Как театр начинается с коньяка в буфете, так Ленинск начинается с аэродрома Чкаловский. Гражданский самолёт в полтора раза дороже. А на поезде ехать – себя не уважать. Жители Средней Азии, конечно, милые люди, но лучше с ними в одном вагоне не оказываться. Автобус привозит нас из Звёздного прямо на лётное поле, грузимся в 134ку и начинаем ждать погоды, которой никогда нету. Самое обидное, что при этом скрашивать ожидание нельзя. Военные свято чтят традиции. Пока колёса от взлётки не оторвались – не капли на борту. На земле – можно. Но в дождь и слякоть как-то не тянет устраивать пикник под крылом. В тёплое время года – другое дело. Однажды летом на территории Чкаловского был установлен мировой рекорд в преферансе. Саня Ч. кинул в морду прикупному двух тузов и сыграл десятерную, о как!


Через пару-тройку часов ожидания едем обратно. И так три дня. Коллеги, работающие в Звёздном, уже заебались нас встречать-провожать. Печень-то не восстанавливается. На четвёртый день одна мамзель выдаёт напутствие: "Ну, желаю вам хотя бы взлететь". Вся байконурская бригада встаёт на дыбы: "Ты, сука, думаешь, блядь, когда-нибудь, что говоришь?!". "Конечно, нет", - отвечает блондинистая Ирка. Вот что с такой прелестью делать? Что характерно, именно в этот день аэродром Крайний дал погоду, и мы наконец-то куда-то поехали.


    134ка представляет собой противоестественный гибрид учебного и представительского лайнера. В середине располагается салон для начальства. Два дивана, раскладной стол для совещаний. Летать там неудобно. В карты толком не поиграешь (далеко до стола тянуться), да и боком к движению сидеть неприятно. В заднем салоне остатки учебных мест. Повторители АРК, РСБН, РСДН и прочей авиационной поеботы. Здесь мы обычно и гнездимся. Карты, спирт, сало, здоровый сон. Особо нервные пытаются прослушивать экипаж по СПУ. А хули его слушать, если все летуны здесь, наблюдают за преферансом. Рулит автопилот. Его зовут Адольф Гитлер, так как он сволочь и его иногда клинит. В этом случае правачок сайгаком скачет в кабину, вправлять Гитлеру мозги. Гальюн в лайнере замурован, в хвосте стоит парашное ведро. Там же можно покурить. Иногда нас возят на 154ке. Это полностью представительский лайнер. Во втором салоне - купе, как в поезде, двери запираются. Пассажиры противоположного пола, бывает, предаются там блуду, дабы подавить приступы аэрофобии.


    Автобус привозит бригаду с аэродрома на площадку №17. Это гостиница, где космонавты живут перед полётом. Территория большая, поливной парк, фруктовый сад, теннисный корт и площадка для других игр с мячом (в убитом состоянии), бассейн. В саду спряталась маленькое здание. Там обитает начальник площадки полковник В. и все его 14 солдат. Пока полувзводами командуют полковники – Красная армия непобедима, бля буду. Гостиница содержит в себе всё необходимое для труда и отдыха. Лётная столовая, бильярдная на два стола, пинг-понг, сауна, солярий на крыше. Весь спортзал занимает огудина, которую мы сделали и постоянно переделываем. На этой хрени космонавты учатся вождению транспортного корабля вручную. Возня вокруг железяки обеспечивает нас зарплатой уже много лет.


    В бассейне при коммунистах можно было купаться. Теперь его наливают только тогда, когда приезжают космонавты. При этом периметр площадки занимает рота охраны, иначе в бассейне заведутся казахи. После отлёта космонавтов бассейн выливают обратно, а рота без боя оставляет позиции. Без купалки казахи интерес к гостинице теряют. Их мечту о купании, кстати,  понять можно. По городу течёт Сырдарья (или Амударья? вечно их путаю). Жидкость в реке коричневая и наводит на гипотезу о фекальном происхождении этого мутного потока. По приближению к реке, гипотеза подтверждается органолептически. Одна наша дама по телефону рассказывала мужу об этой водной артерии. На вопрос: "Не купалась ли?", дама ответила, что нет, так как туда писиют и какают верблюды, овцы и казахи. "Зря", - ответил супруг, - "может, волосы б на ногах слезли". И ведь слезли бы! Дамы вообще любили поболтать с большой землёй. Однажды одна мамзель перепутала комнаты и схватилась за ЗАССовский аппарат. Изругав собеседника тупым ебланом за то, что он не хочет набрать 22-61-39 в Ростове, она гордо пошла ужинать. Через два часа приехал СМЕРШ с намерением всех нахуй расстрелять через одного. Пришлось его поить коньяком и включать сауну. СМЕРШ, правда, потом дал пару раз стрельнуть из стечкина и спел "Облака, белогривые лошадки", "Виновата ли я" и гимн США (без слов).


    Спецслужбы частенько мешали нам работать. Как-то в августе на крыше бильярдной образовалась Байконур-пати с напитками, дамами и магнитофоном Ростов-101. Максимум криминального – это пара пузырей от шампанского, случайно улетевших вниз и звонко разбившихся о бетон. Тем не менее, наутро в гостинице появился контрразведчик, вооружённый доносом от французских коллег, проживающих в соседнем заведении через дорогу. В пасквиле содержались косноязычные жалобы на зловещие анти-галльские выкрики и невозможность спокойно предаваться ихним ночным французским гнусностям. Быстро выявив зачинщика, жандарм утащил Серёгу на допрос. Пытался дело сшить, но не тут-то было. Серёга включил тупого на манер солдата Швейка и отделался выговором. Кроме того, гэбисты постоянно навещали сауну, где, напившись пьяными, стреляли по стенам и крушили ногами входную дверь. У меня сложилось впечатление, что все они – чьи-то шпионы. Доминиканской Республики, например.


    Наш коллектив тоже любил посещать сауну, о чём наутро красноречиво свидетельствовали отпечатки голых жоп в сугробах перед крыльцом. Серёга периодически с археологическими предосторожностями изымал слепки и составлял их рядком у стены, устраивая конкурс "Угадайте, чья где". Жопы не имели ни индивидуальных, ни даже половых признаков. Это лишний раз подтверждало мысль о том, что мальчик, девочка – какая, в жопу разница? Однажды после сауны вся бригада попёрлась гулять по парку. Стояла тихая морозная погода. Многодневный буран закончился накануне, наполнив снегом бассейн почти доверху. Вовочка, увидев полный резервуар, скинул шапку и с криком "Эх, ебать меня некому!" рыбкой сиганул с тумбочки. Оказалось, что зимнее плаванье отличается от летнего. Вовочка сумел вывернуться головой вверх и погрёб к берегу. А вот хуй. Пьяный купальщик ни на сантиметр не продвинулся и зафиксировался в трёх метрах от бортика, оскверняя белоснежную гладь прыщеподобной головой. Смех – смехом, а спасать утопленника надо. Шарфы связать? Я свой не дал. И никто не дал. Пока мужики бегали за верёвкой, я обнаружил, что башка ныряльщика представляет собой отличную мишень, и немного покидал в неё снежками. Жаль, снег не лепился. Верёвки не нашли, приволокли кабель на 80 жил. На морозе, да под грузом стокилограммовой туши, кабелю пришёл пиздец. Спасённому пришлось мастерить его заново.


    А ещё было прикольно было наблюдать казахофикацию города. После того, как обедневшее российское офицерство пустилось на съёбки, в Ленинске освободилось множество квартир. Природа не терпит пустоты, поэтому окрестные крестьяне потянулись в пустеющие пятиэтажки. Некоторые, наиболее отсталые, ставили юрты во дворе, где и жили по обычаям предков. Квартиры использовались лишь в качестве сортиров, что благоприятно влияло на санитарию и гигиену поселения. Другие, продвинутые, юрты продавали и заселялись в дома. Там они отдирали линолеум и устраивали посередь комнаты очаг, где готовили блюда национальной кухни. Заражённый поселенцами дом можно было узнать по закопчённым окнам и дымовым трубам из форточек.


    В город мы особо не ходили, ибо нехуй. Развлечений никаких, в магазинах пусто. Приятным исключением был книжный, где я купил несколько Рэксов Стаутов по рублю за том и виниловый диск с подборкой песен о Ленинске за рупь девяносто. Это, бля, был шедевр! До сих пор жалею, что не перегнал его на современный носитель. Завывания местных бардов неизменно выдавливали скупую мужскую слезу. Особенно один хит запомнился. Что-то там: "Лениииинск! Не забуду бла-бла-бла… тваю зеееелень! Бла-бла-бла". Благозвучное выражение "…твою зелень" (каковой зелени в Ленинске, прямо скажем, недохуя) заменило нам на долгие годы плебейское "…твою мать".


    Таким макаром я провёл в этом оазисе, в общей сложности, недель тридцать. Жалею только, что не смог установить товарно-денежные отношения с местными наркобаронами. А то б гораздо веселее было бы трудиться на благо советской космонавтики.


Мочканём!                                                                                      05.02.2007.