Вступление

Можно конечно и не ходить, но тогда точно батю на педсовет подтянут. Папка странно смолчал, когда я дяде Косте из рогатки попал в жопу и вроде даже рад был, а сейчас…. А Сайра будет счастлива записного умника осадить. И папу вундеркиндского на место поставить. Плохо ей, старая она, уже двадцать шесть лет, и жирная, как бегемот, который боялся прививок. Ладно, пойду, пожалуй, батю жалко. Последним уроком физра, сегодня в зале, на перекладине и брусьях работаем, можно сбежать. Там у меня твёрдый пятак! А если Петя кросс удумает, так хоть усрись, всё равно последний прибегу. Не моё!

Школа трёхэтажная, старая и замызганная, как всё в этом гетто для рабочих ЗИЛа. Мой класс находится на третьем этаже. С одной стороны вид хороший из окна, всегда футбольную коробку зазырить можно. Кто с кем рубится, кто кому в футбик вдудонил. С другой стороны, с первого этажа прямо в окно с пацанами убегали. Ну, а чё? В коридоре завуч стоит, на первом этаже техничка, тётя Таня со шваброй. В окно, да и гори оно, синим пламенем.

На первом этаже классы для мелюзги, спортзал и кабинет труда. Придумали тоже, как дураки сидим и пишем всякую хрень. «Закрепить полученные знания и умения» Хоть бы табуретки делать научил, всё польза, а так пилим какие-то шипы с проушинами. И ведь что характерно, уже третий брусок порчу, а искомый продукт не выходит. Зато стружка после меня, какая мягкая и качественная. И главное много!

На первом этаже, напротив входа кабинет директора. Место, что и говорить, страшное. Вера Матвеевна, любовь и добрая душа всей школы. Сама она историчка, да такая, что распоследние тупицы сидят на её уроках с раззявленными ртами, и слюнями на ботинки капают. И не потому, что ВМ директор, а потому, что любую мелочь, она рассказывает и делает, как последний раз в жизни. Подвижница!
Но если Вера Матвеевна начнёт воспитывать, то держи штаны. Огромная, массивная как скала, с грохочущим басом, прошедшая войну. И если из-под двери Директорской тянет порохом, значит, очередному охламону мозги вправляют.

Рядом с кабинетом директрисы, на высоте трёх метров висит изобретение какого-то советского заплечных дел мастера. Школьный звонок! У школьного звонка два знака, плюс и минус. Минус заключается в том, что это подлое устройство не даёт времени даже помочиться, как следует, а уж про перекур в кустах за школой я и не говорю. Плюс, - это, конечно же, окончание уроков, диктантов и контрольных работ. Звонок - это голос школы.

За школой, силами нашей ботанички-чудесницы Энессы Аркадьевны разбит прекрасный сад, с кустами, фруктовыми деревцами и опытными делянками, где мы, попираем доктрины Мичурина и его лучшего друга Лысенко. Энесса Аркадьевна – отдельная статья и глава тоже отдельная. О таких людях нужно говорить громко и не иначе, как на площади. Но, сами они скромные труженики. Тихие и неприметные. Таких выталкивают из очередей, такими вытирают обувь. Но они соль!

Напротив школы, как, наверное, практически везде, находится футбольно-хоккейная коробка. Здесь проходят все микрозабеги, толкания и метания «металлолома». Ну, и, конечно же, матчи на кубок и без оного. Матчи тоже отдельный разговор. Скажу только, что если проходят междусобойчики, школа на школу или посёлок на посёлок, то финал всегда один. Стенка на стенку и кровавые сопли пузырями. Что характерно, отцы наши в первых рядах кулаками машут, а мы вроде как на подхвате.

Рядом со школой находятся два магазина, хлебный и продуктовый. Туда мы бегаем на переменках за сладостями. Экономим копейки с обедов, играем в чику и пристенок. Какие заработки у пацанов? Даже на каникулах нас с большим трудом берут на работы. Предполагается, что в стране советов у детей есть всё. А всё, чего нет, принадлежит к категории баловства. Нам даже мультик про Карлсона и детскую железную дорогу показывают только лишь для того, чтобы указать большевистским перстом, насколько они там сволочи загнили.

Ну, что же, это наша жизнь! Мы её любим, мы ею живём, а иногда даже гордимся. Детство у большинства пацанят проходит примерно одинаково. Одни и те же атрибуты сопровождают его. Это молодые и всё ещё живые родители, это каникулы с речкой и лесом. Это дворовые игры, сколько их было, все не упомню. Это первые девочки, это школа, наконец. Итак, встряхнёмся! Поговорим о школе?!

Глава-1

- Э, уроды, про контрольную забыли? Долго рубиться то будете?
Голос Витьки Рублёва (Рубля) выводит нас из игрового транса, и во время. Ведь уже почти подрались. В чику на деньги играть, это вам не урок рисования. Здесь глазомер нужен, верная рука и кулаки, на случай выяснения отношений.
Собираем свои медяки и на манер каторжников отбываем в школу. Я кладу в карман биту. Моя бита самая лучшая, бате с работы принесли. Бронзовая, тяжёленькая и блестящая. Емеля постоянно на неё зарится. Предлагал меняться. Давал за неё почти новую рогатку, комплект струн для гитары и коренной зуб, вырванный у него в прошлом месяце. Перебьётся гавно!

Сегодня контрольная по математике. Моя лебединая песня! По математике я первый ученик школы, с другого конца. Надо с Надькой-толстухой садиться, хоть какой-то шанс списать будет. А не напишу контрольную, не видать мне на лето нового велика. Батино слово закон! Сказал – отрубил!

В коридоре, по мере приближения к классной комнате, ноги начинают буксовать. Не идут и всё тут. Тяжёлая рука ложится на моё плечё, хочу на полуавтомате взять на приём, но во время оборачиваюсь, опаньки! Передо мной гроза школы и горе евонных престарелых родителей, физрук Петя. Сейчас начнёт грузить, какой мой папа великий спортсмен, тренер и подвижник и какое я чмо, в плане кроссов.
- Привет товарищ бегун, - начинает выделываться Петя. – Ты в курсе, что сегодня в школе-112 состоятся соревнования между районами по лёгкой атлетике?
Не удерживаюсь и ехидно спрашиваю, - что Пётр Андреевич, стометровку сбегать, али на кросс выставите?
Петя смотрит на меня с жалостью, как на убогого и говорит: - На перекладине класс покажи и на брусьях. Победишь, - от физкультуры на месяц освобожу.
В раздумье пожимаю плечами и говорю: - Даже не знаю, чем вам помочь, дел, понимаете ли, полно.
Петя морщит свой портативный лобик и с сожалением говорит, - жаль Женя. А я ведь тебя с контрольной отпросил. Софьи Лобачевской из тебя всяко не получится, зачем думаю человека мучить. А так хоть за честь школы постоит. Вернее повисит…

Соревнования мы закончили вторым местом, среди девяти школ. Командный зачёт подкачал. Я то со своей задачей справился. Слава богу, из спортзалов с четырёх лет не вылажу. А вот по остальным показателям серанулись детки.
А на следующий день, улучшив момент, я заглянул в классный журнал и обомлел. В графе контрольная работа по алгебре, напротив моей фамилии стоял красивый такой стульчик, четвёрка! Вот они, первые уроки социальной справедливости.

Вообще математика, как и её ближайшие родственники, не моё. Я, понимаете ли, гуманитарий. История, география, литература вообще святое. Но когда разговор заходит о сумме кубов или «пифагоровых штанах», у меня скулы от зевоты сводит, и постоянно хочется кому-нибудь дать в рог. Математичка, дама хорошая, немолодая и мудрая, в этом месте начинает буксовать. Невдомёк ей, воспитанной в семье математиков и засыпавшей с Остроградским под подушкой, что есть люди, которых блюёт с данной науки.
Ко мне она обращается не иначе, как Господин дерево! Ну, ей виднее, педагог бля!

Весь урок занимаюсь тем, что, спрятав руки под парту, вырезаю бритвочкой разные фигурки из палочек для етьбы мороженого. Когда занятие это прискучивает, а уровень мастерства явно выбивается за рамки обыденности, решаю увековечить себя бессмертного наскальной живописью. Так на нижней, откидной крышке парты появляется очередное клеймо. «Здесь погиб Женя – 1973год»

Бритвочка эта попала ко мне в руки из жопы моего друга Серёги. Была в нашем детстве такая «добрая» шутка. Чтобы спуститься в лог к кладбищу, нужно было миновать длинную, многоуступчатую лестницу. Срубленную бог знает кем и когда. Перила лестницы, старые растрескавшиеся от морозов и жары. Вот в эту самую трещину дебилы вставляли половинку лезвия «Нева» или «Балтика», а дальше кому как повезёт. Кто-то, спускаясь, скользит по перилам ладонью, а иной, как вот скажем Серёга, просто садится задницей и едет. Жопу ему зашивали в больнице. Крови было столько, как будто прайд свиней зарезали. Правда, весело?!

Тогда, мы с Серым быстро, как только позволяла раненая конечность спустились в лог, а там ключик, бьющий из самых недр кладбищенской горы. Вода ледяная, звенящая. Лёг Серёга на траву воронкой к верху, заголил своё седалище, а я стал поливать рану ключевым соком. Через минуту уже перестал чувствовать руки, зато струя крови превратилась в струйку, а после и вовсе затворилась. Не верите? Ну, так разрежьте жопу, а потом попробуйте мой метод. Только режьте глубже суки, раз не верите.

Заканчивается урок математики и дружная банда, хлопая крышками парт, несётся в столовую, - большая перемена. Можно успеть пожрать, выстоять очередь к одному из трёх унитазов и при некотором везении курнуть в кустах за углом. С куревом беда, не продают сволочи. А на улице как на грех прошел дождик, значит, чебонов на остановке не найдёшь. Размокли! Стрелять у мужиков? Так это можно и на поджопник раскрутиться. Потерпим до конца уроков. Сегодня у бати зарплата, значит сто процентов бухой придёт. Можно будет карманы обшкулять и если попрёт, кроме курева найти ещё и пару купюр, заныканных от матери. Решено!

Только собрался выходить, как голос математички, требовательный и властный останавливает меня в дверях.
- Объясни мне Женя, в чём я и великая наука провинились перед твоей милостью? Я внимательно изучила твои отметки и пришла к выводу, что всё касаемое математики ты сдаёшь минимум на хорошо. Не понимаю!?
- Поймите Мария Фёдоровна. Я гуманитарий, если это вам о чём-нибудь говорит. Обожаю историю, литературу…. Но математика! Увольте.
- Хорошо, - покладисто вздыхает педагог и добавляет, - уволим!
Если бы я только знал тогда, что значит это её многозначительное – уволим. Знать бы, где упасть, так соломки бы подослал…

Глава-2

Ленка Шабунина пришла на уроки в короткой юбке. Мужское сообщество в шоке! Женское в лёгкой прострации пополам с завистью. Не секрет, что девочки взрослеют (оперяются) значительно раньше мальчишек. И если некоторые пацаны всё ещё чуть ли не в песочнице играют с машинками, то «протёкшая» девочка, автоматически переходит в разряд девушек. У неё начались месячные, это значит, у неё есть яйцеклетка и уж что кажется вовсе запредельным, у неё существует такой фантастический орган, как матка!

Увидев Ленку в этой набедренной повязке, мы впали в лёгкий транс. Однако какое у неё всё крупное и что греха таить волнующее. Начался урок, и Сайра, наш препод по истории, наслышанная про Ленкино художество, вызвала её к доске. Тоном, не терпящим возражений, учительница заставила девочку писать на доске тему урока.

- Выше милая, ведь ты девочка рослая, пиши в самом верху.
Ленка тянется рукой в верхний угол доски и соответственно тянется её псевдо-юбка. И чем выше она тянется и встаёт на цыпочки, тем ближе волнующий миг…. Класс замер, а Ленка одной рукой придерживает коротенький подол, а другой пытается вывести каракули.
- Так вот девонька, - вступает Сайра Давидовна. – Чтобы я тебя в этой проститутской юбчонке больше не видела. У мамаши своей научилась подолом мести?
Ленка краснеет и вся, подавшись вперед, гневно говорит: - Вы Сайра Давидовна не имеете права так говорить про мою маму. Вы дрянь Сайра Давидовна!
В праведном гневе девка забывает, что звать училку вообще то Сара, а ещё она забывает, что Сайра родная сестра Зав. Районо.

Пощёчина, которой наградила старая жидовка бедную модницу могла бы по силе соперничать с ударом нашего Пермского чемпиона мира по боксу Васи Соломина. Ленка упала, из носа её потекла кровь. В классе наступила гробовая тишина.
- Вон из класса гадина, - прошипела преподавательница. – И без отца не показывайся. Да, кстати, уволь меня голуба от встречи со своей мамочкой. Мне в аудитории ещё только запаха дешёвых духов не хватало.

Ленка вся в слезах выбегает из класса. С ней, не обращая внимания на выкрики и протесты исторички, выходят ещё две девочки. Друзья, святое дело, великое дело!
И тут, кто-то, не помню фамилии, первым подав пример, достаёт из портфеля обыкновенный гранёный карандаш. Показывает его всем и кладёт на пол, под свою ступню. Мгновение и весь класс, сорок два человека поступают точно так же.
Сара ещё не поняла, что произошло. Она ни разу не сталкивалась с детской местью, изощрённой и безжалостной.

Далее, словно по команде весь коллектив, сплотившийся против жирной мерзавки начинает под партами катать ногами те самые карандаши. Рты у всех закрыты наглухо, но вдобавок к карандашному рокоту добавляется дружное мычание сорока с лишним глоток. В аудитории творится что-то невообразимое. Гул страшный, нервы обоих сторон на пределе. Сара страшно орёт, грозится всевозможными карами и расстрел перед строем, это самое мягкое, что нам всем светит. Наконец, зарыдав, как стадо изголодавшихся гавиалов, педагогичка выбегает из класса вон!

История закончилась тем, что родители забрали Ленку из школы, и более мы её не видели. Класс был жестоко наказан отбиранием у него переходящего вымпела (ха-ха) Зачинщика так и не нашли, но сдаётся мне, что это был Серый, хотя и молчит засранкин. Ну и правильно. Знают двое, знает и свинья!

Глава-3

Это какой-то песец! Никола Норин как обычно выкинул очередной номер. С утра, когда до уроков, было, минут пятнадцать, а мужское население присутствовало в полном составе, Никола показал нам трюк. Если взять обычную деревянную линейку и быстро тереть ею по той же парте, с силой прижимая её к древесине, то через несколько секунд из под мерительного инструмента начинает валить дым. (кстати рекомендую попробовать у себя в офисах) В классе более двадцати пацанов и все они вооружившись линейками начинают терзать ни в чём неповинную мебель. Жутко воняет гарью, линейкам приходит незамедлительный капут. Прямую они уже вряд ли прочертят, разве что дугу? Парты испилены, благо, что догадались пилить всё же нижнюю часть крышки. Пока найдут, можно будет свалить на предшественников. А что же огонь? А не добыли!

Вообще Никола, это нечто, и об этом нечте необходимо написать. Руки у пацана всегда находятся в состоянии покоцанности. Цыпки на них не проходят похоже круглый год. Постоянно они замазаны зелёнкой и йодом. Царапины, ожоги, ушибы…. Практически все изобретения и ноу-хау приходят в класс через Николу. Такой уж он человек непоседливый и любознательный. Это он первым приносит в класс зубчатые колёсики от часов и на манер юлы начинает их крутить. Засекаем время, и вот уже новый тип соревнований готов. Потом он придумывает или подсматривает у кого-то запредельный вид оружия. Обыкновенный тюричок от ниток, резинка от трусов и чуток проволоки. И вот готов грозный арбалет, который может стрелять спичками, стержнями от авторучек и прочей хренью подходящей по диаметру и длине.

Совсем забыл сказать! У нас же появились шариковые авторучки. Они пишут пастой, находящейся в стержнях. Они пластмассовые и их можно грызть на уроках. Чернильницы непроливашки постепенно уходят в небытие. Кстати, так до сих пор я и не понял. Почему непроливашки? Я, например, знаю точно, что очень даже проливашки. Как меня тогда мать скакалкой по всему дому гоняла за испорченную рубаху.

А ручки начинают своё победное шествие по просторам вселенной. Сначала они были ужасно дорогими, аж по тридцать пять копеек за штуку, а стержни к ним по восемь. Когда они ломались в местах резьбового соединения, мы лечили их при помощи изоленты. Когда стержни не соответствовали длине, были короче, в ход шла обычная спичка, обломанная по длине и вставленная одним концом в стержень.

Подобная конструкция имела свой минус. Время от времени, когда воздух в стержне заканчивался, и ручка начинала заикаться, её приходилось разбирать. Вставлять стержень одним концом в рот. И дуя в него, что есть мочи, водить рабочей частью по промокашке.
Иногда, когда это советское сокровище пересыхало, приходилось зубами вырывать из стержня металлическую писалку и выдувать каплю пасты, с тем, чтобы дать ручке новую жизнь. Сегодняшние босяки могут засмеяться над подобной ситуацией. Но замечу, всё ребятушки бывает впервые. И до того, как пенициллин стал обыденностью, мир закопал сотни тысяч людей. Так то!

А что Никола? Да опять притащил в класс новинку. Это мини-рогатка, выгнутая из алюминиевой проволоки. Движущей силой в ней является круглая в сечении модельная резина. Пульки к ней выгибаются из той же люминевой проволоки в форме буквы Л. На худой конец и для перестрелок в классе используются бумажные скрученные жгутом «снаряды». Прилипают такие пули к толстым ляжкам прекрасной половины класса просто исключительно!
А вчера меня поймал брат Людки А. Стропила из десятого класса, предъявил синяки на жопе его сестрёнки и, игнорируя мой второй разряд по боксу, так дал мне в глаз, что очнулся я уже в умывальнике, мордой под краном. Поддерживаемый заботливыми руками одноклассников. Финита!

Сегодня физкультура, сегодня идём на лыжах кросс пять километров. Это значит как раз до леса и обратно. С горы покатаемся, классно! Две подруги, Маринка и Иринка стоят в сторонке, жеманно куксят губки-бантики и делают вид, что они тут проездом в Париж. Петя читает справки,  полученные в школьном здравпункте и предъявленные дамочками. Читает, морщится и, схавав, бессильно машет рукой. Дамы победно с извечным женским превосходством взирают на нас пацанов и подружек, не удосужившихся и не сподобившихся.
В раздевалке гора лыж, палок и ботинок всех размеров и цветов. Времена не самые жирные и изобильные, человек пять из всего класса имеют собственные лыжи. Остальные же подбирают из общественных.

Погода на улице самая, что ни на есть лыжная. Градусов семь морозца, безветрие. Лыжня свистит под ногами, изо рта вырывается пар. Дышится легко и радостно. Бегу наравне со всеми. Вот показались «Первые ёлочки», так у нас называется это преддверие леса. Дальше идёт крутой и длинный склон. Толкаюсь и вначале медленно, а затем всё быстрее и быстрее лечу под гору, навстречу ветерку, превратившемуся в ветрище! Вдруг совершенно неожиданно для себя замечаю, что оказывается ору во всё горло песню. Что ору? А Градского и ору, «Радостный строй гитааааарр, яростный строй отряд, словно степной пожар, песен костры горяяяяяяяяяят…..!

Глава-4

Пожрать – дело святое! Постоянный голод добивает, постоянное желание съесть хотя бы кусок хлеба с солью терзает желудок и нервы. Во двор выходит Емеля с куском хлеба обильно сдобренным сгущёнкой.
- Емеля, дай откусить?
- Пойди да намажь, самому мало.

Батя в командировках, мать бухает. Из жратвы дома только холодильник, в котором уже полгода не то что продукты, но и Дедушка Мороз не объявляется.

Чёрт с ним, придётся идти к татарам на подёнщину. Чё глаза вытаращили, подёнщина, архаизм? У нас в посёлке отдельной диаспорой живут и вкалывают эти трудолюбивые и прижимистые люди. Татары, ну и что? Тоже люди, только трезвые и богатые. Небось, торты жрут хоть каждый день. Дядя Федя берёт меня таскать на носилках навоз на грядки. Таскаю, а ноги подгибаются, тяжко. Дядя Федя умышленно кладёт очень мало, меня жалеет, тоже понятно.

Взбрыкиваю, показываю норов и заставляю класть сполна. Ухмыляется, но уступает. По спине течёт уже не струйка, а целая река. Мухи одолели, жирные, как Емеля и такие же сытые, твари!
Наконец дерьмо заняло своё законное место, к осени здесь заколосится картошка. А мы с дядей Федей отдыхаем. Потом его жена тётя Минура сливает нам на руки из ковша, и мы садимся обедать. Такого борща я, наверное, лет сто не ел. И мяса здоровенный кусок положили. Потом было много молока и самодельный, домашний каравай. Тёплый и ароматный.

Дядя Федя смотрит на меня с каким-то болезненным любопытством и сообщает: - Я бы тебе денег и так дал Женька, с отдачей конечно, в смысле, когда подрастёшь. Но плохо это, деньги просто так давать. Я знаю, ты умный, читаешь много, ну, есть в кого. Так что пораскинь мозгами и реши что лучше. На халяву получить десятку или трояк, но заработанный хребтом, в поте лица. Думай командир!

У меня три рубля-бля-бля! Богаче меня нет людишек на свете. Андрюха у бабки, а я предоставлен сам себе, ну так не привыкать. В булочной продают махонькие такие булки-копейки. Две штуки за троячок. Беру булок, банку фасоли варёной с добавлением масла и, не удержавшись бутылку лимонада. Лезу на чердак в старую голубятню и сжираю эти сокровища в одну харю. Кайф!

Потом до вечера, пока не начинает темнеть, читаю совершенно бесподобную книгу, «Оцеола - вождь Семинолов». И уже затемно возвращаюсь домой. Слава богу, матери нет. Наливаю в блюдечко подсолнечное масло, отрезаю большой кусок припасённого чёрного каравая, солю, макаю в масло и с превеликим удовольствием уплетаю за обе щеки.
Совсем недавно, очевидно как дань памяти тем ох непростым годам, ел именно такое блюдо. А что, вкусно!

На переменке бежим в магазин и на Серёгины деньги покупаем кубики сладкого прессованного какао. У Серого батя из тюрьмы пришел и у них праздник. А другу аж двадцать пять рублей отломили. Серый отпросился ночевать у меня. Его родичи собственно и не упрямились. Всё же пять лет человека дома не было, соскучились. Ну и мы это, конечно же, просекаем, не маленькие. Уже по тринадцать лет, а если помножить эти годы на жизнь подножную в резервате, целыми днями, предоставленными самим себе, то выходит уже все двадцать. А это ужасно много. Почти старость!

После уроков идём за угол школы выяснять отношения с Гошей. Этот угол у нас называется Красным. Наверное, из-за количества пролитой здесь молодой и чересчур горячей крови. Из-за чего взъелись, я уже не упомню, помню только, как пацаны взяли нас в круг, как для порядка мы сказали друг другу всё что думали, и… понеслась!

- Твой папаша, гандон прокурорский, - орёт Гоша, - и тут же пропускает хука. Постояв для приличия пару секунд, он падает на асфальт, пацаны довольно гудят. В наших краях раньше лежачих не топтали и я, как нормальный мужик протягиваю поверженному сопернику свою руку. Нагибаюсь и получаю каблуком в харю. Кровища пополам со слизью, искры и слёзы из глаз.

Бойкот Гоше объявляли по всем правилам. Подослали первоклашку шибзика и тот, подёргав дылду за подол пиджака сказал ему следующее: - Тебе чмо старшаки велели передать, что с тобой чмо не будут разговаривать и водиться до конца четверти. Я гонец, меня бить нельзя.

И ведь сдержали пацаны слово, ни здрасьте, ни насрать с мерзавцем. Уже мы с Гошей у него на сеновале строили модель электростанции работающей от водоразборной колонки, уже бегали с ним в кино, на «Бобби», а мужицкая заединщина держала масть.