Валенки.

За околицей они остановились, Иван посмотрел исподлобья на жену и пробурчал:
" Стало быть, иду, а тебе говорю дождися стало быть меня, коли любишь.".
Жена сквозь слёзы отвечала ему: "не затем тебя жду я, что любовь, а затем, что привезёшь ты мне новые валенки"

В городе было людно и шумно, Ивана непрерывно толкали и вертели прохожие несущиеся неизвестно куда. Несколько раз Иван пробовал было завести разговор с подходящим с виду человеком, но был послан нахер и обиженно бурчал себе под нос : "не для того, чтобы поговорить я тебе здравствуй говорю, а для того, чтобы поздороваться стало быть...".

А водоворот людской покрутил, повертел Ивана да и прибил к небольшому балагану, в яркие цвета выкрашенному. Вокруг балагана народ толпится, глазеет на хозяина и на бабищу его. Хозяин-немец на тонких ногах по-журавлиному вышагивает и тонко кричит: "этот забаффа весма распространён ф цифилисофанный мир, притуман француз-зами, а теперь я хер Штолц прифёс её к фам и предостафляю фсего са пьят-ть копеек-к" Но народ мнётся, шутка ли 5 копеек, непонятно за что. Видя такую нерешительность герр Штольц с выражением отчаяния на лице схватил за рукав близко к себе стоящего мужика: "прошу херр мушик, для перфого посетителя песплатно." Озадаченный Иван только и успел спросить: "не скоромно ли батюшка басурман?", как под протестующие крики немца и радостные возгласы немцевой бабищи был увлечён внутрь балагана. Собравшиеся вокруг занавешеных дверей с вывеской над ними (красными большими буквами "Cunnilingus. Приобщись!!!") успели услышать лишь фразу: "не потому иду, что даром, а потому что нескоромно".

Не прошло и получаса, как занавеска на двери балагана распахнулась и перед честным народом предстал Иван с багровым лицом и слипшимися в сосульки усами, за его плечом полной луной светилась довольная харя бабищи. На вопросы любопытствующих Иван ежеминутно сплёвывая загадочно отвечал: "не потому я плююсь, что не понравилось, а потому я плююсь , что рыбы не люблю". Народ заслышав эти слова потянулся к дверям, отдавая заветные пятачки немцу, Иван не подозревая беды с интересом остался наблюдать за происходящим приговаривая про себя : " не потому смотрю, что злорадствую, а потому смотрю, что они за это деньги платють". Выходившие из балагана сначала тоже краснели, но потом молча присоединялись к Ивану.

Скандал начался как всегда с истошного крика: "да штож ето делается православные, немец нас, за наши кровные, пиздою решил накормить!". Взбушевалось народное море. И отведавшие басурманской забавы, и не успевшие вкусить её, все приняли участие в избиении немца, балаган разметали в считанные секунды. Под обломками стонала немцева бабища, которой последний посетитель (бормоча под нос "не потому, что желание имею, а потому, что деньги вперёд плочены") успел-таки под шумок задуть во все полагающиеся по русским обычаям полости тела. Досталось и Ивану.

Два часа спустя Иван в порванной рубахе и с разбитыми в оладьи губами сидел в кабаке и слушал рассказ пьяненького мужичка про то, что " энти немцы уже во многих городах промышляют... Возьмут в какой-никакой деревне бабу подходящую и ездят с ней по ярманкам. Пятачок себе, пятачок ей... И так пока бабу не убьют или его. Правда бают, что и оба живыми расстаются, когда пятачков поболе соберут..." Иван кивал головой и угощал мужичка хлебным вином.

Высоко в небе светилась полная луна, когда оборванный, исхудавший Иван подошёл к родной избе. Событие на ярмарке столь сильно потрясло его, что около месяца он посвятил бурному запою, работы конечно никакой не нашёл и возвращался домой имея из гостинцев лишь покрытого каким-то мусором петушка на палочке. Сапог на Иване не наблюдалось, поэтому мягкая поступь его не потревожила сон жены. Он оглядел хозяйским глазом горницу и вдруг замер словно оглушённый невидимой кувалдой... В лунном свете он увидел спящую на лавке жену под глазом которой красовался огромный синяк, стоявшие под лавкой новые валенки, а на близ стоящем табурете - полуразвязанный узелок из которого как бы стекал медный ручеёк из монет достоинством по 5 копеек. Блестящая слеза скатилась по заросшей щеке Ивана. "не потому обидно, что не дождалася, а потому обидно, что я тебе, змее, валенки хотел купить",-сказал Иван и пошёл в сарай за топором.