"Дай мне твой заааад!" - кричала жилистая акушерка. "Дай мне твой зааааад!" - кричала и тянула за две струны, очень похожие на леску, которой перетягивают ракетки для большого тенниса. Это были два конца кетгута, самого толстого, какой только может быть в медицинской промышленности. Они были привязаны к промежности 14-летнего существа женского пола, которое лежало на акушерской кушетке и со страшным воплем пятилось в противоположную сторону от группы молодых врачей, только что принявших у него роды. Кровоточащая, натянутая кетгутом слизистая не выдержала и лопнула с тихим хлюпающим звуком. Струны обвисли в руках акушерки, что привело её в бешенство. Она набрала полную грудь воздуха, прошипела с ненавистью, как проколотая шина велосипеда – «Вот же сссссука!!!» и крепким кулачком в резиновой перчатке нанесла сильный удар прямо в кровавое месиво, где три часа назад можно было отчётливо видеть выбритые наспех больничным туповатым станком большие и малые половые губы, клитор, влагалище и тёмный пятачок ануса. Раздался хлопок, очень похожий на звук, который издаёт мокрая тряпка, если бросить её на пол. Я успел отскочить, а Боря, мой друг и гордость нашей группы, замешкался. Кровь девушки алыми брызгами испачкала его строгое лицо, белоснежный халат и сверкающие очки. Молодая женщина на кушетке зашлась в беззвучном крике, хватая широко открытым ртом воздух операционной, закатила глаза и обмякла. У меня мелькнула мысль – «Всё, сейчас мы её потеряем…». Акушерка деловито ухватила жертву за лодыжки и расположила её тело на кушетке так, чтобы можно было продолжать зашивать разрывы. Она коротко бросила – «Шейте, очнётся - вколите ей новокаин» и ушла в другую операционную, принимать очередные роды. Боря протянул мне самую острую иглу из комплекта, заряженную леской для теннисных ракеток, снял очки, хлопнул несколько раз большими ресницами близоруких глаз и сказал –
- Миша, я сделаю перерыв, мне нужно привести себя в порядок, ты справишься?
- Да, Борь, только позови Лизу, пусть мне поможет…
- Хорошо, позову, если она очухалась – Боря поморщился, нацепил на нос очки и быстро вышел.

Впрочем, он заменил меня минут через 10 – мои нервы тоже были на пределе, и я чувствовал, что вот-вот поплыву – потеряю сознание. Чего мы там нашили, разобрать было трудно. Первый раз в жизни я столкнулся с такой безнадёгой – нежную слизистую влагалища и прямой кишки пришлось шить толстенным кетгутом №10 и самой острой иглой, которая была настолько тупая, что для прокола слизистой требовалось прижимать её пинцетом навстречу острию и делать прокол между браншами. Иначе не прокалывалось. А разрывы были большие – от мочеиспускательного канала до копчика, плюс поперечные разрезы от бедра до бедра.

Девочка Таня, залетев в 13 лет по пьяни от одноклассника после школьной дискотеки, первый раз оказалась у врача за день до родов. У неё успели взять кровь на анализ, мазок и сделать ультразвуковое исследование плода. Анализы показали наличие хламидиоза, трихомоноза и хронической гонореи, УЗИ показало наличие крупного плода. Всё это усугублялось её хрупким телосложением, узкими родовыми путями и принципами родильного отделения районной больницы – «Баба должна рожать сама. Никакой предродовой подготовки. Никакой родовой стимуляции. Никакого наркоза – максимум местная анестезия новокаином».

Ребёнок вклинился своей крупной головкой в её узкие родовые пути. Разрезы не помогли. Девчонка быстро устала и перестала тужиться, схватки стали слабеть. Акушерки пытались выдавить плод наружу, нажимая на живот роженицы и помогая матке, но это тоже не помогло. Ребёнок стал погибать. Его головка так плотно вклинилась, что для щипцов пришлось увеличивать разрезы. Вот с этого момента мы, молодые практиканты, стали падать. К шестому курсу мы столько повидали разного в медицине, что, казалось бы, ничто не может свалить нас с ног. Я ошибался. Первая свалилась Лиза. Я поплыл, когда мне показалось, что щипами акушерка оторвёт ребёнку голову. Боря не выдержал, когда поднялся вопрос о возможном расчленении плода с целью сохранения жизни матери и зав.отделением примерилась с большими ножницами к застрявшему в родовых путях плечику. Девчонка была в шоковом состоянии, и новокаин ей не помогал. Она страшно кричала. Она кричала, что ненавидит ребёнка, она умоляла его убить, она кричала, что не хочет умирать. Я думал, что она умрёт и ребёнок умрёт. Они выжили. Через двое суток я навещал её в палате. Таня сидела на кровати, широко разведя в разные стороны ноги и кормила огромного младенца грудью счастливо улыбаясь. В промежности у неё находилось что-то похожее на большого ежа цвета тёмного бриллиантового-зелёного, ощетинившегося иглами из кетгута швов. Было лето 1991 года. Врачебная практика после пятого курса.