Маша с Васей как две половинки одного кирпича. У Васи и вправду морда кирпича просит, а у нее кровь с молоком. У Васи грудь колесом, у Маши фигура по циркулю, точно в 48 размер второй рост, пятая полнота.
Кота они тоже Васькой звали. Зверь лютый, ни одной кошке в округе прохода не давал. Вася старший такой же. Грузчик в морском порту Нагаево. Работал на разгрузке спиртного. У них уловка известная: бутылки из ящиков достанут и разбивают над ведром. Осколки аккуратно в те же ящики складывают, будто так и было, имелась неосторожность в пределах дозволенной нормы. Ведро коньяка набьют и вперед. Пир горой. Но он, Василий, не алкаш. Орел по женской части. Женское общежитие через дорогу от его дома. Это его гарем.

Кот каждую неделю приносит боевые раны. Ухо порвано на полоски, глаз заплыл, как у боксера, хвост измочален. У старшего нет конкурентов. Правда, поклонницы иной раз меж собой потасовку устраивают, так и ему рикошетом достается. И от Маши тоже рикошетом, когда кота журит:
–    Погоди, стервец, кастрирую тебя, – ласково грозит Маша мохнатому гангстеру, подкладывая свежего минтайчика. Мужу грозить не решается. А то как на Марчеканской сопке: слово скажешь, а тебя обвал похоронит.

Жили они, не тужили, как раз стали из-за кордона моряки новинки привозить: вначале контрабандно, а потом и в открытую пуховики на рыбьем меху, порошки для стирки в холодной воде. Докатился до Магадана и кошачий контрасекс. Маша закупила несколько упаковок, принялась коту темперамент исправлять. Через несколько дней стал ручной и вальяжный, как их директор. Кошачьих невест забросил, домовничает. Лежит полеживает, на солнышке жмурится. Или спит. Храпеть научился, как Вася-старший.
Как-то что-то приболел Орел. Вместо ведра коньяку полтора набили. Вот и призадумался.
– Дай, – говорит Маше, – таблетку от головной боли.
– Все тебе подай-поднеси, а сам? Как жареный петушок клюнул, живо к жене привалил.
– Ну, заладила, – поморщился Орел, – сам возьму. Это не мешки кидать.
– Ты такой бугаина, две прими.
А он не жадный, всю упаковку разом жахнул, лег на диван, заснул богатырским сном. Что собственно бедной женщине надо? Уж не до ласки. Одно его присутствие важно. Обидно однако: почему его пои-корми, а все жизненные соки на сторону уходят? Подумала сгоряча, и, как женщина честная, тут же себя поправила. Уж этого счастья у нее как грязи. По горло. Лучшее достается. Посидела, подумала, еще посидела и стала Орла потихоньку, незаметно для себя, будить. А сама наряды тем временем примеряет.
– Безобразие, что ни надену, все полнит. Даже костюм Евы.
Растолкала Орла, придвинулась всеми прелестями, а он, как баран на новые ворота, уставился и сопит.
– Вася, я тебя не узнаю.
– Я сам себя не узнаю. Что-то я сегодня не в форме. Актированный день. Давай перенесем… И уснул.
Но ни завтра, ни послезавтра ситуация не изменилась. Будто подменили Васю. Был диким, стал мужиком домашним. Вместе с котом вечера проводит на диване, все больше они становятся похожи друг на друга, жирком покрываются, лоснятся.

Мыши появились. Откуда только в панельном доме, да еще на третьем этаже? Жизнь научит селедку чистить. Раньше газеты то и дело писали о сохранности хлеба. Укоряли детей, которые булки вместо мяча пинали. Передовые дворники устанавливали ведра на лестничных площадках для черствяка. Теперь этого нет, новая экономическая ситуация. Самим бы хлебушка хватило. Вот и придвинулись грызуны поближе к человеку. А кот на них и не смотрит, лентяй.

Маша, поначалу радовавшаяся, что получилось кота от улицы отвадить, скоро приуныла. Вдвойне запечалилась, затосковала, что и мужа вывела из строя. Превратила в инвалида. Не пьет, благо, теперь коньяк пароходами не везут, по общежитию не шастает, но и родную жену не трогает. Вот что значит вместо таблеток от головной боли кошачьи таблетки хватануть, лошадиную дозу.
Были мы две половинки, – думала она с горечью. Муженек вышел из строя, надо его менять. Но это только так говорится. Ни на кого своего Васичку не сменяет. Жалеет, любит, виноватой себя чувствует, как та кошка, которая чует, чье мясо съела. Да где теперь мужика найдешь? Новые русские бизнесом занимаются, им не до женска полу, остальные в стрессе. Постельные сцены в основном по видаку смотрят.

Тем временем по городу сокращение штатов прокатилось, и Вася, и Маша безработными оказались. Как тут быть? Семью кормить надо. Сын, дочь. Старший, Петя, в армии, ему посылки слать, а девочки-близняшки тоже затрат требуют, да еще каких!
Люди надоумили. Купите, – говорят, – дом в Нагаево, частный. Хозяйство заведите: свинушку, кур. Будет как дача посреди города. Да с баней! Идея хорошая, а где денег взять? Не очень-то разбежишься. Правда, дома те нагаевские, откровенно говоря, по цене собачьей будки идут. Разъезжается народ: кто на материк, кто в каменные дома переходит. Очередники есть, инвалиды там, вдовы, в частные дома не хотят идти, как ни предлагает мэрия, ждут благоустроенные, вот и упали цены на дома самостройные.

Были у Маши кое-какие колечки с камушками на черный день. Изумруды, агаты. Продала новым русским, выкрутились. Родилась их семейная ферма. Яйца куры несут – сразу облегчение. Кроликов завели. Для них корм можно бесплатно наготовить, на сопках ветки рвать. Естественно, хряка откармливают. Теплица от старых хозяев досталась. Втянулись постепенно. Маша уж представить не может, как это вставать, идти в контору к надоевшим рожам, два раза на дню гонять чаи, вести пустые разговоры, перемывая друг другу косточки и получать ни за что гарантированные небольшие деньги.
Звери – они честнее людей. Хотят есть – просят, а поедят – ласкаются. Жалко тоже, когда последняя фаза настает, когда надо превратить их в мясо.
–    Нет проблем, Маша, – говорит Вася. – Сразу видно, не нашинских ты корней барышня. У крестьянина все это уживается в душе, одной рукой ласкаем, другой голову рубим. А кто нервный, соседа зовет. Я вот Борьку, – кивнул на хряка, – порешить не смогу. Он как сын. Свиньи – они умные, как люди. И болезни одни. И печень, и сердце схожее. От человека можно пересадить. Я в свое время читал, знаю. Это теперь не до чтения.

Маша тоже слыхала, что современная медицина шагнула так, что человеку поросячью печень пересадили. То ли в Японии, то ли в Австралии. И через это дело запала ей мысль, как свою ошибку исправить, мужа на ноги, на крыло поднять. Тут как раз рекламная компания началась, уши прожужжали пищевыми добавками – для кур, для коров, свиней. Между прочим, того телевизионного поросяку, который на добавках, как на дрожжах вымахал, тоже Борькой звали. Купила она это средство, стала хряку давать. Потом коту дала лизнуть. В сметану натолкала. Никакого эффекта.

Что ж, не судьба. Поплакала тихонько. И вдруг кота из дому как ветром сдуло. Через неделю подваливает – ободранный, синяк под глазом, второе ухо окровавленное. Орет, есть просит, аж трясется от нетерпения. На руки его подхватила, давай полового гангстера тискать, обнимать-целовать, бедный не знает, как вырваться. А когти применить не решается.
В тот же день Маша подмешала Борькину добавку в борщ и скормила мужу. Он ее поднял рано, в пять утра:
– Ты что, понимаешь, спать сюда пришла, что ли? Я тебе, не муж что ли? Ну-ка, ближе придвигайся!
– Муж, – прошептала Маша и залилась счастливыми слезами.
Уж он ей задал камасутры! Только стекла звенели да тарелки в серванте. Вернул Орел свой статус. Снова его взяли в престижную бригаду, в частное транспортное агентство. «Погрузо-разгрузочные работы, доставка с охраной и интимные услуги». Когда возвращается с работы, общежитие лихорадит. Надеваются лучшие наряды. Чуть не до драки доходит: мол, ты тут не стояла! Ах, не стояла, зато лежала! Имя Васи разносит эхо по ближайшим сопкам.
Маша не в претензии. Ей достается лучшая часть неуемного биополя мужа. Правда, он чуть ее не поколотил, когда услышал произнесенное во сне: «Борька ты, Борька!».

А хряк погиб от случайной пули во время бандитской разборки. Мир его праху.