- Учитель! Учитель! Я нашел! - Иоганн ворвался в лабораторию запыхавшийся, торжествующе потрясая рукой.
    Парацельс досадливо поморщился. От неожиданности он только что пролил тинктуру на пол, и по дубовым доскам зароились с шипением пузыри.
- Иоганн, я тебе стократ повторял - не шуми в лаборатории, - отчитал Иоганна Парацельс, отряхивая с фартука капли едко испарявшейся жидкости. Юноша смутился, и стал как вкопанный, приобретя виноватый вид.
- Ну да ладно, это пустяк, мой юный друг, - смягчился алхимик, - Чрезмерная энергичность свойственна пытливым юнцам, ищущим знаний. Так что ты нашел?
- Лошадь в полцены, учитель, отличная базельская кобылка! Контора стряпчих сгорела дотла, и балка от конюшни перебила лошади ногу, и теперь она охромела! Хозяин отдает ее подешевке! Она с трудом волочит ноги! - затараторил сбивчиво Иоганн, обрадованный тем, что учитель более не сердился на него.
- Так-так...полцены, говоришь? Молода ли лошадь?
- Молода, учитель, вполне крепкая, если бы не хромота!
- Ну что ж...привяжешь ее под навесом во дворе, - Парацельс бросил кошель с монетами на стол, и вернулся к своему занятию.
    Вскоре Парацельс во дворе придирчиво осматривал тощую кобылку, жавшуюся к забору на привязи. Сначала заглянул в рот, раздвинув руками губы - лошадь дернулась и всхрапнула - затем полез под живот, и похлопал по бокам. За этими манипуляциями не дыша следил Иоганн, стараясь запоминать каждое движение своего наставника и кумира.
- Итак, мой юный друг, лошадка вполне подходит. Приступим к приготовлениям. Сначала тыква.
- Есть, учитель, я выращивал ее в своем огороде, специально ради этого случая! - Иоганн с гордостью показал мешок, растянутый изнутри круглым предметом.
- Молодец. Тебе надлежит проделать отверстие в кожуре, и вынуть немного мякоти. Мякоть можешь выбросить.
    Иоганн засопел, вырезая ланцетом кружок на толстой корке.
- Ну как, вырезал? - Парацельс, шаркая, двинулся обратно в дом. - Теперь повтори мне начало рецепта из Der Natura.
- "Для приготовления гомункулюса необходимо взять человеческую жидкость, и оставить ее гнить в запечатанной тыкве, потом.." - без запинки Иоганн принялся повторять давно заученный наизусть рецепт.
- Подожди пока с этим "потом", - произнес в дверях Парацельс. - Скажи мне, какая это должна быть жидкость?
- Но учитель, в книге не..
- Я знаю! Разве я учил тебя слепо следовать рецептам?  - вдруг вспылил Парацельс. - Разве я лечу сифилис ртутью по рецептам Ибн-Сины или Галена?
    У Иоганна задрожала губа от растерянности.
- Иоганн. Все, что тебе нужно - это знать основы! Ты должен сам понимать, что и как. Мыши не родятся в глиняном горшке, как смеет утверждать мерзкий шарлатан Ван-гельмонт! Понимаешь?
- Понимаю.
- Теперь подумай сам, самостоятельно, опираясь на ятрохимические основы, КАКАЯ из жидкостей человека способствует появлению другого человека? Может, человек родится от переливания крови? Или если справить на девицу нужду?
- Нннет, учитель, - неуверенно ответил Иоганн. - Я, кажется, понимаю, что вы имели в виду.
- Вот и добудь мне то, что я имел в виду, и запечатай это в тыкву! - Парацельс хлопнул дверью.

    Иоганн уставился на тыкву в своих руках. Из отверстия медленно вываливалась потревоженная лезвием мякоть. От одной мысли о том, что для подготовки к креации от него требовали добыть человеческое семя, ему, убежденному католику, становилось дурно. Где он найдет добровольца? Как он попросит у него семени? Да его на  костер потащат, стоит ему только заикнуться!
    Из узкого окошка лаборатории на него сердито взирал Парацельс. Юноша обратился к нему, не зная, куда деть себя от смущения:
- Учитель, все что я могу - это masturbatio. Но..это же грех! Тот иудейский пастушок наверняка был низвергнут в Геенну! Я не могу...
- А ради науки? Ради таинства сотворения новой жизни? Разве ты не понимаешь, что, тщась воссоздать человека, мы все равно совершаем грех, ибо присваиваем себе право Господа нашего сотворять жизнь? Ты подумал над этим? - рассерженно выкрикнул из окна Парацельс, и скрылся в полумраке лаборатории.
    Лошадь смотрела на Иоганна своими большими влажными глазами, и, казалось, во взгляде ее было сочувствие.

"...Потом помести ее в лошадиный желудок на 40 дней, пока в желудке не начнет жить, двигаться, и копошиться, а потом ежедневно, в течение сорока седьмиц питай лошадь человеческой кровью, и в постоянной равномерной теплоте лошадиного желудка произойдет настоящий ребенок, имеющий все члены, как детя, родившееся от женщины, но только весьма маленького роста" - твердил снова и снова Иоганн строки из алхимического фолианта, как молитву, и исступленно, фанатично дрочил.
- О, Пресвятая Исидора-Заступница! - исторгнул вопль Иоганн, и, не переставая конвульсивно двигаться, изверг струю спермы в теплое чрево надетой на фаллос тыквы.

    Прошло тридцать девять седьмиц.

- Ну как там наша роженица? - благодушно поинтересовался Парацельс у Иоганна, который измельчал в ступке сульфурум для химической реакции.
    Иоганн вытер пот со лба рукой, покрытой порезами, кое-как забинтованной. Выглядел он крайней утомленным.
- Я пою ее кровью каждый день, как и предписано. Овса даю три раза в день. В животе у нее бурлит, и наощупь там как будто черви, - и Иоганна неожиданно стошнило прямо в ступку с сульфуром. Парацельс недовольно покачал головой.
- Осталась последняя седьмица. Потерпи, мой юный друг. Пойди домой, я придумаю, где взять кровь.

    Последний день срока минул.

    Иоганн вошел в лабораторию Парацельса, сжимая в руках рукописную Der Natura. Он не видел учителя целую неделю.
    Воздух в лаборатории был пропитан миазмами смрада, невыносимого, застоявшегося запаха разлагающейся плоти.
- Учитель? Я возвращаю вам книгу, - неуверенно проговорил Иоганн, увидев сгорбившегося за столом старика.
    Парацельс обернулся к нему. Он постарел за эти семь дней на десяток лет: лицо его покрывали глубокие морщины, волосы совершенно поседели, а глаза подслеповато щурились, и слезились стариковской тоской.
- Учитель, что с вами? Как...как эксперимент? - с тревогой промолвил Иоганн, ожидая услышать самое страшное.
- Черви...Черви...Черви - забормотал безумно старик, которого некогда звали Парацельсом. - Только черви...Ночью...она начала хрипеть и биться на привязи..я выбежал...кругом черви...Что я сделал не так?! - взвыл вдруг Парацельс, и воздел руки к небу. - Неужели я, Филипп Ауреол Теофраст Бомбаст фон Гогенгейм, ошибся с ингредиентами?! - и он глухо зарыдал, забился, сжав лицо ссохшимися ладонями.
    Иоганн оглядел лабораторию. И увидел источник смрада. На полу, подле печи, на подстилке из хвороста, распластался труп лошади, с разверстой брюшиной. Даже отсюда было видно, как копошились на ней мириады млечно-белых личинок. От увиденно горло сдавило отвращением.
- Я...возвращаю вашу книгу..-старался превозмочь омерзение Иоганн. - Я берег ее как зеницу ока, как вы и наказывали..Она мне более не нужна..Я учусь в Университете...я буду географом, учитель.
    Парацельс беззвучно плакал, растирая слезы по лицу бессильными кулаками.

    Черепичные крыши Базеля окрасились багрянцем закатного солнца, и горожане запирали ставни на ночь. Ночи в городе неспокойны. Во тьме переулков мелькают тени, и грабители душат своих жертв удавками за медяк.

    На окраине, у самой городской стены, через дыру, прокопанную бродячими псами, в палисадник протиснулось приземистое, покрытое легким пушком, существо.      Подпрыгивая и размахивая тем, что можно было бы назвать руками, если бы не их совершенно звериный вид, странное создание пробралось к темнеющим в сумерках бугоркам тыкв, разбросанных по грядке.
    Заключив одну из них в объятия, существо свернулось рядом, издавая нечленораздельные бессмысленные звуки, среди которых, однако, можно было различить что-то вроде: "..Теофраст...Бомбаст..Теофраст...Бомбаст..."
    Через некоторое время существо счастливо захрапело.
    Видевший его мог бы поклясться, что оно дрочило во сне.