и юношей, бледнеющих от ужаса,

пройдет за этим днём слепая искорка –
как зыбь от ветра по моей поверхности –
совсем уже за гранью, и неистово
оберегая крохи вечной верности –

внутри себя – за следующим выступом
отринется всё, что уже не сбудется,
и прогремит в ущельях гулким выстрелом,
как каблуки ломающая спутница,

но то хорошее, что мне останется,
окажется до взгляда и до запаха.
Нам вместе суждено, любовь, состариться –
уйдя к Востоку с вымерзшего Запада.

У наших деток будет в сердце лилия,
хранящая их от дурного сполоха.
Окружность, милая, всего лишь линия,
ручьём стекающая из-за полога

конструкций новых образов подобия.
Ты чувствуешь, какие нынче образы?
Смешно, когда ты смотришь исподлобья,
подсолнухи вплетая солнцу в волосы.

И не поймут другие этой стройности.
Им подавай побольше всякой внятицы.
Они не знают ничего о скорости.
Они мечтают дотянуть до пятницы.

Ужели этого с тобой нам хочется?
Порой мне чудится, что крылья вечности
спасают каждого от одиночества
и человеческой бесчеловечности,

но тут же рушится огнем на голову
геенна памяти в разрезе знания,
и вздох отчаянья навстречу холоду,
обморожению и замерзанию

растопит иней перерождения,
и наши дети за нами вырвутся
без унижения и повреждения
любым касанием любого вируса.