Все что  я сейчас расскажу - правда. От начала до конца. Мне пиздить не с руки. Иначе сойду за идиота, даже если я самый конченый ублюдок и дегенерат. И никакой dellirium tremens. Нахуй. Все реально и без наебалова. До сих пор я думаю, почему на следующий день после того вечера я не обратился к археологам. Надо было раскопки произвести и все такое. Ну да хуй с ними с археологами. Проехали. А все начиналось просто и без пафоса...

Был у меня товарищь по кличке Хохол. Он приехал откуда то из под Николаева. Мы пиздячили на заводе холодильников. Я водил 4-х тонный погрузчик, а он ебашил на конвейере. На этом ебучем конвейере трудилась славная молодежь. А сколько баб после трудовой смены нам приходилось катать на ночной пляж в уютные местечки. Пролетарий - самое главное звено в любом обществе. Остальные так, блядь, прослойка. Но нуивонахуй.

Как то после первой смены, получив что то типа аванса, мы с Хохлом решили пить культурно. Культурно это значит, без блевотины, ментов и сквернословия. Мы купили "Старку", костромской сыр, оливки и еще какую то хуйню за 117 рублей 60 копеек. Мы не отправились в общагу, где пламенно проживал сам Хохол, потому что вместо культурного отдыха мы бы получили там тяжелое похмелье, забавную драку или банальный триппер. Только лоно природы могло обеспечить нам чистое самосознание и куртуазный оттяг. И мы пошли с трапезой и напитками в березовую рощу на берег реки, где когда то Петр 1-й спускал корабли на Азов. Там квакали высокоинтеллектуальные жабы и шумел камыш. Деревья гнулись, что бы разглядеть чего же это у нас там. А там был мир в ладонях и небо в жемчугах. "Старка" лилась изящной струйкой в граненый сосуд и будила воображение. Мы глотали нектар и жевали оливки. Хуйня за 117 рублей 60 копеек так и осталась нетронутой.

  Мы вели заоблачные беседы про принцессу Диану, перерождение блядства и трудовую дисциплинну. В последней теме мы подробно обсуждали поведение мастера второй линии Ролдугина, который в пьяном виде заснул в холодильнике и минуя необходимые операции попал в ОТК. Там холодильник с ним протестировали и как рабочее изделие отправили на упаковку. И только когда грузили свежую партию в Узбекистан Ролдугин проснулся. Хорошо ли это? Хуевознает. Был бы он сейчас мастером по сборке каких нибудь "Daewoo". Хохол считал, что мастер нарушил как минимум пять правил трудовой дисциплины. Я доказывал, что одно - проснулся не вовремя. Вторая бутылка "Старки" заставила нас прислушаться к голосу природы. В ветвях тоскливой ивы пел соловей, а на протвоположном берегу кого то торжественно ебали. Белокурая головка счастливой девы мелькала в кустах подобно путеводному маяку.

  И вот закончилось то что и должно было закончится. Настал момент когда культурный отдых стал понемногу заебывать. Поэтому мы с Хохлом решили идти в общагу. Постоянство не совсем плохой признак. Менять формации это одно, а разнообразить свободное время это совсем другое.

  Мы шли старой монастырской дорогой, через исторические места, святой источник, Успенскую церковь в направлении Мудиловки. Это вселяло в нас как минимум пошлые мысли о краеведении.  Мы спорили о заваленном подземном ходе, таинственных пустотах в районе Ниженки и потусторонних выходцах. Тем не менее стало потихоньку темнеть. Мы проходили мимо водозабора, когда Хохол крайне резко высказал свое непреодолимое желание поссать. Конечно он мог просто стать посредь дороги и повинуясь древнему инстинкту опустошить мочевой пузырь. Нет же. Он бля,  с воплем дикого воина подпрыгнул на месте как глупая скотина и сиганул в кусты словно раненый кабан. Дешевый фокус. Конечно, если тебе приспичило по "большому" валяй, прыгай, но из-за "малой". Просто неприлично.

  Я закурил и стал ждать. Вечерний соловей продолжал свою лирику, металлургический комбинат "парил" небо выхлопными газами. Я задумался о вечном и очнулся от того, что меня укусил комар. Эта мелкая тварь не имеет политического самосознания и потому паразитирует на обществе. Мне как обществу это нихуя не понравилось. Не понравилось мне и то, что Хохол уж очень долго ходит по "нужде".
  - Эй, блядь, Хохол, ты скоро там? - нетерпеливо позвал я, осозновая неотвратимое нашествие ебучих комаров.
  ТИШИНА. Вы понимаете, это была не просто тишина, со всякими там шорохами и отдаленными вздохами. Это была ТИШИНА МЕРТВАЯ. Я это понял сразу и меня прошиб ледяной пот. Соловей уже не пел, листья кленов не трепетали на ветру. Да и ветра никокого не было. Мир остановился рядом со мной и тоже закурил.
- Ау, сцуко, что за шутки, Хохол хорош ссать, пошли в общагу! - крикнул я и слова, будто отразившись от крышки гроба вернулись в подсознание панической  тревогой.
  Вы когда нибудь оставались одни? Конкретно, абсолютно, ну типа как в лифте иль там на лестнице с зонтиком. Это старшно. Это ох как страшно. Я был вне времени, вне пространства. Я был нигде. Конечно, передо мной все так же белела старая известковая стена, разьебанная дорога и могильная плита какого то попа со стершейся надписью. Густые кусты, где пропал Хохол, были черны как уголь и от туда несло тленом. Они были похожи на когтистые, венозные руки престарелой гражданки. И эти руки тянулись ко мне. Я пытался сдвинуться с места, но не мог. А густая ТИШИНА  сжимала воздух как компрессор. Сосуды моего головного мозга едва не лопались. Это был пиздец. Неотвратимый и ужастный.
- Хохол, пидарас, нада съебывать - последний раз попытался я вырваться из ТИШИНЫ.
- Гражданин, который сейчас месяц? - услышал я хриплый, усталый голос.
  ТИШИНА слегка отступила. Я вздрогнул и как бы проснулся. Передо мной стоял невысокий мужичок в помятой кепке и серой ветровке. Его обувь была измазана глиной, а глаза выражали страдание и еще какую то муть неподвластную описанию. Его посиневшие кисти рук были крепко сжаты как перед прыжком с моста в целях самоубийства.
- Июнь - односложно ответил я, понимая что то.
- Спасибо вам, извините, но там ваш товарищь, а карета уже выехала, я пойду, неужели три месяца, я пойду, спасибо, спасибо, Саше необходима помощь, зовите его....
  Мужик в мятой кепке почти побежал по дороге и исчез волшебно, как и появился. Я опять ощутил вязкую ТИШИНУ и противясь ей сделал шаг к кустам в которых пропал Хохол. И тут до меня дошли слова неизвестного гражданина. "Саше необходима помощь". Саша - это же Хохол. Он в беде. Что за хуйня? Он говорил "зовите его..." И тут мне стало все похуй. Я начал орать как на митинге.
- Хохол, блядь, иди сюда, иди на мой голос, я здесь, Хохол, Хохол !!!
  Голос мой креп, ТИШИНА отступала, кусты позеленели. И вдруг на дорогу с треском вывалился взьерошеный, бледный Хохол. Его кроссовки были все в той же жирной глине. Он схватил меня за локоть и поволок по дороге, прочь от этого места. Он пытался что то сказать, но вместо слов его глотка воспроизводила ортодоксальные звуки доменного производства.

.............................................................

  Сидя в общежитской комнате, на шатающихся табуретках мы пили самогон. Руки Хохла все еще дрожали когда он вливал в себя эликсир забвения. Но он уже мог говорить и его рассказ меня не веселил.
  - Я, значит, захожу в кусты. Темно. Ну не совсем что бы. Поссал. Штаны на замок и обратно. А обратно не получается. Иду вперед в темноту, в пещеру какую то. Блядь, старинная кладка глина под ногами, и главное кричу тебе, а ответа нет. Я охуел сразу, че за поебень. Куда не пойдешь везде этот подземный ход и свет как будто откуда то издалека виднеется. Какие то боковые проходы, ящики, крысы. Страшно, бля. Я себе по еблу как дам! Видишь вспухло. И ни хуя лабиринт ебучий. Кричать начал. Только эхо и пиздец. Потом вдруг мужик какой то выскочил из проема. В шляпе. Испуганный. "Тише", говорит, "Буянка услышит, в поместье заберет". "Какая, бля, Буянка, че ты несешь, где мы?" спрашиваю. А он глаза страшные сделал и говорит - "барыня Буянка здесь на карете катается с солдатами. Ее в прошлом веке бабы - крестьянки удавили в поле. Она мужичков, что поздоровей приглашала в усадьбу и заебывала до смерти. Забавлялась, сука, так. А крестьянам убыток верный. С ней солдаты пьяные всегда таскались. Но таки не уберегли. Удавили барыню вожжами, и закопали незнамо где. Только после этого еще хуже стало. Начала эта Буянка по ночам на черной карете разьезжать и кого поймает у того всю душу и высосет до капельки. Беда да и только. Но потом все же нашли место, откуда она появляется. Этот подземный ход как раз то место. Завалили крестьяне этот ход нахуй и безобразия прекратились. А я вот,  местный краевед, нашел этот грот. Сунулся сюда и потерялся. Видно не все можно науками объяснить. С весны тут прячусь. Крыс жру. А карета это черная то там появиться, то тут. Бегаю как заяц. А она, Буянка эта, чувствует что кто то живой есть тут. И ищет. Вон слышишь, сюда движется... "
  И мужик сьебался как в сказке. Просто исчез. Ебанарот! Как только до меня дошло все это - караул! И тут вижу - правда карета. С фонарями угольными. Кони черные - кожа да кости. На козлах возница - покойник. И сама барыня в фиолетовом бархате. Вместо лица мумия, блядь, какая то. Глаз нету и только зубы светятся. И едет прямо ко мне. Я чуть не усрался. Как вхуярил по глине с пробуксовкой. Все равно лашади быстрее. Догонит, думаю пиздец. Как я завтра в первую смену то выйду. И вдруг слышу твой голос. Как из под воды. Глухой такой, но реальный. Тут я уж такой спринт выдал, что мама родная. Твой голос все отчетливей. И наконец влетел в кусты, а из них на дорогу. Там ты стоял как вампир какой. Вот такая хуйня, Bespyatkin.

  Хохол влил в себя еще порцию местного виски. Я тоже. Мы молча посидели.
- Ты знаешь, а тот краевед тоже сьебался из лабиринта, - сказал я.
- А я у него даже имени не спросил, бля, - задумчиво пробормотал Хохол.
- Оно тебе надо?
- Да вообще то, нет.
- Пойдем лучше к Надьке, там пожрем и все такое, - отряхнул я от себя нахлынувшую тревогу.
- Пойдем к Надьке, - монотонно ответил Хохол и я понял что его не отпускает зловонное наваждение темной, сырой пещеры. Пройдет еще немало времени пока он свыкнеться с мыслью, что избежал тотального забвения и банальной смерти. Завтра на завод мы не пойдем это факт. А то мастер Ролдугин будет заебывать своим планом в 700 холодильников в смену. И вообще в пизду все эти холодильники.

P.S. Сейчас Хохол воюет где то в Югославии, если там конечно кто то воюет.